Страница 7 из 14
- А почему вы такие грязные? - мама недоверчиво подняла край расстегнувшейся Глашиной куртки.
- Я упала. Прямо в лужу, а Глеб помог.
- Не убилась, и слава Богу, - Анастасия Кирилловна подобрала скалку и уже по пути на кухню выкрикнула. – Гладя, ужин готов. Мой руки и марш за стол. Глеб, тебя это тоже касается.
- Я пойду, Гладя, - с улыбкой повторил за мамой домашнее прозвище Мельников и, наклонившись к однокласснице, большим пальцем стер грязный подтек с ее щеки. – И ничего не бойся. Я со всеми разберусь.
Дверь мягко хлопнула и прервала речь мамы, которая громко рассказывала о новом рецепте кляра для рыбы, которому ее научила аспирантка. «Представляете, обыкновенная газировка, а корочка получается такой хрустящей…»
- А ужин? – замызганный, пахнущий рыбой фартук на полноватой фигуре Анастасии Кирилловны сменился на праздничный, с петухами на оборках.
- Дома поужинает. Его там ждут, - рассматривая свое лицо в зеркале и отмечая кровоподтек на губе, зло ответила Глаша, но спохватившись, более мягко добавила: – А я с удовольствием поем. Газировка, говоришь?
Вместо соседа, с которым делила парту последние два года, Глаша обнаружила широко улыбающегося Глеба. Сафронов, беспомощно поблескивая линзами очков, недовольно сопел за его спиной.
- Чего замерла? Садись, - Мельников огромной ладонью по-хозяйски похлопал по сиденью. Глаша беспомощно оглянулась, но заметив любопытствующие взгляды, ерепениться не стала. Вытащив из портфеля линейку, фломастером прочертила длинную линию, разделившую парту на две равные части.
- Это мое, - она растопыренной ладонью обвела ареол своих владений. – Нарушишь хоть на сантиметр, пересяду на заднюю парту к Фокину.
Вадим, раздолбай каких на свете мало, обрадовавшись перспективе списывать у отличницы и хоть как-то дотянуть до конца школы, радостно закивал и, вытащив из заднего кармана брюк Сафронова носовой платок, показательно протер от пыли место рядом с собой.
- Это единственное условие? - уточнил Глеб, убирая с территории принципиальной соседки свой учебник, который каким-то образом туда эмигрировал. – Значит, от сих до сих не трогаю, - его длинные пальцы стукнули по указанным границам, - а ты не дергаешься и не выдвигаешь новых требований?
- Да.
- Уверенна?
Глаша отвернулась, чтобы не смотреть в глебовские наглые глаза.
- Так! Открыли учебники на параграфе двадцать два, - на пороге появился учитель. Класс дружно встал и шумно сел. – Сегодня начнем с новой темы, перекличка и опрос потом.
Глаша не слышала ни слова из объяснений физика, поскольку горячее даже через брюки бедро Глеба тесно прижималось к ее ноге. Открыв было рот, тут же его захлопнула – указательный палец одноклассника постучал по последней странице его тетради, где печатными буквами было выведено: «Мы договорились: я не нарушаю указанных тобой границ, ты не дергаешься». Глаза же четко указали на прочерченную линию, рядом с которой не было ни одного нарушителя.
«Все правильно, - выдохнула Глафира и отодвинулась на самый край парты. – Плохая из меня переговорщица. Нужно было мелом нарисовать круг, как в «Вие», чтобы обезопасить себя от этого черта».
Но длинные ноги черта достали ее и на краю.
В своем шкафчике Глаша нашла записку «Сука. Ты еще поплатишься». На Кислицину не подумала. София в этот день в школу не пришла.
***
Поправив помаду пальцем и улыбнувшись отражению, Глафира, еще год назад носившая фамилию Мельникова, подхватила сумку, положила туда заранее приготовленные туфли на шпильке и поспешила к лифту.
Впереди ждал долгий день: сначала заводская лаборатория, где Глаша работала без малого восемь месяцев, потом небольшая вечеринка по случаю ее дня рождения в соседнем кафе, которую оплачивал из личного фонда директор завода Скворцов. И вовсе не из-за того, что Глафира была какой-то особенной - она вообще сомневалась, что «недосягаемый, как звезда» (так босса охарактеризовала заведующая лабораторией) знает о ее существовании. Леонид Сергеевич, повинуясь современным тенденциям, сплачивал заводскую команду в единый организм, устраивая тимбилдинги по любому поводу. Правда, сам в затеях никогда не участвовал – заходил на минуту, вручал виновнику торжества конверт с деньгами и благополучно растворялся в ночи.
Глава 3. Три позора из жизни начинающего кобеля. Позор номер один
Леонид, потягивая вино, привычно смотрел слайд-шоу, где одна рыжая сменяла другую. Зеленоглазые коротковолосые девушки, более похожие на мальчишек, следовали за романтичными хохотушками, чьи кудри и оборки платьев трепал ветер, а те уступали место загадочным синеглазкам, подтянутым и спортивным, с собранными в высокий конский хвост волосами. Конопатые и нет, худенькие и в теле, с белозубой улыбкой и сексуальной щербинкой - ни одна из них не была похожа на ту, что так волнующе месяц назад шептала «шот-шот-лонг». И пусть Скворцов так и не разглядел в дымной полутьме клуба лицо нечаянной любовницы, был уверен, доведись ему встретиться с ней еще раз, сразу узнает. По запаху, по блеску волос, по гладкости кожи.
Леонид, вздохнув, щелкнул мышью, прекращая нескончаемое шоу, поправил галстук и надавил кнопку вызова офис-менеджера.
- Нелля, цветы принесли?
- Да, голландские розы, - из динамика послышался хруст оберточной бумаги. - Именинницу зовут Глафира Глазунова.
- Такие имена еще существуют?
Нелля сдержанно рассмеялась и отключилась.
Лифт, матово поблескивая металлом, неслышно тронулся и поехал вниз, а Леонид, не в силах перестать думать, вспоминал мягкость губ и аромат женщины. Ее поцелуи - сначала осторожные, изучающие, потом глубокие и дерзкие.
Леонид любил целоваться. И умел.
«Еще бы, такая школа».
***
Он был старше Тани на год. Скворцов впервые увидел ее на линейке в школе. Кружевной воротник, плиссированная короткая юбка и белые гольфы. Мышиного цвета волосы заплетены в две тощие косички. И огромные голубые глаза. Именно эти глаза и ямочки на щеках привлекли его внимание.
- Кто такая? – толкнул локтем всезнающего Ваньку, что увлеченно крутил кубик Рубика. Тот не сразу понял, поискал глазами, скривился.
- А, новенькая из шестого Б. Танька.
- До конца учебного года меньше месяца, чего это она к нам перевелась?
- Отец военный.
- Так она живет в генеральском доме?
- Угу. Там.
Из окон его комнаты были видны боковые балконы двух-подъездного дома, стоящего в их квартале особняком. Строили его быстро. Леонид помнил, как солдатики в выцветших от солнца панамах курили, прячась за штабелями тротуарной плитки, которая через месяц сделала унылый асфальт старых тротуаров еще более унылым. В красивом дворике, где те же самые стройбатовцы разбили клумбы, стала собираться вся местная «знать» - так бабушек и мамаш, увешанных вопящими детьми, называла Ленькина мама.