Сын Солнца

– Они довольны своим положением лишь потому, что вы их так запрограммировали ещё до их рождения.

– В этом и заключается суть порядка. Если каждый захочет быть канцлером, то кто же тогда будет работать на заводах? В отличие от вашей демократии, где каждый занят не своим делом, у нас все на своих местах. Врач занят медициной, инженер технологиями, а канцлер управлением страной. У нас самое справедливое общество! Каждый получает работу соответствующую его квалификации и способностям. Каждый задействован там, где может принести максимум пользы.

– И как вы это определяете?

– Мы не определяем, а делаем. Например, мы знаем, что через пять лет нам потребуется 200 шахтёров. Мы просто берём и выводим чуть более двухсот шахтёров, учитывая процент брака и повреждённых.

– То есть вы зомбируете клонов быть шахтёрами. У них даже нет выбора!

– Зато у вас был выбор и все знают к чему это привело. Полное вымирание вида и непригодность планеты для жизни. Правом выбора должны обладать только те, кто может предвидеть последствия своего выбора. Опасно предоставлять выбор не разумным существам. И даже иллюзия выбора, как это было в вашем обществе, не может обеспечить стабильность на длительное время. Мы учли ошибки людей.

– По сути четаки – это всего лишь биологические механизмы, созданные для конкретной работы.

– И брюти тоже.

Лука так спокойно говорил об этом, словно это в порядке вещей, что приводило меня в бешенство.

– Почему тебя это так беспокоит? Большинство людей в ваше время жили точно так же. Только они не были счастливы, поэтому эмоциональные вспышки приводили к неприемлемым последствиям. Власти прошлого пытались с этим бороться, придумывали всяческие способы поддержания эмоциональной стабильности в народных массах. Мы же просто искоренили эту проблему. Лучший способ решения проблемы – это не создавать её. Не делай поспешных выводов, у тебя будет возможность поближе познакомиться с устройством нашего общества.

– Допустим, – неохотно согласился я, – А что вы делаете с повреждёнными? И вообще что это значит повреждённые? Не все клоны поддаются зомбированию?

– У некоторых клонов наблюдаются отклонения. Если отклонения выявляются на стадии зародыша, то его просто уничтожают. Но бывает, что отклонения начинают проявляться уже у взрослой особи. Такие случаи очень редки, в последние годы нам удалось свести процент повреждённых практически к нулю. И всё же он есть, поиском и выявлением таких особей занимаются органы правопорядка.

– И что их тоже уничтожают?

– Продолжительность жизни повреждённых особей, как правило, гораздо короче, уничтожать их нет необходимости. Когда таковые выявляются, мы изолируем их от общества, изучаем, пытаемся исправить ошибки.

– А если отклонения выявляются у менахеля? Их тоже изолируют органы правопорядка?

– Органы правопорядка занимаются повреждёнными среди брюти и четаков. Менахели не в компетенции низших рас. Процент отклонений среди менахелей ничтожно мал, таких случаев практически не бывает. Но если даже случаются повреждения у взрослых менахелей, это обнаружить крайне сложно, так как они могут это весьма умело скрывать. Повреждённый не значит ущербный, внешне зачастую это никак не отражается. Если и случаются отклонения у взрослых клонов, то это умственные либо психические. Выявлением повреждённых менахелей мы занимаемся сами.

– Даже не буду спрашивать, что вы с ними делаете.

– Ничего особенного, – едва заметно улыбнулся Лука.

Мы допили чай и молча смотрели в окно. Я пытался разглядеть другие города, но видел лишь их слабые огоньки вдалеке.

– Уже поздно, а у нас остались ещё кое-какие дела, – выдохнув, отвлёкся от ночного вида канцлер.

Лука не спеша приподнялся со своего места и направился к выходу, я поспешил последовать за ним.

– А платить за ужин канцлеру не надо? – прошептал я ему под ухо, догоняя сзади.

– Платить? – Лука, видимо, не сразу понял о чём я, – Ах, ты про денежный расчёт! – дошло до него, – У нас не используются деньги. Нам они не нужны, нам нужны ресурсы.

– Ресурсы… – повторил я за ним, не совсем понимая, что он имеет в виду.

Но канцлер не стал дальше объяснять, наверно, посчитав, что дал исчерпывающий ответ, а я не стал дальше допытываться. После ресторана мы спустились на лифте. Теперь я точно знал, что мы спускаемся, ведь выше было уже некуда. Но мне никак не удавалось определить количество этажей. На сколько этажей мы поднимаемся, опускаемся, даже само движение лифта было не ощутимым.

– Это будет твоей комнатой на какое-то время.

Лука привёл меня в небольшую, но достаточно уютную комнату. На минимальной площади в моём новом жилище располагалось всё самое необходимое: кровать, маленький письменный столик, стул и тумбочка.

– Здесь ты можешь отдохнуть. Дверь справа, – Лука прикоснулся к еле заметной на фоне стены дверце, которую я до этого даже не заметил, и она бесшумно ушла внутрь стены, – Это гигиеническая комната. Там на столике каждое утро будет лежать чистая одежда и обувь, грязную бросай в урну под столиком.

Я проследовал в гигиеническую комнату. Вот столик о котором говорит Лука, вот урна под ним, вот душевая кабинка, а вот унитаз… Всё достаточно понятно, легко разобраться. Я вернулся в спальную комнату. Канцлер стоял возле кровати и в руках держал металлический пистолет с тонкой острой иглой на конце.

– Садись на кровать и сними верх, не бойся, – повелел канцлер.

Естественно, в подобной ситуации мной овладели сомнения и даже страх, но сопротивляться в данном случае было бы бесполезно и глупо. Поэтому я собрал всю свою волю в кулак. Стараясь казаться спокойным, я снял рубашку и сел на краешек кровати. Своим шприцом-пистолетом он больно уколол меня в правое плечо.

– Немного больно, – констатировал Лука, вытаскивая иглу из моей руки, – Я ввёл сразу два чипа. Коммуникационный и кодированный нейрочип. Коммуникационный чип это то, что ты назвал вживлённым телефоном. А кодированный нейрочип поможет тебе передвигаться по Марсу. Этот код определяет доступные тебе ресурсы. Не буду рассказывать как это всё работает, завтра сам разберёшься. Сейчас я хотел бы заняться другими, более важными делами.

Лука достал из карманов две металлические присоски и белую продолговатую пилюлю.

– Что это?

– Я показал тебе наш мир, теперь ты мне покажешь свой. Эта пилюля введёт тебя в состояние похожее на гипнотический сон. Ты погрузишься в свои воспоминания, увидишь всё как сон. В отличие от гипноза ты будешь помнить всё, что увидишь во время такого сна. Эти присоски я закреплю у тебя на висках. Это ретрансляторы. Так я смогу видеть то, что видишь ты.

– Как бы читаете мои мысли?

– Не совсем верная формулировка, но суть ты уловил правильно.

– А если я не хочу раскрывать свои мысли? Мало ли что у меня в голове! – возмутился я от такого предложения, не приятно когда кто-то изъявляет желание покопаться у тебя в душе.

– Во-первых, у тебя просто нет выбора. А во-вторых, я просто хочу увидеть твои воспоминания, прежде всего меня интересует детство.

Лука протянул мне таблетку, и я вынужден был её проглотить. После этого он прицепил мне на виски холодные металлические присоски– ретрансляторы.

– Ложись спать. Думай о своём детстве. Как проснёшься, можешь снять ретрансляторы.

Канцлер вышел из комнаты. За всё время проведённое на Марсе я, наконец, остался в одиночестве, о котором так мечтал. Растянувшись на кровати, я закрыл глаза и пытался ни о чём не думать. Не хотел, чтобы кто-то видел мои мысли. Я чувствовал на висках металлический холод от присосок. Холодок постепенно распространялся, и вот уже мой череп сдавило ледяным кольцом. Веки становились свинцовыми. Я попытался открыть глаза, но у меня ничего не вышло. «Думай о детстве…» я услышал словно из потустороннего мира. Я вспомнил бабушку, наш маленький деревянный домик в деревне, речку, что текла неподалёку от дома, зелёные луга… Приятные детские воспоминания уносили меня отсюда, словно быстрый весенний ручеёк уносит бумажный кораблик. Моё сознание, подобно тем корабликам, что я так любил пускать будучи ребёнком, стремительно понеслось по течению времени, то притормаживая, цепляясь за веточки реальности, то ускоряясь под порывом ветра воспоминаний.