Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 52



Минула словно целая вечность. Я не очнулся, но что-то со мной произошло. Во всяком случае, я подумал, что попал в потусторонний мир. То есть я не ощутил своего тела, однако увидел как бы сверху сам себя. Точнее, сначала в глаза ударил яркий белый свет, настолько яркий, что я ослеп. В обычной реальности ни одна лампа так не светит! Но я не смог точно ответить себе: открыл ли я глаза?!

Потом я увидел, как моё тело с кровоподтёками на груди, точно отражённое в зеркале, лежит на чём-то сером и узком, напоминающем продолговатый столик. А вокруг туманная дымка. Она заволокла всё обозримое пространство.

Но после этого акта я как бы вернулся в себя и ощутил свои фибры. И тут же надо мной склонились какие-то тени, но их я увидеть уже не смог, ибо мои сомкнутые веки какая-то необычайная сила превратила в одеревеневшие сущности.

И вот словно ветерок погладил мне волосы. И что-то произошло, поскольку я почувствовал необычайную лёгкость, как будто воспарил в облаках. Но в то же время я начал получать информацию. То есть мой мозг наполнился неким озарением, тогда как по телу пробежали мурашки.

Я вновь увидел себя сверху, увидел, как странного вида манипуляторы что-то там химичат надо мною. И я снова «вернулся» в тело. И мне даже стало немного щекотно. Но вскоре это ощущение прошло, и я всецело отдался поступающему знанию.

И меня постепенно окутало Отчаяние. Оно переполнило меня. Я вдруг всей своей жалкой душою осознал, как велико на самом деле настоящее Отчаяние. Я понял, что Отчаяние — это то, чем дышит наш бренный мир, если приоткрыть над ним завесу повседневности.

Я понял, что Отчаяние означает беспросветную мглу в душе, возникшую из-за осознания жуткого, ужасного факта. И в Отчаянии нет, совсем нет места надежде. И оно походит на щемящее детское чувство, испытанное мною много-много лет назад.

Помнится, я чуть не утонул. Вода поглотила меня, я погрузился на дно, я потерял силы для борьбы за жизнь. Да, это было, и я уже вспоминал об этом недавно, в Самаре. Тогда, в детстве, я познал суть Отчаяния.

Оно окрашено чёрным. У него очень грустная оркестровая мелодия с преобладанием низких нот. Оно разрывает твою душу изнутри. Ты просто не знаешь, куда деться. Тебе не остаётся даже надежды. Ты как будто впитываешь в себя губкой всю скорбь мира.

И вот именно сейчас, именно в эти секунды я словно впитал в себя всю скорбь нашего мира. Ко мне вернулось то самое смертельное отчаяние из детства. Но почему? Да потому что я, благодаря лишь одному акту озарения, понял, до чего же несчастны люди, населяющие наш мир. Вернее, мне кто-то показал эту горечь.

Я вдруг понял (или мне внушили), что люди Земли потеряли цель и смысл существования, что наша жалкая планета словно камешек летит в бездну, где её ждут всепоглощающая тьма, позднее разочарование и гибельное разрушение.

Однако Отчаяние отпустило меня так же быстро, как и пришло. И я услышал странный звук, напоминающий жужжание пчелы. Он появился сначала над одним ухом, затем над другим, а после этого слился в одно странное урчание, похожее на урчание недовольного пса. При этом я по-прежнему не смог разомкнуть веки – как ни старался!

Вместо Отчаяния я испытал опустошение. Я как будто превратился в опорожнённый сосуд, высушенный и брошенный. Я ощутил полное отсутствие желаний. Едва-едва появились какие-то мысли в моей голове.

И тут я вдруг увидел необычайный мир из моих снов. Это было нечто, похожее на тот самый мегаполис, огромный город, растянувшийся на сотни километров. Весь он был занят причудливыми домами, похожими на пузатые кувшины с ноздреватыми стенками.

Над этим городом проплывали синие облака, а в просветах сияло жёлтое солнце с кровавыми пятнами. Верхушки странных зданий опоясывали нити-каналы, по которым перемещались непонятные чёрные змеиные предметы.

От города веяло совершенством и разумностью. Он обладал неземной, непонятной красотой, идеальностью геометрии форм, шпили некоторых домов пронзали облачные острова. Город источал отдалённый гул.

И вдруг город исчез, а в мой мозг тут же вторглось чьё-то воспоминание, чей-то весьма странный диалог, из которого я поначалу ровным счётом ничего не понял. Но постепенно, по мере того как двое неизвестных существ вели беседу, стало приходить кое-какое понимание.

Вот что я услышал внутри себя, слово в слово.

Когда наступил последний день моего присутствия на родной планете, Согмидну необычайно погрустнела. Я заметил это по изменившемуся выражению её лица и по странной молчаливости моего друга.

– Почему ты так печалишься, Согмидну? – осведомился я. – Понимаю, что мы больше никогда не увидимся. Однако чувства не могут быть выше разума. А то, что должно произойти — моя отправка в скитание – в высшей степени разумно.

– Я признаю разумность происходящего, милый, однако ещё ты должен понять, что те, у кого осталось тело, своё плоть от плоти, такие, как я, не могут жить одной лишь тягой к разумному, они не могут так предаваться играм разума, как ты, у кого от плоти остался один только мозг.



Говоря это, Согмидну присела на кресло около меня (я стоял у окна). Зеленоватое небо, на которое я то и дело поглядывал, уже манило меня в пучину космоса. Хотя то было не ощущение – то была лишь страсть разума к неизведанному.

— Это так, — согласился я. – Но ведь всем нам ещё с детства преподавали практики, помогающие чётко контролировать свои чувства и эмоции. Почему же ты не можешь сейчас себя контролировать?

– Может быть, это прозвучит странно, – сказала Согмидну, – но именно сейчас я просто не хочу сдерживать свои чувственные порывы.

— Но почему, Согмидну? Разве тебе доставляет удовольствие печалиться по поводу моего отбытия в бесконечное странствие?

— Я не знаю, как это объяснить. -- Мой оставшийся в теле товарищ немного поёрзал в кресле. – Мне просто хочется пребывать в этом состоянии. Ведь много лет мы провели, общаясь друг с другом. И вот теперь осталось всего несколько минут, и мы расстанемся навсегда. Нас разделит вечность.

– Хм, – задумчиво произнёс я и отошёл от окна, и прошёлся вдоль комнаты.

– Неужели тебя совсем не беспокоит этот факт, дорогой? – Согмидну подняла глаза и уставилась на меня.

Мне показалось, что в углу одного из глаз появилась слезинка. Но я быстро отбросил это наваждение.

– Мне тяжело осознавать, что мы больше никогда не увидимся, Согмидну, – с трудом сказал я.

Такие слова моего речевого аппарата частично повторили мои мысли.

– Хотя бы это, – протянула Согмидну и отвернулась к двери. – Что ж, приятно слышать. А если бы ты оставался в своём теле, то наверняка осознавал бы разлуку гораздо тяжелее.

Теперь я заметил лёгкую улыбку на лице Согмидну, но не понял смысла этой мимики.

– Возможно, – согласился я.

– Ну ладно, что мы всё об одном и том же, – сказала Согмидну, снова повернувшись ко мне. – Расскажи лучше, как ты приготовился к отлёту.

– Я сегодня познакомился со своим напарником, – признался я. – Именно его по жребию присоединили в мой экипаж. Это некто Когнит, также недавно прошедший процедуру преображения. Его мозг инсталлировали в автоматическую оболочку на день раньше, чем это сделали со мной. Только у него другого вида манипуляторы и чуть больше камер.

– Вот как. Значит, вас будет только двое?

– Да, двухместный межзвёздный корабль имеет наиболее удачную конструкцию для достижения скорости выше световой, – пояснил я. – При этом перегрузки никак не действуют на наши автоматические оболочки.

В ответ последовал лишь кивок Согмидну.

– О чем вы говорили с этим Когнитом? – помолчав, спросила она.

– Естественно о предстоящем отлёте. О том, что нам надо будет сразу направиться к системам, где есть планеты, пригодные для жизни. И если нам повезёт, если мы сразу встретим достаточно развитую цивилизацию гуманоидов, то появится огромный запас пищи для разума.