Страница 80 из 83
Обратимся теперь непосредственно к взаимоотношениям России с Австрией. Ситуацию дипломатического разрыва, в котором обе державы находились в момент принятия Александром власти, вполне точно описывается в его послании к А.И. Крюденеру от 5 (17) июля 1801 г.: «Поведение австрийского двора с того самого момента, когда он вознамерился укрепить свое могущество в Италии без помощи своего великодушного союзника, и особенно его противодействие возвращению короля Сардинии и папы в их владения утвердили блаженной памяти императора (то есть Павла I, убитого при косвенном участии лицемерного автора письма – прим. мое, Е.П.) в неблагоприятном мнении, которое он составил себе об этом кабинете. Со взятия Мантуи е. в-во счел, что Тугут (министр иностранных дел Австрии – прим. мое, Е.П.), рассматривая отныне Ломбардию и расхищенное наследие Савойского дома как верную добычу, будет стремиться лишь избавиться от неудобного свидетеля, удалив спасителя австрийской монархии (т. е. Россию – прим. мое, Е.П.), и что этот министр, действуя неискренне в деле, ради которого Россия взялась за оружие, сбросит маску, думая лишь о том, как бы удовлетворить свою алчность. Препятствия, которые вынужден был преодолеть генералиссимус (т. е. А.В. Суворов – прим. мое, Е.П.), и отступление эрцгерцога Карла перед битвой при Цюрихе переполнили чашу терпения моего августейшего родителя. Вы знаете, какие последовали за этим решения, которые вскоре прервали последние союзные связи между дворами двух империй. Инцидент в Анконе и медлительность разбирательства дела виновников этого оскорбления заставили затем его прервать всякие сношения с венским кабинетом, упразднив русское посольство.
Это полное прекращение всех политических отношений между двумя империями длилось в течение почти десяти месяцев, когда неисповедимой волей божественного провидения (прелестная для православного царя формулировка убийства собственного отца! – прим. мое, Е.П.) я был призван на трон. Убежденный в том, что только союз великих держав мог бы восстановить мир и общественный порядок, нарушители которых радовались такому гибельному разрыву, я счел своей первейшей заботой расстроить их надежды, выразив венскому двору искреннее желание предать забвению все прошлое и вновь завязать прежние отношения, взаимовыгодность которых была доказана опытом долгих лет.
Подобное же стремление, обусловленное такими же мотивами, побудило римского императора (главы Священной Римской империи германской нации Франца II – прим. мое, Е.П.) пойти навстречу моим желаниям. Не ожидая официального извещения о моем вступлении на трон, он выразил мне в собственноручном письме свое горячее желание восстановить в полном объеме тесные отношения, существовавшие между нашими дворами, обещая мне свое полное доверие. В качестве первого доказательства искренности своих чувств он обещал сообщить в скором времени свои политические планы и намерения относительно общего устройства дел. Князь Шварценберг (в 1812 году он будет командовать вспомогательным корпусом в походе Наполеона в Россию, но в 1813 г. уже вновь станет воевать на стороне антифранцузской коалиции – прим. мое, Е.П.), прибывший недавно к моему двору, действительно привез с собой удовлетворительные разъяснения по этому вопросу, как Вы сможете судить по прилагаемой копии памятной записки, адресованной графом Коллоредо моему вице-канцлеру».28
Говоря о внутреннем состоянии Австрии в конце XVIII – начале XIX вв., необходимо, в первую очередь, учитывать ее кризисное положение, при котором власти искали точку опоры в традициях «старого порядка, и сторонники реакции рассчитывали на эту «верхнюю палату среди государств», чтобы сдерживать возмущения».29 В то же время долгая борьба с французскими войсками отчасти на своей территории дала мощный импульс национальному движению. Правительство старалось воспользоваться этими благоприятными (с точки зрения идеологии) обстоятельствами, чтобы решить старый спор с Францией за преобладание в Германии и Италии. В сентябре 1800 г. с поста главы внешнеполитического ведомства ушел активный борец с «революционной заразой» барон Иоанн Амадей-Франц де Паула фон Тугут (Joha
При дворе усиливались позиции интриганов вроде неаполитанской королевы Марии Каролины Австрийской (нем. Maria Karolina von Österreich, итал. Maria Carolina d'Austria: 1752–1814 /дочь австрийской императрицы Марии Терезии, сестра покойной французской королевы Марии-Антуанетты, супруга короля Обеих Сицилий Фердинанда IV/) и ее, по всей видимости, любовницы (ну, что же я могу поделать как историк – только констатировать…) и одновременно жены британского посла леди Гамильтон (Эмма Гамильтон: 1765–1815 /известная также своей любовной связью с адмиралом Горацио Нельсоном: 1758–1805/), которые поддерживали Тугута.30
Сам же не отличавшийся ни энергией, ни какими бы то ни было талантами император Франц, хотя и правил Австрией весь период антифранцузских коалиций, особой агрессивностью не отличался и любил говорить, что «Франция ничего мне не сделала».31 В этом мнении его первое время поддерживал известный дипломат наполеоновской эпохи (который только начинал выходить на общественную арену) Князь Клеменс Венцель Лотар фон Мéттерних-Виннебург-Бейльштейн (Klemens Wenzel Lothar von Metternich-Wi
Из трех основных вопросов внешнеполитического взаимодействия России с Австрией (польский, восточный и германский) наиболее значительным в период 1801–1805 гг. является последний. Что же касается позиций по европейской части Османской империи, то здесь было достигнуто определенное единство на основе принципа паритета. Вот как это было определено в дипломатических инструкциях Александра I: «Я полностью разделяю живой интерес, проявляемый в. в-вом к сохранению Оттоманской Порты, соседство которой устраивает нас обоих; и поскольку нападение на Европейскую Турцию со стороны любой другой державы неизбежно создаст существенную угрозу безопасности России и Австрии, а Оттоманская Порта в ее теперешнем состоянии смуты вряд ли сможет сама отразить удары, направленные против нее, то, если это предположение осуществится и в результате начнется война между одним из нас и французским правительством, второй должен немедленно подготовиться к тому, чтобы в кратчайший срок оказать помощь воюющей державе и общими усилиями способствовать сохранению Оттоманской Порты в ее нынешних границах».32 И в другом письме: «Судьба Оттоманской империи также будет иметь влияние на участь остальной Европы. Что касается плана действий по отношению к ней, то необходимо, чтобы Россия и Англия проявили в этом полнейшую согласованность. Нельзя отрицать того, что ее слабость, анархический характер ее строя и все увеличивающееся недовольство ее христианских подданных создают условия для появления захватнических замыслов и противоречат принципам, выдвигаемым в этой инструкции как единственное средство установления прочного спокойствия в Европе. Поэтому, конечно, было бы желательно прийти к какому-либо соглашению, соответствующему благу человечества и принципам здравой политики. Но в какой мере это достижимо, предвидеть пока невозможно. Осуществлению этого плана особенно будет мешать, то, что обе державы не пожелают действовать нечестно даже по отношению к правительству по существу тираническому. Но, если оно присоединится к французам (ведь никогда нельзя быть вполне уверенным в искренности его чувств), или же, если в результате их нападения и обстоятельств, которые явятся следствием этого, существование Оттоманской империи в Европе станет невозможным, то в этом случае обе державы должны будут договориться между собой каким образом лучше устроить судьбу ее различных частей. До тех же пор пока возможно будет сохранять власть турецкого правительствам Европе, необходимо будет не терять его доверия».33 Итак, мы видим, что в описываемый период в отношении Порты у России и Австрии сохранялось единство.