Страница 69 из 83
««Историческая загадка», разъяснению которой посвящена книга о. Пирлинга, переведенная ныне на русский язык («Не умер ли католиком Александр I». Изд. «Современные Проблемы». М., 1914), в сущности очень не нова. Еще в 1848 г. в журнале «Constitutionale Romano» появились сведения о том, что Александр I умер католиком. Это предание уже более подробно было развито в 1852 г. наперсником папы Григория XVI, Гаетано Морони, в церковно-историческом словаре. Предание основывалось на сообщении самого папы, слышавшего в свою очередь его от своего предшественника Льва XII, который входил в сношения с Александром I по поводу обращения его в католичество и соединения церквей. В 1860 г. тот же вопрос подвергся рассмотрению в журнале «Le Correspondant» (эту статью о. Пирлинг, приведший всю библиографию, почему-то не называет). Статья эта (Tendances catholiques de la societe russe) была выпущена отдельной брошюрой и попала в руки Д.Н. Свербеева, выступившего в 1870 г. в «Русском Архиве» (№ 10) с опровержением. В 70-х гг. был опубликован еще ряд данных или вернее рассказов, дополнявших предание из других источников. Объединяя этот, уже опубликованный, материал и дополняя его новыми сообщениями, известный историк сношений России с Папским Престолом о. Пирлинг выступил 13 лет назад в парижском журнале «Le Correspondant» (февраль, 1901 г.) со статьей: «L’Empereur Alexandre I est-il mort catholique?»
Суть дела заключается в том, что Александр I в конце 1825 г. отправил в Рим ген. Мишо (граф Александр Францевич Мишо де Боретур (1771–1841) – прим. мое, Е.П.) с миссией религиозного характера. Мишо, по преданию, открыл Льву XII, что русский император желает отказаться от православия и осуществить идею соединения церквей: будто бы Мишо от имени императора признал папу главой церкви. Предание основано не только на показаниях римской курии, но и на свидетельствах близких ген. Мишо лиц: дочери известного дипломата де Местра, брата ген. Мишо и др. Ген. Мишо после смерти Александра I послал подробное донесение о своей миссии и намерениях покойного императора Николаю I, который уничтожил это донесение. Лица, близкие Мишо, которым генерал открыл свою тайну, видели, однако, эту копию.
<…> При неискренности Александра трудно сказать, увлекался ли он в действительности когда-либо мистицизмом, католичеством или православной церковностью в эпоху Фотия. Что здесь было наносное, что было сознательной игрой «лукавого византийца»? Постоянные общения с Библией и мистикой должны были, конечно, наложить отпечаток известной религиозности на душу Александра. Скорее, впрочем, это была не религиозность, а своего рода ханжество, к которому так склонны подчас люди, пережившие бурные эпохи, к концу своей жизни. Еще на Венском конгрессе Александр удивляет агентов тайной полиции, что говорит о религии, как святой, и подчеркнуто соблюдает всю внешнюю обрядность. «Европеец» Александр мог быть более склонен к католицизму, к которому тяготела русская аристократия, чем к византийской обрядности. Александр вращался постоянно в дамском обществе. А в то время «во всех гостиных воинствовали знатные дамы в пользу латинства», – свидетельствует Стурдза в своей записке «О судьбе православной церкви», и среди иезуитов искали руководителей для своей совести. Сардинец гр. Ческерен утверждал, что в семейном кругу Александра считали весьма расположенным к католичеству и что императрица-мать крайне боялась каких-либо сношений сына с папой и неоднократно убеждала его не заезжать для свидания с римским первосвященником.
<…> По связи с высказанным предположением возможно, что миссия ген. Мишо объясняется совсем просто. Припомним, что правительство Александра I довольно единодушно действовало вместе с папой против революционного духа. В 1821 г. Пием VII была издана булла против карбонариев и других тайных обществ. Булла была обнародована в России, а затем, как известно, был издан общегосударственный закон, запрещавший всякие тайные общества».189
Вот как описывал реальное состояние религиозности, а вернее, примитивного суеверия, известный литератор-роялист (подчеркиваю), современник 1812 года Франсуа Ансело, прибывший в 1826 году в составе дипломатического посольства на коронацию Николая I (почему-то этот источник полностью обойден вниманием исследователей войны):
«Всем известно, дорогой Ксавье, что русский народ – самый суеверный в мире, но, когда наблюдаешь его вблизи, поражаешься, до чего доходят внешние проявления его набожности. Русский (я говорю, разумеется, о низших классах) не может пройти мимо церкви и не перекреститься десяток раз. Такая набожность, однако, отнюдь не свидетельствует о высокой морали! В церкви нередко можно услышать, как кто-нибудь благодарит святого Николая за то, что не был уличен в воровстве, а один человек, в честности которого я не могу сомневаться, рассказывал следующую историю. Некий крестьянин зарезал и ограбил женщину и ее дочь; когда на суде у него спросили, соблюдает ли он религиозные предписания и не ест ли постом скоромного, убийца перекрестился и спросил судью, как тот мог заподозрить его в подобном нечестии!
Естественно было бы думать, что люди, столь щепетильные в вопросах веры, испытывают глубокое уважение к служителям культа, но это совершенно не так. В силу абсолютно неясных мне причин крестьяне, напротив, считают случайную встречу со священником или монахом дурной приметой и трижды плюют через левое плечо – это я видел собственными глазами, – чтобы отвратить несчастия, которые могут обрушиться на них в продолжение дня».190
Итак, что мы узнаем из этого исторического документа? Очевидец свидетельствует, что речь шла не о так называемой вере, «метафизике» и тому подобном – ничего подобного: имела место лишь почти первобытная языческая суеверность. И само язычество это было именно первобытного свойства – еще не доросшее (или потерявшее такое свойство во время насильственной христианизации огнем и мечом в IX–XIII веках) до высокой культуры античной мифологии с ее яркими и сложными образами (кстати, прекрасно встроенными в современную научно-техническую культуру) Зевса, Гермеса, Аполлона, Диониса и т. д. Да и откуда взяться серьезному отношению к так называемым «христианским постулатам», если перевода Библии на современный, актуальный, понятный простым людям той эпохи язык не существовало, а если бы таковой и был, то ситуацию не изменил – так как крестьяне были неграмотны. Что до «высших классов» – то аристократия была почти сплошь во власти идей Просвещения, эстетических образов греко-римской античности и уже нового классицистического романтизма, подаренного мировой Истории Наполеоном.
Интересное и показательное впечатление европейца о той эпохе оставила юная шведская девушка Аделаида Хаусвольф (после Русско-шведской войны 1808–1809 гг. она оказалась в России и вела поденный дневник). Рассказывая о внешней набожности русских, 25 августа 1808 года она записала:
«Они («низшие классы народа» – прим. мое, Е.П.) так полны усердия и суеверий, что нельзя не посочувствовать, что все это может быть у просвещенной нации в наше время. Отсюда проистекает то, что основная масса очень мало работает, но много пьет. Господа соблюдают правила не так скрупулезно, но большинство в церкви смеются и громко говорят о посторонних делах, чего никогда не делают простолюдины. <…> Главные недостатки русских – пьянство, воровство (а как же набожность? – прим. мое, Е.П.) и вульгарные манеры. Праздничными вечерами городские девушки и мужчины обычно гуляют по улицам, громко стучат в окна под ужасные песни и визг. У нас даже чернь не ведет себя так.
Крестьяне и слуги, по большей части, крепостные, их покупают и продают, как скот. Батрак здесь стоит около 250 рублей, а служанка – 120 рублей. Во время работы они получают только плохую еду и немного одежды. С ними, к тому же, обращаются так, как хочет владелец: для него нет закона».191