Страница 3 из 167
– Нас всех пожгут! Из-за него! Бежим! Спасайтесь! Горим! – толпа взорвалась криками.
Паника, как огонь сухую траву в жаркое лето, мгновенно охватила людей. С криками, они попытались бежать, но слишком много их столпилось в одном месте. Началась давка, кто-то упал, кто-то перевернул ближайшие лотки. Те, кто был дальше, услышав крики и заразившись паникой, кинулись врассыпную, бросая вещи, давя и топча чужой товар, а порой и упавших людей.
– Стойте! Не бегите! – кричал Горислав, пытаясь хоть как-то остановить начавшееся безумие, но тщетно. Его самого чудом не снесли вместе с конём. Поняв, что сделать уже ничего невозможно, он лишь успел подхватить к себе в седло какого-то мальчонку и позволил коню самому искать дорогу в бегущей толпе.
Торговца он из виду потерял. Когда, вместе с толпой, его вынесло к реке, огибающей ярморочное поле, и стало свободнее, Горислав спустил парнишку на землю – теперь опасности быть растоптанным уже не было, – и, развернув коня, попытался вернуться туда, где всё началось, и найти того злосчастного торговца.
И едва не ахнул, увидев, что над тем, что совсем недавно было весёлой ярмаркой, мечутся пятеро огромных, как ему показалось, соломенно-жёлтых драконов. Они парили совсем низко, едва не задевая лапами крыши уцелевших шатров, словно бы что-то высматривая внизу. И даже глупец понял бы, что именно.
Ратник приподнялся в стременах, с ужасом глядя на то, что оставили после себя разбегающиеся люди. За какие-то минуты объятая паникой толпа смела шатры и прилавки, перевернула телеги, растоптала товары, но, что страшнее всего – тут и там лежали тела людей, раненых или уже мёртвых, неизвестно.
Краем глаза заметив всплеск знакомого, ярко-синего цвета, Горислав оглянулся и увидел, как торговец, из-за которого всё и началось, скачет без седла на своей лошади с обрезанными постромками. А неподалёку, на небольшом взгорке, лежит его перевёрнутая телега, мимо которой, затаптывая высыпавшиеся и разбившиеся яйца, бегут люди.
Поняв, что ничего исправить уже нельзя, Горислав решил хотя бы призвать к суду старосты – а может, и самого князя – того, по чьей вине уже погибло столько людей, а что будет дальше, когда драконы не найдут свои яйца в целости, даже представить страшно. Развернув коня, ратник помчался вдогонку за преступником, навлёкшим на людей гнев драконов.
Он не видел, как один из них обнаружил телегу и месиво из скорлупы и раздавленных, втоптанных в землю крошечных тельцев. Но, даже уже отъехав к тому времени на порядочное расстояние, ратник услышал полный боли и гнева рёв дракона, а чуть позже, оглянувшись, заметил зарево, поднявшееся над бывшей ярмаркой, – это обезумевшие от ярости драконы жгли то, что осталось от неё. Шатры, карусели, опрокинутые телеги и прилавки, корабли, стоящие у причала, сам причал…
И людей, тех, кто не успел убежать, спрыгнуть в воду или спрятаться в ближайшем лесу.
Те же, кто смог спастись, ещё долго бежали, потом просто шли без остановки, как можно дальше от пережитого ужаса, забыв о брошенном скарбе, радуясь уже только тому, что удалось избежать страшной смерти.
Ночь опустилась на землю. Догорали остатки того, что всего несколько часов назад было весёлой многолюдной, многоголосой ярмаркой. Теперь здесь было даже слишком тихо, лишь детский плач время от времени нарушал тишину. Никто не пришёл, чтобы успокоить плачущего ребёнка, некому было это сделать. Все, кто мог, унесли ноги так далеко, как только могли, и зареклись когда-нибудь снова возвращаться в это проклятое богами место.
Но, как оказалось, плачущий ребёнок был здесь не один. Кусты, что отгораживали реку, текущую в низинке, от ярмарочного поля, чудом уцелевшие во время пожара, зашевелились. Из них выполз младенец, замер, прислушиваясь, а потом бодро пополз на звук плача.
Возле реки лежало тело молодой женщины – неловко упав, она ударилась головой о камни. Руки её, даже после смерти, крепко сжимали одеяльце, в которое, видимо, был завёрнут её ребёнок. Сам же он, выпутавшись из пелёнок, сидел рядом и громко плакал, время от времени теребя тело матери, словно пытаясь разбудить.
Другой малыш, притянутый звуками плача, подполз к первому и, свернувшись калачиком, улёгся рядом, словно хотел согреться живым теплом хоть кого-нибудь. Первый удивлённо замолчал, а потом прижался к собрату по несчастью. Вскоре оба ребёнка спали, и уже ничто не нарушало тишину этого скорбного места.
– Здесь дети! Они живы!
От раздавшегося рядом громкого крика, малыши проснулись. Первый расплакался, второй же, сунув в рот палец, с интересом рассматривал кого-то огромного, нависшего над ним.
Мужчина вытянул из рук мёртвой матери одеяльце, как мог, закутал одного младенца, потом огляделся, ничего больше не нашёл, снял кафтан и завернул второго, качая головой. Хотя лето было тёплым, но поутру с реки тянуло промозглым туманом, а на траву легла холодная роса. Не простудились бы малыши! Пережить нападение драконов и умереть от простуды – это ли не насмешка судьбы?
– Живы, значит, – подъехавший на крик староста Велиград, крепкий, немолодой уже мужчина, оглядел детей на руках одного из своих ратников, потом женщину, лежащую на камнях, потом кусты, полосой идущие по над берегом. – Кусты их, стало быть, и спасли. Не увидели драконы, не заметили. А то бы пожгли, вместе с…