Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 43

Впрочем, практика подтвердила в значительной степени и опасения, что на столь небольших наделах или хуторах сложно добиться повышения сельскохозяйственной культуры, производительности труда и доходности хозяйства. Тем более что правительству не удалось наладить эффективную систему кредитования крестьянских хозяйств (в том числе для покупки сельскохозяйственных машин) под залог «укрепленной» в собственность земли. Негативно отразились и затянувшиеся на несколько лет распри вокруг ведомственной принадлежности Крестьянского банка.

В то же время активная скупка Крестьянским банком помещичьих земель – для последующей продажи и сдачи в аренду крестьянам на льготных условиях – вызывала растущее недовольство поместного дворянства. Особенно резкие выступления прозвучали на Съезде объединенного дворянства в начале 1909 года. В докладе В. И. Гурко правительство обвинялось в проведении политики, ведущей к ликвидации крупных имений, распылению больших культурных хозяйств, что понижает экономический уровень страны, в чрезмерном расширении мелкого землевладения, которое в других странах Западной Европы не играет уже преобладающей роли. В ход шли и чисто политические аргументы: мол, правительство чуть ли не реализует «социал-революционную программу». А главное – подрывает политический режим, созданный «Законом 3 июня», поскольку ликвидирует экономическим путем именно те элементы, на которых опирается при выборах в Думу92.

Реформаторское «чистилище»

Правительству приходилось считаться с «оппозицией» влиятельного поместного дворянства и лоббистским давлением, призванным замедлить распад крупного дворянского землевладения. Тем не менее аграрная реформа была фактически единственным системным преобразованием, с которым крупные помещики-землевладельцы готовы были смириться. Противодействие Совета объединенного дворянства и в целом консервативных кругов (предопределявших, по сути, принимаемые Государственным советом решения) наиболее существенно отразилось на судьбе других реформ, имевших актуальное политическое и общественное значение.

То, что либеральная часть программы преобразований явно пробуксовывает и, более того, Столыпин сворачивает реформаторскую деятельность почти по всем направлениям, кроме аграрного, стало очевидно политической элите и общественности уже с весны 1909 года. Отступление правительства от декларировавшихся планов наглядно демонстрировалось корректировкой под давлением справа собственных же законопроектов, внесенных в Думу, или просто отказом от их дальнейшего продвижения. «Не только из программы исчезают „реформы“, но и те законопроекты о реформах, которые вносятся в законодательные учреждения, на протяжении одного-двух лет претерпевают радикальные изменения, отводящие их так далеко от начал Манифеста 17 октября, что едва ли и правым в Государственном совете придется много трудиться», – констатировал тенденцию А. С. Изгоев93.



Политически знаковым было выступление А. И. Гучкова в Думе 22 февраля 1910 года при обсуждении сметы Министерства внутренних дел. Лидер партии октябристов – основы проправительственного большинства, совсем не случайно именовавшейся «партией последнего правительственного распоряжения», – впервые публично и в резком тоне обращался к Столыпину с напоминанием об обещанных реформах. «Мы находим, что в стране наступило успокоение, и до известной степени успокоение прочное», – подчеркивал Гучков, отмечая отсутствие препятствий к осуществлению реформ и в Думе, и в области управления. При этом, указывая недвусмысленно на Государственный совет, заявлял о серьезных препятствиях в иных законодательных инстанциях. Резюме речи Гучкова, обращенное к правительству и лично к Столыпину, было похоже на предупреждение: «Мы, господа, ждем».

Важнейшая реформа местного управления и самоуправления, которой Столыпин придавал принципиальное значение (как второй по значимости после аграрной реформы), завершилась полным провалом. Концепция проекта местной реформы, представленная Министерством внутренних дел в конце 1906 года и одобренная в целом царем, имела весьма прогрессивный характер. Столыпин стремился перестроить всю систему местного управления – от сельского до губернского – на современных началах, с учетом реалий «обновленной России», в том числе и ожидаемых социальных изменений в деревне. Ключевой идеологический вектор, объединявший изначально основные мероприятия реформы, – отход от традиционных сословных начал организации местного управления и самоуправления. Часть законопроектов в рамках общего проекта реформы была подготовлена в 1907 году для внесения во 2-ю Думу, но в пылу противостояния дело так и не дошло до их содержательного рассмотрения. А тем временем, как оказалось, миновала благоприятная для проведения либеральных реформ конъюнктура. Правительство не только снизило активность при продвижении преобразований, но было вынуждено все больше оглядываться на оппонентов справа. Столыпин предварительно выносил проекты на обсуждение в Совет по делам местного хозяйства, созванный в 1908 году (он был задуман как совещательный орган – «Преддумье», как его стали называть). И практически все проекты местной реформы сталкивались с ожесточенным сопротивлением консервативных сил, в первую очередь представителей «объединенного дворянства», – и на заседаниях этого совета, и в Государственном совете, и в придворных сферах…

Реформа уездного управления, занимавшая центральное место в концепции местной реформы, вызвала и самое энергичное противодействие. Столыпин попытался посягнуть на прерогативы уездных предводителей дворянства, которые были главными фигурами в уездных администрациях. Предводителей дворянства (по традиции, «из чести», являвшихся также главами всех уездных административных коллегий) предлагалось заменить уездными начальниками – чиновниками, которые назначаются правительством и перед ним ответственны. Компетенцию уездных предводителей планировалось ограничить, оставив за ними лишь школьное дело и местное землеустройство. При подготовке правительственного проекта учитывалось, в числе прочего, и то, что зачастую из-за оскудения дворянского землевладения было невозможно подобрать на ответственную должность предводителя дворянства какого-либо кандидата, подходящего по своим деловым качествам. Противники реформы сразу усмотрели «оскорбление» для дворянства в намерении лишить предводителя (выбираемого только дворянством и независимого от населения и администрации) гарантированной роли руководителя уездной власти. Активные деятели Совета объединенного дворянства, негодующие по поводу нововведения, пускали в ход всевозможные политические аргументы. Правительство и лично Столыпин обвинялись в попытке отнять полномочия, дарованные царями, подорвать опору «исторической власти», подготовить переход к республиканскому строю и т. п. В итоге, хотя проект реформы уездного управления и смог пройти через Совет по делам местного хозяйства (с минимальным перевесом голосов – за счет присутствовавших чиновников), Столыпин был вынужден в 1909 году отступить. Весной 1911 года Министерство внутренних дел разработало новый проект, закреплявший теперь за предводителями дворянства председательство в уездных советах. Но даже в таком виде проект не был внесен в Думу…

Столыпинский проект местной реформы предусматривал и другой принципиальный шаг – создание всесословной волости, своего рода подобия «мелкой земской единицы». Предлагая заменить старую крестьянскую волость (она была низким звеном административно-полицейской системы) на волость всесословную, правительство полагало, что на нее можно будет переложить и часть дел, которыми занимается уездное земство. Представлялось полезным, чтобы во всесословной волости – среди выборных гласных и в волостном правлении – были представлены и работали вместе с крестьянами и помещики, и местная интеллигенция. Но и этот проект вызвал сопротивление представителей дворянства, опасавшихся, что они окажутся в меньшинстве в волостном собрании, где будут преобладать крестьяне. Особенно их беспокоило, что на дворян-землевладельцев ляжет основное бремя местных налогов (расходуемых на содержание в волости школы, больницы, полиции, почты и т. д.).