Страница 11 из 14
Изменилась и дорога. На тракте все чаще стали попадаться груженые караваны. Неподалеку находилось озеро Коряковское, одно из богатейших соляных озер России. В год там добывали два с половиной миллиона пудов соли. Движение становилось оживленным, чувствовалось приближение большого города. Инородцы гнали вдоль тракта свои стада, крестьяне везли обмолоченный хлеб. Попадались бычники – так здесь называли малороссов за воловьи упряжки. На дороге сделалось шумно и беспокойно, зато в такой толпе легче затеряться. Алексей Николаевич озверел: все тело чесалось, хотелось пойти в баню, отдохнуть в настоящей постели и пересесть с седла в тарантас. Староват он стал уже для многодневных скачек. Наконец впереди показались крыши Павлодара.
Этот город стал расти благодаря особенностям Иртыша. Выше по реке начинались перекаты, которые многие суда не могли проскочить. Они разгружались в устье речки Тяпки в девяти верстах от Павлодара. Затем товары или переваливали на подошедшие сверху баржи, или тащили дальше посуху. Жалкий городишко за счет таких манипуляций превратился в важный торговый центр. Затем открыли Сибирский железнодорожный путь, а вскоре – угольные копи Экибаз-Туза. И Павлодар возвысился над всеми, сделавшись вдруг ключевым складочным местом в Степи.
Лыков первым делом побежал в торговые бани и провел в них четыре часа. Сын же вымылся по-быстрому и ушел с Ботабаем. Когда питерец сидел под навесом и цедил холодное пиво, они явились.
– Ну, что дальше?
– Папа, мы наняли тебе легчанку, проедешься немного с удобствами.
– Какую еще легчанку?
– Так называют дрожки с железным кузовом.
– А у кого наняли?
– Здесь есть земская гоньба, она поручена казакам в качестве натуральной повинности. До Семипалатинска осталось триста тридцать семь верст. Сто из них махнешь в дрожках, отдохнешь и снова пересядешь в седло.
– Что, я так плохо выгляжу? После бани вроде силы вернулись…
– Нет, ты нужен мне на месте в работоспособном состоянии. Нам предстоят дела серьезные, усталый человек не справится.
Сыщик возразил:
– Это задержит нас почти на сутки, верхами передвигаться быстрее.
– Черт с ними, лишними сутками.
И Лыков согласился. Его отвели на станцию, усадили в крепкий экипаж незнакомой конструкции. Сзади поместили чемоданы с вещами и привязали буланку. Станичник из запасных сел на облучок, Николай с Ботабаем пристроились по бокам, подобно караулу. И они рванули.
В Павлодаре кипела деловая жизнь, колонна с трудом пробиралась к выезду на тракт.
– Что здесь сегодня, ярмарка, что ли? – крикнул отец сыну. – Не протолкнуться!
– Крестьяне убрали зерно, везут в Омск. Самая горячка. А еще соль, уголь, кожи… Бойкое место, прямо степной Чикаго.
Путешественники вывернули на площадь, и Алексей Николаевич присвистнул. Это оказалась не площадь, а огромное пепелище. Несколько кварталов выгорели подчистую, лишь печные трубы торчали тут и там.
– В девятьсот первом году был большой пожар, – Николай кивнул на закопченные развалины. – До сих пор отойти не могут. Полгорода тогда сгорело.
Не без труда они вырвались из Павлодара и двинулись на юго-восток. Триста с небольшим верст – на один зуб! Опять потянулись соляные озера и казачьи станицы. Из них выделялась Ямышевская, где родился знаменитый географ и путешественник Потанин. Песчаная холмистая местность без единого кустика уже порядком надоела командированному. Правда, ее стали разнообразить невысокие скалы, которые вырывались из земли, как гребни Змея Горыныча. Иногда камни слоились под воздействием ветра, и тогда они походили на стопку огромных блинов, набросанных друг на друга. Другие напоминали оплывшие свечи, третьи – юрты кочевников. Между ними слонялись бесчисленные табуны лошадей и огромные отары овец.
В Глуховской легчанку отпустили, и Лыков опять водрузился на кобылу. Он отдохнул и был готов к подвигам.
– Ну, Чунеев, показывай свои семь палат!
Сын фыркнул:
– Эка хватил.
– Не понял. Если город называется Семипалатинск, то вынь и положь.
– Никак не получится. Когда его основывали почти двести лет назад[21], палаты там еще были. Точнее, не палаты, а развалины семи больших строений из необожженного кирпича, поскольку калмыки обжигать его не умели. Сейчас и следа тех развалин не осталось. Кроме того, место для города выбрали неудачно. Не знаю, правда ли это, но говорят, что пришлось четыре раза его переносить.
– Четыре раза? Вот глупость! Ведь затраты, хлопоты.
– Трудно найти подходящий во всех отношениях базис в этих краях. Крепость постоянно затапливало в половодье, или вода подмывала берег… А потом, в сам город мы не поедем, ты зря размечтался. Как раз у Старо-Семипалатинского поселка свернем с тракта и укроемся в юртах. Надо сначала разнюхать, что творится, как там наши девять адаевцев, какие еще новости…
От Старо-Семипалатинского до областной столицы всего шестнадцать верст. Лыкову опять хотелось в баню, но увы… Не задерживаясь в поселке, всадники свернули налево и ехали еще полдня. Путь их, к удивлению питерца, сначала шел через сосновый бор. Николай пояснил, что лес охватывает город широкой полосой с северо-востока и весьма украшает местность. Пройдя его насквозь, путники снова оказались в голой степи. Наконец появились юрты летнего стойбища – много, целый аул.
– Это казахи племени аргынов рода басентийн, к которому принадлежит наш Ботабай Ганиев, – сказал подпоручик коллежскому советнику.
– Для чего мне знать его род?
– Папа, здесь это очень важно. Каждый казах помнит свою родословную до седьмого колена. Это нужно для того, чтобы избегать кровосмесительных браков. Потом, принадлежность к тому или другому роду часто определяет характер человека. Вокруг Семипалатинска лежат земли аргынов и найманов. Аргыны хитрые, хотя сами себя считают просто умными. Они предприимчивы, умеют со всеми ладить. Найманы, наоборот, простодушные, доверчивые, у них доброе сердце, но короткая память.
– Мы надолго затаимся в этом ауле?
– На день-другой. А пока ждем приглашения.
– Какого приглашения? – спросил сыщик, оглядываясь по сторонам.
– Ну как же. Приехал человек из самого Петербурга, да еще полковник. Надо встретить его как полагается. Я-то здесь частый гость, привычный, притом молодой. А тебе особый почет. Бота сейчас все организует.
Их спутник бросил поводья подбежавшему сородичу и скрылся в главной юрте. Лыков сразу понял, что она главная: находилась в центре летовки, была больше других и накрыта белыми войлоками. Остальные юрты были меньше, и войлоки у них оказались серые. В стороне сгрудились маленькие закопченные шалаши, по три штуки зараз – видимо, летние кухни.
Появление гостей вызвало переполох, но только у детей. Ребятишки сбежались и стали их рассматривать, тихонько переговариваясь. Прошли две женщины, покосились, кивнули в знак приветствия и тоже исчезли в ставке. Николай пояснил, что это замужние дамы, поскольку они были в белых, спускающихся на плечи капюшонах. Мужчины не показывались – не то были заняты работой, не то считали ниже своего достоинства пялиться на приезжих. Тот же, кто держал кобылу Ботабая, улыбался, но помалкивал. Николай заговорил с ним первый. Разговор велся вежливо, на незнакомом питерцу языке. Он спросил сына:
– Ты знаешь их язык?
– Как бы я мог служить тут, не зная его?
– Это казахский?
– Правильнее сказать, тюркский. Казахское наречие. Их три, есть еще узбекское и джагатайское, я владею всеми.
– Снесарев упомянул, что ты говоришь на пяти языках, это правда?
– Теперь уже больше. Арабский, фарси, западный диалект китайского, монгольский, уйгурский, тюркский, урду, армянский, пушту[22]. Ну, не считая французского, английского и немецкого, разумеется – эти я освоил еще в юнкерском училище.
– Молодец, не хуже самого Снесарева, – похвалил сына Алексей Николаевич.
21
Семипалатинск был основан в 1718 году.
22
Урду – родственный с хинди язык народов северной Индии, пушту – язык афганцев.