Страница 7 из 13
А ночью мы этих бычков нажаривали целую сковородку — деликатесные молоки отдельно и спецспособом! — и усаживались вокруг маленького экрана дачного телевизора смотреть фантастическую игру голландцев во главе с Круиффом на чемпионате мира. В сем одесситам больше всего нравилось, что Йохан Круифф — еврей, а Одесса — единственный город в мире, где все хотят быть евреями, хотя бы немного. Запивая эту прелесть — футбол и бычков — красным шабским вином «для себя», потому что шабское «не для себя» — не шабское, а голый уксус и чистая отрава.
Это про бычков сочинен самый лучший одесский анекдот:
— Жора, жарь рибу!
— Рибы нет!
— Жора, жарь: риба будет.
Бычок — возмещение ущерба, нанесенного народам Причерноморья и Приазовья клятыми москалями.
Командировочный из Одессы, целую неделю промотавшийся по московским магазинам, в пятницу, наконец, появляется там, куда был командирован.
— Хорошо у вас в Москве: «Мосмясо». «Мосмебель», «Мособувь», а у нас в Одессе: «а де мясо?», «а де мебель?», «а де обувь?», а в Николаеве: «Нимясо», «Нимебель», «Ниобувь», ну, про Херсон я вообще молчу… Бычка ни с кем и ни с чем не спутаешь: бычок похож на бычка, такой же головастый, лобастый, тупорылый и миляга. Он похож на «бычок», на окурок, недокуренный, который еще может пригодиться, когда всякое другое курево кончится.
Естественно, что песчаники водятся на песчаном дне, кнуты — на каменистом или глинистом, но и те и другие держатся стайками.
Самое вкусное у бычков — щеки, всегда надутые, как губы у Федула.
— Федул, что губы надул?
— Кафтан прожег.
— А велика ли дыра?
— Один ворот остался…
Ловить, чистить, жарить и есть бычков легко и просто, как врать.
Почему в стране Советов водка стоила 3 рубля (вместе с плавленым сырком), а все остальное рубль, знали только глубочайшие исследователи человеческих душ и тонкие психологи вроде меня.
Все мелкие товары и услуги частного сектора потому стоили рубль, что торговали этими товарами и услугами либо мужики, либо их бабы. Что, опять непонятно?
Ну, мужику же с удачной торговли стакан полагается? Это само собой. То есть ему надо выпить на троих, а, стало быть, хотя бы одна связка воблы, раков, бычков, хотя бы одна поставленная прокладка или исправленный бачок, хотя бы один кубометр дров (неважно, сброшенных с борта, или напиленных, или наколотых, или уложенных в поленицу) стоит рубль. Один рубль — себе за работу. Остальное — в дом, в семью, своей родной бабе, потому что и она, если что наторговала или нанадомничала, или настирала-нагладила, или наготовила-надраила, или просто дала кому-то налево, непременно своему мужику рубль за удачу поднесет, а то и целую четвертинку, в полтора рубля стоимостью, но тогда уж и сама пригубит свои законные 50 грамм.
Теперь, надеюсь, все понятно в советском народном ценообразовании.
Вяленый бычок идет под пиво и даже очень неплохо идет, если, конечно, свежее и не очень разбавленное, а в самую меру. Как компенсация за недолив после отстоя.
Но отдельная статья восторгов — бычки в томате. Нет ничего вкусней и слаще бычков в томате какого-нибудь керченского или феодосийского рыбзавода. Во-первых, у них томатная заливка алая и сладковатая, а это то, что надо. Во-вторых, им не лень слегка обжаривать бычков, а, в-третьих, кнутов они отбирают себе, а в банки закладывают нежных и деликатесных песчаников, потому что, слава богу, у них вкус неразвит и груб.
Соблазнительно описать здесь не гастрономию, а сам лов — уж очень это заразно и занимательно. Да и способов — невероятное количество.
Не могу я удержаться хоть от одной сценки, хоть самой крошечной.
Озеро, лодка, предрассветный туман. Вода совсем затихла и спит: ни в одной молекуле воды валентности не шевелятся. Мы зависли под колпаком у Господа Бога. Но вот в тумане еле заметна легкая судорога, и белесые струи побежали куда-то прочь, будто где-то дают что-то дефицитное, то ли счастье, то ли волю. Поплавок чуть дрогнул. Вот опять.
Повело-повело. Встал. Опять, теперь уже всерьез. У-ух вниз! А я его — назад! Есть!
Тяжело и упруго забилось и теперь стремительно пошло ко мне. Вот оно уже видно, уходит чуть в сторону. Куда?! Постой-ка, брат, а ну-ка сюда. Ну, и здоров же ты! И рыбина взлетает на воздух, удивленно раззявив пасть, ощетинив разом все плавники. И по взмаху радужного хвоста прямо из тумана выскакивает огромное красное солнце. Удилище в последний раз сгибается под напором рыбы, и вот она, еще непослушная и гибкая, затихает в руке, а солнце разводит клочья тумана и открывает новый, ликующий мир.
А на вечерней зорьке?..
А в мареве горячего дня?..
А тихой глубокой ночью?..
О рыбалке надо писать книгу, хотя этих книг уже написано, как о любви. И ведь в чем прелесть? Даже когда мерзомелкостный ерш клюет или там невесомый пескарик — все равно сердце замирает в сладостном предвкушении чуда: вот не было ничего, кроме червя, а теперь — здрасьте! — рыба. И ох уж этот мне колдун-поплавок! Одного его танца на воде и под водой достаточно, чтоб замереть и затаиться от…счастья? Предвкушения счастья?
Жарить лучше всего мелкую рыбешку. Кишки выбросил — и жарь. На хорошей сковородке полсотни пескариков или плотвичек умещается. Они зажариваются в один радостно-рыжий блин хрустящих, сладких тушек, которые ешь с костями, головами и всем что ни есть.
Крупную рыбу, конечно, тоже хорошо жарить (Господи, да с рыбой хорошо все, что угодно делать, была бы она, родимая!). Нарезать кусками, обвалять в муке и жарить на постном масле. Можно и притомить ее в сметанном соусе (пополам с мукой) с крупно нарезанной картошкой. Если рыба костлява, надо сделать глубокие надрезы по всему борту и с двух сторон (это и при варке сгодится) — косточки как бы растворяются и становятся совсем мягкими.
Но самая вкусная рыба в жареном виде — карасики, залитые по уши сметаной после того, как их уже перевернули с одного бока.
Отварная рыба и уха — это отдельная сказка.
Тут есть три способа, я опишу их на разной рыбе.
Вот берется здоровенный карп, лапоть, сине-золотой блин с тупой травоядной мордой и акварельными плавниками. Кладется на противень, посыпается крупной солью вперемешку с красным перцем так, что полностью скрывается под солью, медленно переворачивается на вялый от соли бок и с другой стороны посыпается еще гуще. Соль жалеть нечего. Чешуя рыбы — лучшая защита, естественная, поэтому не беспокойтесь о соли — природа не допустит пересола… Хороший карп и в одиночку занимает весь противень, но если у вас умещается два карпа, то кладите второго, если три, что поделаешь? Если четыре, то считайте, что печете карасиков и не беспокойтесь больше ни о чем. Карась — тоже рыба.
Минут через сорок на среднем огне в духовке карп покрывается затвердевшей, по краям закоричневевшей соляной коркой. Постучите ножом, и если звук будет как по насту, значит спекся гриня.
Достали. Обкололи и обстучали верхнюю корку соли. Лопаточкой поддели снизу и аккуратно перенесли на блюдо. Снимаем с несуществующих у карпа плеч голову, легко сходящую до хвоста шкуру, вычищаем горчащие внутренности.
Нежнейшее и ароматнейшее мясо под шкурой. Только не обжигайтесь и не спешите с мелкой костью — карп все равно ваш.
Когда хребет и ребра обнажатся (а на это много времени не уйдет), просто снимите с нижней части тушки весь скелет и продолжайте, продолжайте до шкуры! Впрочем, что мне вас уговаривать?
Если окуня обвалять в соли с перцем, завернуть в фольгу и сунуть в костер, не в самый жар, а где-нибудь сбоку и присыпать горячим пеплом, то ждать придется недолго. Десять минут — одна сигарета — и ваш окунь откуковался. Развернули фольговый фантик — и съели. Никаких проблем. Фольгу можно использовать неопределенное число раз, лишь бы не протекала.
Печеная рыба — самый естественный, натуральный продукт, сохраняющий одновременно и свежесть недавно еще живой рыбы, и изысканность кулинарной обработки. Мы, ведь, чай не малые народы севера, которые суют рыбу мордой в ведро с соленой водой и на этом заканчивают свое кулинарное искусство. Нет, у нас технология куда сложнее! Настоящая пиротехника!