Страница 86 из 98
Как раз, в день, когда стало известно положение Олеси, Зоя заехала к ним в гости. Они с Владом сидели в зале и уже по сложившейся традиции пили чай с печеньем, на железной коробке которого в этот раз были изображены красные георгины.
Олеся тогда влетела в квартиру, словно сумасшедшая и тут же, не снимая обуви, побежала в зал, и, задыхаясь от только что устроенной пробежки, с неописуемой улыбкой, смотрела на них, переводя взгляд с Зои на Владимира и обратно.
Мужчина тогда как-то обеспокоенно смотрел на Олесю, затем встал со своего места, и вдруг протянув руку, дотронулся до её, как оказалось, абсолютно не пышущего жаром лба. Блондинка, словно этого и ждала, потому что тут же, не теряя времени, подпрыгнув, повисла на шее Влада, при этом полными огромной радости глазами поглядывая на Зою, застывшую с так и не поднесённой ко рту чашкой в руке.
- Любимые мои, - громким шепотом проговорила она, всё ещё не отпуская шеи Влада, - я беременная.
Зоина чашка опустилась на блюдце, уж слишком звучно звякнув в наступившей тишине. Ей почему-то вдруг показалось, что она здесь этакий третий лишний человек и надо бы покинуть гостеприимную квартиру, но что-то её останавливало и заставляло сидеть на месте.
Девушка, оторвавшись от созерцания чашки, перевела взгляд на обнимающуюся парочку, замершую посреди зала. Она видела, как напряжена спина Владимира. Видела, что тот молчит, словно воды в рот набравши. И видела, как к счастью в глазах Олеси спустя некоторое время прибавилась и тревога.
Женщина с трудом отстранилась от Влада, да и то лишь чуть-чуть, чтобы заглянуть тому в глаза, и просто спросила:
- Ты не рад?
Влад тут же отстранился и вместо ответа принялся безрассудно целовать Олесю. Мужчина целовал её лоб, глаза, щёки, нос, губы... Со стороны всё выглядело так, словно эти двое прощаются друг с другом навсегда, стоя на перроне, с которого медленно начинал отходить нужный кому-то из них поезд. И надо бы бежать к поезду, да оторваться от любимого человека невозможно.
Конечно же, они не прощались. Наоборот, сегодня Зое посчастливилось быть свидетелем зародившегося счастья их маленькой семьи.
Совсем скоро их станет трое. А может и четверо - вдруг родиться двойня?
- Зоя, девочка, иди к нам, - вдруг оторвавшись от счастливо смеющейся женщины, позвал Влад.
Зоя, уже готовящая предлог, под которым она сбежит и оставит этих двух будущих родителей наедине, удивлённо моргнула. А затем, поднявшись, нерешительно приблизилась к ним, чтобы тут же оказаться прижатой к двум телам, оказавшись в тройных объятиях и получить двойной поцелуй в макушку.
- Если бы не ты, я бы не был сейчас так счастлив.
- И я, - весело добавила Олеся, проведя ладонью по Зоиным волосам, словно кошку гладя.
Вскинув голову, Зоя заметила, что глаза Владимира подозрительно покраснели и поблёскивают. Олеся же так же, как некоторое время назад, провела ладонью теперь уже по его тёмным волосам, едва тронутыми сединой.
Она уже была на пятом месяце беременности, когда теперь уже молодожёны с общей фамилией Мартыненко решили пожениться. Они не хотели беспокоить Олесю, зная, что та начала жаловаться на то, что всё чаще стала уставать от простой прогулки, о том, что её ноги гудят к вечеру, словно после семикилометрового забега на время, и, конечно же, о том, что у неё невыносимо болит поясница.
Вот только не смотря на все свои недуги, беременная довольно-таки резво оказалась у здания ЗАГСа, проявляя чудеса скорости.
Буквально неделю назад Владимир уехал в Одессу на несколько дней, оставив Олесю одну. Он собирался проведать могилу своего старого боевого товарища именно в этот день - годовщину его смерти. Он каждый год там бывал, практически вынуждая себя туда ехать и, подолгу сидел на гранитной скамье, рядом с покоящимся под двухметровым слоем земли Арсением, который так винил себя в том, что испортил жизнь Владу.
Владимир всегда привозил с собой на кладбище огромный букет белых роз, к которым брат Ирмы был столь неравнодушен. Помниться когда-то давно, ещё в их молодости, когда его друг вдруг начал выращивать эти самые розы у себя под окном, радуя глаз прохожих, Влад посмеивался над Арсением, говоря полушутя-полусерьёзно, что розы любят лишь девчонки, а парню цветы вообще не к лицу.
Эти цветы сейчас символизировали для мужчины лишь боль утраты. Стоило ему только увидеть эти проклятые розы, как в его голове тут же услужливо всплывал образ кладбища, памятник, с которого на него смотрел молодой весело улыбающийся Арсений в своей парадной форме.
Рядом с могилой Арсения были ещё две другие - его родители, ушедшие практически сразу за сыном, разминувшись лишь в несколько месяцев.
Преподнося цветы и родителям Арсения, Влад всегда отчего-то стыдился поднять глаза и взглянуть на фотографию-изображение его матери, которая словно чувствовала тогда, что её сын больше не вернётся и рыдала, очевидно, интуитивно зная, что провожает его навстречу смерти. Сколько бы она ни плакала, ни бросалась на колени перед Арсением - тот был непреклонен, и своего решения менять не был намерен. Именно в тот день, в аэропорту, Владимир увидел, как украдкой утирал уголки глаз и отец его товарища - строгий военный, всегда держащий свои эмоции под железным контролем. Возможно, если бы и он, сам Владимир, тогда попросил его остаться, то Арсений был бы сейчас жив...
Теперь-то мужчина понимал, что действительно народная мудрость оказалась права и всё что ни делается - делается к лучшему. Как ни крути, а он остался жить. И всё это время считал себя недостойным хоть маленького кусочка счастья, живя этаким затворником в городе (о, в этом он почему-то и не сомневался), по улицам которого ходит Олеся. Наверное, именно так он и провёл бы всю свою жизнь, если бы не Зоя, ставшая для него своеобразным светом в конце тёмного туннеля.
О большем он сейчас и мечтать не мог. У него была жена, любовь к которой он всё же вопреки всем своим убеждениям берёг все эти годы, что они были в разлуке. У Влада через несколько месяцев должна была появиться маленькая дочушка - его продолжение, то, что останется после них, родителей, на этой планете и продолжит род людской.
Они уже выбрали ей имя. И это произошло без споров и криков. Пожалуй, они совместно пришли к такому решению - назвать девочку Зоей. Ведь именно благодаря ей они вновь воссоединились, не смотря на все сети-паутины интриг, которые плелись вокруг них годами. Не смотря ни на что, после долгих лет одиночества они всё же сохранили свои чувства, которые никогда никуда не исчезали, а лишь затаившись, где-то глубоко-глубоко ждали своего специально назначенного времени.
Леонова ещё пребывала в неведенье, на счёт имени девочки. Будущие родители решили сделать сюрприз и никому ничего не рассказывали, решив, что покажут чете Мартыненко свидетельство о рождении дочки, и те лишь тогда узнают имя малышки.
А ещё они планировали попросить Зою стать крёстной мамой для их дочери. А на почётную должность крёстного отца они сразу же без всяких раздумий утвердили кандидатуру Гоши. Но и всё это продолжало держаться в строжайшем секрете.
Кстати, Ирма вместе со своим новоиспечённым мужем, бросили всё и вернулись в Германию, наверняка, прожигать жизнь, тратя всё то наследство, что ей оставил её покойный старик-муж...
Она осмелилась прийти к Владимиру, дабы попрощаться. Но остановив машину у подъезда, не спешила выходить, решив напоследок устроить себе небольшой перекур. Немного опустив чёрные тонированные стёкла, она время от времени стряхивала подобным образом пепел. И не успела она отправить пожелтевший фильтр докуренной сигареты за пределы машины, как вдруг дверь подъезда распахнулась, и оттуда показались Олеся и Владимир.
Женщина тут же инстинктивно вжалась в сидение и, зажмурила глаза, словно всё происходящее было не больше чем полётом её фантазии. Однако, открыв глаза она лицезрела всё ту же картину: Влад, придерживая Олесю под локоть, что-то с улыбкой рассказывал ей. Неожиданно беременная женщина замерла посреди дороги, и, наклонившись, принялась застёгивать замочек на своих балетках.