Ночь фламинго

– Вы, наконец, закончили?

– Я дам вам знать, когда закончу. Когда девушка вам надоела, вы вышвырнули её вон. Вам не нужна была такая обуза. Однако вчера вечером Джоанна Крэйг проникла в апартаменты, где вы принимали гостей. Она просила помощи, сказала, что беременна. Вы рассмеялись ей в лицо, Вернон. Сказали, что может, если угодно, броситься в реку. Она поняла ваши слова буквально. И за это вы ответите.

– Вы так думаете? – небрежно возразил Вернон. – Теперь дайте и мне сказать, вы, бледный рыцарь. Я был знаком с Джоанной Крэйг. Я знал её так же хорошо или также поверхностно, как всех других. Она написала пару картин для моего клуба. Как я уже сказал, их может видеть любой желающий в любое время. Все остальное – ваши фантазии. Если вы попытаетесь выдвинуть вашу версию в суде. то я вас уничтожу, и вы никогда уже не подниметесь. Даю вам одну минуту, и если вы отсюда не исчезнете, я вызову своего адвоката. Вы знаете, что за этим последует.

– О, ещё бы! – ответил Миллер. – Это значит, что вы будете плакать кровавыми слезами, – и он холодно рассмеялся. – Увидимся в суде, мистер Вернон.

Он повернулся к Брэди. Тот открыл дверь, и оба вышли.

Некоторое время Вернон просидел, молча глядя в пустоту. Затем снял трубку и нажал на кнопку.

– Бен, это вы? – спросил он. – Пошлите ко мне Страттона. У меня есть для него работа.

Моника Грей вышла из ванной опустошенная и ослабевшая. Она надеялась, что после горячей ванны почувствует себя бодрее, но вместо этого ощутила глубокую подавленность и полное отсутствие сил. Непонятно было, как она сумеет продержаться в «Фламинго» весь вечер.

Стук в дверь был настолько тихим, что она решила – послышалось. Остановившись в нерешительности, она завязала пояс халата и прислушалась. Стук раздался снова. Она открыла дверь и увидела в полумраке коридора расплывчатую фигуру. Та подняла руку, и в лицо ей что-то брызнуло. Она зашаталась, открыла рот для крика и закрыла руками глаза, которые нестерпимо жгло. Она слышала, как закрылась дверь, кто-то рванул её за плечо и бросил на кровать. Раздался леденящий душу смех. Цепкие пальцы схватили её за волосы и откинули голову назад.

– Давай, детка, раскрой глазки. Это дядя Билли.

Она попыталась раскрыть глаза. Боль слегка отпустила. Она с ужасом смотрела в бледное бескровное лицо Билла Страттона. Только губы имели какой-то цвет. Он улыбался.

– Деточка, вода с добавкой дезинфекции приятно жжет глазки, верно? Представь, что раствор будет немножко крепче, ну, к примеру, с кислотой, и ты бы уже ослепла.

Страх и ужас парализовали её. Она таращила на него глаза, пока он похлопывал её по щеке.

– Дитя мое, слово – серебро, а молчание – золото. А ты наговорила лишнего. Мистер Вернон не любит этого, ох, как не любит. Ладно, а теперь одевайся, пойдешь со мной.

Уже наступил вечер, когда Миллер проехал сквозь открытые ворота к дому на Гранд Авеню. Прошедший день был очень длинным. Он так устал, что некоторое время сидел за рулем, не имея сил выйти.

На звонок вышла та же горничная, Дженни. По её красным опухшим глазам было видно, что она плакала.

– Сержант Миллер, проходите, пожалуйста.

– Когда я вернулся в свой кабинет, на столе лежала записка, – объяснил Миллер. – Очевидно, полковник Крэйг был в морге, чтобы опознать дочь, и хотел поговорить со мной.

– Полковник Крэйг и мисс Хэрриет в саду, – сказала горничная, – сейчас я их позову.

– Нет, нет, спасибо, – остановил её Миллер, – я найду их сам.

В саду было прохладно. На голых ветках каркали вороны. Он прошел по пожелтевшей лужайке, влажной от вечерней росы. Сквозь журчание ручья слышны были тихие голоса. Потом тишину вечера прорезал приветливый голос:

– Мы здесь, сержант Миллер!

Хэрриет Крэйг стояла, опираясь на перила маленького мостика через ручей. Мужчина рядом с ней был не ниже шести футов. Седые волосы были подстрижены очень коротко. Взгляд светлых глаз оставался спокоен и холоден. Высокие скулы придавали лицу строгое выражение. С минуту мужчины смотрели друг на друга, изучая один другого, потом он протянул Миллеру руку.

– Благодарю, что вы так скоро приехали.

От него исходила необычная жизненная сила, впечатление сжатой пружины, так что Миллеру стало не по себе. Мужчине было под пятьдесят, но в нем чувствовалась уверенность и молодая энергия.

– Вы хотели говорить со мной, – напомнил Миллер. – Если я хоть чем-то смогу помочь, я в полном вашем распоряжении.

– Я сегодня был у старшего инспектора Гранта, – сообщил полковник Крэйг. – Он мне все подробно рассказал, но считает, что вы знаете больше подробностей.

Помолчав, он продолжал:

– Если я не ошибаюсь, Хэрриет вкратце изложила вам, какие проблемы были у нас в последнее время с Джоанной.

– Да, полковник.

– Мне сообщили также, что она стала наркоманкой, – продолжал он с видимым усилием.

– Да, именно так, и это объясняет перемены, которые в ней произошли. Иначе объяснить их невозможно, – заметил Миллер. – Под действием наркотика человек приходит в состояние полного удовлетворения и даже восторга. Но когда действие героина прекращается, несчастный наркоман делается совершенно больным, ему плохо, им владеет только одна мысль – снова вернуть состояние легкости, беззаботности. Иными словами, ему нужна доза. И пока он её не получит, он легко раним, раздражителен, подавлен, подвержен резким переменам настроения.

– И все это обрушилось на Джоанну?

– Да, полковник. Та девушка, которая причинила вам столько горя, уже не была вашей дочерью. Она только внешне оставалась той же, – участливо заметил Миллер.

Долго – долго все трое молчали.

– Я благодарен вам, сержант, – сказал полковник. – А теперь я хотел бы знать, что вы ещё разузнали.

Рассказ продолжался недолго. Когда Миллер умолк, Хэрриет Крэйг беззвучно рыдала. Отец обнял её за плечи.

– Коронер вызовет Вернона как свидетеля? – спросил Крэйг.

– Да.

– Но будет ли возможность обвинить его?

Миллер тяжело вздохнул и покачал головой.

– Нет смысла вас обнадеживать. Я лично не надеюсь.

– Но он же виновен в смерти Джоанны! – горячо воскликнула Хэрриет. Он убил ее!

– Это совершенно ясно, – ответил Миллер. – Он виновен. Но в суде не принимают моральных обвинений. Они считаются только с материальными фактами. Я могу заранее сказать, как будет представлено дело. Ваша сестра, Джоанна Крэйг, покончила с собой. Она была беременна. Кроме того, она была наркоманкой. У нас есть свидетель, Моника Грей, которая рассказала, что кто-то сделал укол героина вашей сестре. Уверяю вас, в суде адвокат Вернона разделается с ней за несколько минут. Для Макса Вернона все средства хороши, и то же исповедуют и его адвокаты. Кроме того, не надо забывать ещё об одном обстоятельстве – положение вещей в данный момент не дает права на обвинение в противозаконных действиях. Моника Грей рассказала мне о событиях с глазу на глаз. А это вообще не имеет силы. Вполне возможно, на суде она откажется от показаний. Тогда у нас не останется против Вернона ничего.

– Но Вернон виноват, – настаивала Хэрриет. – Вернон в ответе за все, что случилось. Вы же сами так думаете.

– Да, но мое мнение не в счет. Суд учитывает только вещественные доказательства.

И снова наступило долгое молчание, которое нарушил полковник Крэйг.

– Я все это понимаю, – заметил он. – Но не могу понять, почему Джоанна сделала все, что могла, чтобы помешать опознать труп. Вы можете объяснить, почему она так поступила?

– Вы действительно хотите получить ответ, полковник?

– Во чтобы то ни стало.

– Ну, ладно, – сказал Миллер. – Я считаю, она это сделала ради вас.

Лицо Крэйга оставалось бесстрастным.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Вероятно, в последние часы или минуты жизни она соображала гораздо лучше, чем в те ужасные месяцы, которые пережила. Она сознавала, что причиняла вам слишком много горя и забот. И не хотела покрывать вас позором. Так я объясняю себе её попытки скрыть свое происхождение. Она хотела исчезнуть с лица земли, как если бы не жила на ней вовсе.