Золото народа

– А почему же не брали? – спросил Иван. – Что вам помешало?

На висках у того была седина, а на лбу едва обозначились залысины. Через очки на собеседника смотрели живые чёрные глаза.

– Все же было в ваших руках. Вы специалисты…

– Согласен, молодой человек, согласен. Хватились поздно. Когда в лаборатории стали смотреть шлихи, ту площадь уже отработали. Ну и главное, – опыта, конечно, было маловато – не каждый день в таких экстремальных условиях работаешь. Хотя вроде бы вся территория у нас не подарок: везде горы. Короче, часть опробования мы провели не лучшим образом. Теперь можно прямо сказать – запороли.

Последние слова Синицын произнес резко и, как показалось Ивану, сердито. Он тяжело вздохнул и продолжил уже помягче:

– Но пара проб выскочила с очень приличным содержанием золота – промышленные концентрации. Вот это до сих пор меня и беспокоит. Таких проб больше не было ни в одной точке на всей площади нашего планшета.

На лбу у Синицына выступила испарина. Он покраснел, и Иван увидел, что ему стало не по себе.

– К величайшему сожалению, заверить мы их не смогли, – справившись с собой, продолжал Синицын. – Пошли дожди, все ручьи и реки прямо на наших глазах вспучились. А когда такая большая вода, туда лучше не соваться – гиблое дело. Представляете, что творится, когда широкую реку загоняют в такую узкую горловину?

Он развёл и резко свёл руки, изображая горловину воронки. У него получился хлопок. В тишине небольшого кабинета он прозвучал как выстрел.

– Возле этой щели вода поднимается и потом с ревом устремляется вниз. Смотреть страшно – там всё кипит.

Синицын в такт своим словам покачал головой. Было видно, что воспоминания о прошлом его увлекли, вернули в молодость.

– А еще к тому же, скажу я вам, там водопадов уйма. По ним не подняться, не спуститься. Кстати, на будущий год мы туда уже не попали. А зря! Надо было бы там еще поработать. До сих пор корю себя за то, что дело практически не довел до конца.

– Ну вы же лист засняли, отчет написали. Как я понимаю, своё задание полностью выполнили. Никаких…

– Это ещё не все, – остановил его Синицын, – мы, может, месторождение пропустили, а вы говорите – задание выполнили. Молодой человек, вы представляете себе последствия такой работы? Теперь на ту площадь могут долго не вернуться.

Сняв очки, Синицын посмотрел на Ивана.

– Кстати, я в отчете написал, что район перспективен на золото. Теперь с высоты своего опыта я могу даже сказать, что золотоносность того района может быть связана с кварцевыми жилами. Есть такой тип золотого оруденения. Да, впрочем, что теперь толку, – с сожалением в голосе сказал геолог. – Поздно, молодой человек, поздно. Всё нужно делать вовремя. Учтите это на будущее, может, пригодится. Любое дело надо суметь реализовать и довести до конца. И делать это следует сразу, так как такая возможность может больше не повториться.

– Да, может не повториться, – словно успокаивая его, сказал Иван. – Госпожа удача – дама капризная.

Больше Ивану повезло со старшим геологом Виктором Ивановичем Коротковым. В отличие от поджарого Синицына тот был высоким и с приличной лысиной. Но так же без бороды – без чего Иван до сих пор не представлял геологов. Первый раз на съемку Виктор попал ни куда-нибудь, а в партию самого Синицына, которого в экспедиции считали сильнейшим съемщиком. В то время он только окончил университет и был полон сил и неуёмной энергии. Из маршрутов Виктор почти не вылезал. Утром они уходили со стоянки и до позднего вечера мотались по горам. И так он «отмолотил» весь тот полевой сезон. Потом, когда закончили планшет, Виктор писал отчет и еще довольно долго бок о бок работал с Синицыным. Со временем он сам стал начальником такой же геологической партии.

Коротков вытащил потертую на перегибах карту и стал показывать Ивану. В тех местах он в молодости описывал разрезы, видел горных баранов чубуку или какую-то другую живность. Глядя на карту, он даже вспоминал, где пил чай на привалах. Однако так же, как Синицын, Коротков о лагере не знал. Правда, в разговоре выяснилось, что на небольшой терраске, которая находилась в узкой долине безымянной реки, в конце того сезона Виктор нашёл баню. Как понял Иван, самую настоящую – с хорошим предбанником и приличным навесом. Баня была рублена из круглого ошкуренного леса.

– Да как рублена, просто загляденье! – восторгаясь работой неизвестных плотников, рассказывал Коротков. – Бревно к бревну срублены в лапу, венцы ровные, дверные и оконные оклады, как игрушечные. А пол! Представляете, он, как стол. Доски так подогнаны, что ни одной щёлочки. И все это было рублено топором. Только одним топором! Представляете, какая работа! Замечу – везде растёт одна лиственница, а это вечное дерево, – увлеченно говорил геолог. – Сейчас так не рубят. Разучились наши мужики, а может, просто не достигли того уровня. Хотя и инструменты теперь какие хочешь и пиломатериалы. А та банька вообще-то была не маленькая, – поглаживая свои редкие волосы, вспоминал Коротков. – Человек на десять, думаю, не меньше. Размером побольше, чем этот кабинет. Определенно больше, здесь даже сравнивать нечего.

Иван посмотрел по сторонам, прикидывая площадь помещения, в котором он находился. Вдоль одной стены стояли стеллажи с образцами каких-то камней, на другой – висела геологическая карта и под ней – маленький столик с компьютером. Рядом с ним под окном стоял письменный стол, за которым они и сидели. Получалось, что длина кабинета была метров пять, а ширина около четырех.

– Всё там было сделано по уму, – прервав размышления Ивана, продолжал Виктор Иванович. – Полки двухъярусные. Печка из камней выложена. – По его лицу пробежала какая-то тень, точно он в чем-то засомневался.

– Печка там была железная вообще-то. Видно, бочку камнями обложили. Совершенно верно, железная. Вспоминаю, там, на круглой дверке была ручка наклепана. Она, как скоба. Такие ручки обычно делают на буржуйках. Да, ещё вот: возле бани поленница дров сохранилась. Представляете, целая поленница стояла. Правда, в то время дрова уже прилично заросли, но ещё не сгнили. А в общем, надо сказать, – баня была очень хорошей сохранности. И что интересно – даже крыша не провалилась. Обычно у всех заброшенных домов это самое слабое место. А как крыша упала, так дом, знаете, заливает дождём, и тут ему быстро конец приходит. А ту баньку, по-моему, хоть затапливай и мойся. Помню, у меня тогда даже сложилось такое впечатление, как будто люди все бросили и куда-то убежали. Всякие там ведра, тазики остались. Ржавая пила двуручная на поленнице лежала. Во, самое главное не сказал! – Коротков весь как-то оживился, глаза заблестели. – Они даже топор оставили. Представляете, топор! В тайге вообще-то топор ни на одной старой стоянке не найдешь. Все что угодно забывают, а вот, чтобы топор… Я такого не припомню. Хотел я его тогда забрать, да слишком тяжёлым он оказался. Я его в предбанничек под скамейку спрятал. Туда же и пилу занёс. Как сейчас помню, на топоре было выбито клеймо «Труд вача, 1933 г.»

– Может, это и были остатки лагеря? – не выдержав, спросил Иван. От возбуждения он весь горел. – Мыться же им надо было где-то. Вот и баня. Наверное, там они и жили.

Коротков замотал головой.

– Нет, сомневаюсь. Какие-нибудь староверы, скорей всего, или беглые. Их раньше по всей Сибири хватало. Уходили они и в наши горы. А для лагеря – это слишком далеко. Да и, по-моему, незачем туда было заключенных загонять. Им там руки не к чему приложить…

– А вот Иван Васильевич говорит, что там может быть золото, – неожиданно вставил Иван. – Даже, может быть, целое месторождение.

Во взгляде Короткова можно было прочесть удивление и недоумение. Секунду он помолчал и заговорил:

– Ну знаете, молодой человек, это ещё бабка надвое сказала. Да, попалась в тех местах пара приличных проб с золотом, никто этого не отрицает, но это же ещё не говорит о том, что там месторождение. Таких районов, где встречались пробы с высоким содержанием золота, я вам прямо сейчас могу показать не меньше десятка. Ну и что? Нет там никаких месторождений. Я знаю, с этой идеей Иван Васильевич носится давно. Свербит у него с тех пор, как мы там отработали, а выхода нет.