Охота на пожирателей

Добраться до Круга на автобусе было невозможно. Туда и дороги то толковой не было, хотя посетители появлялись там регулярно. Видимо, приезжали на своих машинах, или нанимали такси. Я всегда сходила на этом перекрестке и дальше добегала зверем, раздеваясь и пряча одежду в рюкзак. Полной трансформации без ярости не получалось, но бежала я уже на четырех лапах, и скорость это увеличивало прилично, как и выносливость.

Солнце подобралось совсем близко к горизонту и приобрело румяный оттенок, когда я рванула вперед, пружинисто отталкиваясь удлинившимися и окрепшими в полузверином обличии лапами от еще мягкой и влажной весенней земли. Прошлогодний сухой бурьян между деревьев не слишком мешал, я легко его перепрыгивала, а луга еще только начали порастать сочной нежной травой. Бег доставлял мне огромное наслаждение, ароматный, волнующий всевозможными дикими запахами воздух дразнил ноздри и наполнял грудь кислородом. Сильные, выносливые лапы, так отличные от человеческих ног, стремительно несли меня над зеленым морем.

Добралась я уже прилично за полночь. Привычно скрипнула кованая калитка, блеснув лунным бликом; по выложенной камнем дорожке я обошла вокруг главный корпус, так напоминающий церковь, и вошла через «садовую» дверь.

Из головы не шел Охотник, я живо вспомнила ту ночь первой встречи, когда Шаман сам встретил меня у калитки, проводил вниз, до самого Круга и закрыл дверь, оставив меня наедине с сумасшедшим Ван Хельсингом. Нет, не наедине: он тоже был там, чтобы смотреть и чтобы выхватить меня из-под самого носа у Охотника.

Монастырь, охваченный тьмой и предрассветной мягкой тишиной, мирно спал. Я, правда, не была уверена, что спит настоятельница, да и Пашка может всю ночь напролет просидеть в библиотеке, но время для тренировок было раннее, и я отправилась в холл для посетителей, чтобы немного вздремнуть на единственном нормальном диване во всем Круге.

Потертая кожа приятно скрипнула, принимая мой вес, и я блаженно вытянулась во весь рост. Снова вспомнился Охотник, сидящий у церковной стены, жалкий и изможденный, раз за разом медленно поднимающий слабую, жилистую руку и благословляющий меня крестным знамением. Или проклинающий…

Я незаметно соскользнула в крепкий, спокойный сон и успела проспать какое-то время, как вдруг что-то разбудило меня. Утро еще не наступило, и я могла вернуться в мир ночных грез, но вместо этого раскрыла глаза. Надо мной, возле изголовья, стояла белая, призрачно-прозрачная женщина. В темноте казалось, будто от всей ее фигуры, особенно от белоснежных волос исходит слабое лунное сияние. Она стояла, склонившись, и смотрела на меня, а я на нее – перевернутую из-за точки обзора, и оттого еще более загадочную, и ее ладони лежали по обе стороны от моей головы, легко прижимаясь к вискам.

Я вскочила, молча глядя на нее, совершенно не представляя, кто это и что ей от меня может быть нужно. Она улыбнулась и грациозно села на покинутый мною диван.

– Это за тобой Олег охотился, – тихо произнесла Белая женщина, и в ее словах не звучало вопроса. – Ты не выглядишь такой уж опасной.

Я молчала, не зная, что ответить. Кто такой Олег? Кто-то из клана Варгора? Тогда почему имя человеческое? Черт знает, что на меня нашло, но встреченный накануне Охотник у церкви менее всего шел на ум и вовсе не ассоциировался с именем Олег и этим светящимся чудом.

– Садись, – похлопала она тонкой, невесомой ладонью по дивану, и я послушно села рядом. Женщина повернулась ко мне, с очевидным любопытством оглядела мое лицо, косу, руки прозрачными как лед, голубыми глазами; коснулась своими неожиданно теплыми пальцами моих и снова улыбнулась. – Он, конечно, сам начал охоту, но никогда бы не добрался до тебя, если бы не Шаман.

Я вздрогнула. Шаман, охота, – она говорит про моего Охотника!

– А с Шаманом свела его я, – продолжала Белая женщина. – Я тогда мало что понимала, считала это демоническое существо дружественным, подвластным мне духом. Позже многие понятия поменялись местами. И я дала Олегу кинжал, закаленный истинными словами, чтобы убить им Шамана.

Я стала понимать, что мне все это снится – опять какие-то бредовые россказни про заговоренное оружие, Шаманы, Олеги, черти что…

– Но воспользовалась им ты, – Белая женщина внимательно заглянула мне в лицо и стала серьезной. – Я знаю, о чем ты думаешь. Это не важно. Олег носит внутри себя демона. Борется с ним как может, и это убивает его самого. У тебя внутри зверь, ты знаешь, как владеть им и как пользоваться. Научи его!

Я хотела спросить, как она себе это представляет, но не успела и рта раскрыть.

– Настоятельница отправит тебя выполнить одно задание – я прошу тебя взять Олега с собой. Он пригодится вам. Я буду в тебя в долгу.

Я растеряно глядела на нее, открыв рот и не зная, что сказать. Олег – Охотник – трижды пытался убить меня, а она просит помочь ему. Взять с собой в какое-то задание, о котором я ничего не знаю. Как же я могу согласиться, не зная о чем речь? Зачем мне вообще соглашаться?

– Он очень сильный и он один из вас, – в тихом, мелодичном голосе звенела отчаянная просьба. – Помоги ему! Пусть он вернется на избранный путь!

С этими словами она исчезла. Просто растворилась в воздухе, как растворяется капля чернил в воде. Только что я смотрела в голубые, бездонные глаза, обрамленные снежными ресницами, а теперь глупо пялилась в ночную пустоту. Я даже протянула руку и пощупала диван на том месте, где сидела Белая женщина – пусто. Потерла глаза, пытаясь понять, привиделось ли мне это, или и вправду произошло. Конечно, не помогло и понятней не стало. Осторожно легла обратно на диван, в последний раз оглядела холл и, ничего необычного не разглядев, странным образом мгновенно заснула.

Разбудил меня Пашка, тряся за плечо.

– Вставай, соня, – весело провопил он мне в самое ухо. – Быстро в трапезную, закидывайся овсянкой и на полигон!

Полигоном Пашка называл задний двор, когда-то давно служивший выгулом то ли для коров, то ли лошадей. В монастыре не ели мяса и потому не разводили животных, и ровную, поросшую невысокой травой площадку было очень удобно использовать для тренировок.

– Да что с тобой сегодня! – рассердился Учитель, когда я в очередной раз абсолютно глупо пропустила удар. Пашкин кулак, вдвое увеличенный боксерской перчаткой, прилетел мне прямо в висок, и я, потеряв координацию, полетела в траву. – С самой разминки ты будто не здесь!

Потирая висок и пытаясь справиться с головокружением и темнотой в глазах, я села. Кажется, пришла пора немного передохнуть, и я коротко рассказала Пашке о событиях прошедших четырех дней, включая аферу Кали и ночной визит Белой женщины. Умолчала только о близких отношениях с Ру. Просто постеснялась.

– Да уж, умеешь ты отрываться, – покачал головой Пашка, присаживаясь рядом со мной. – И недели то не прошло с прошлой тренировки, а у тебя уже погони, интриги, расследования.

– Про задание настоятельницы мне приснилось, да? – спросила я Пашку в надежде, что он разрешит все мои сомнения, что ему всегда удавалось с невероятной легкостью.

– Нет, не приснилось, – посерьезнел Пашка. – К тебе Ульяна приходила. Наш медиум, можно так сказать. В Круге едва ли год, но очень, очень сильна. Перешагивая через Грань, она смогла на миг прикоснуться к Истине, абсолютной, на отголосках которой, можно сказать, держится наш мир. Так говорят. До смерти она, кстати, тоже была медиумом, могла видеть прошлое, будущее, занималась этим профессионально.

– До смерти? Значит, она..?

– Да. Как и Настоятельница.

Я знала, что Настоятельница в свое время перешагнула через смерть – или через Грань, как здесь говорят. Я несколько раз встречалась с ней в Круге, и она не выглядела ни призраком, ни зомби. Я решила было, что имеется в виду клиническая смерть, когда на несколько минут останавливается сердце, а потом запускается вновь, и человек продолжает жизнь, хотя вроде бы только что умер. Но Пашка разубедил меня, пояснив, что Настоятельница умерла по-настоящему и была похоронена, и ее тело к настоящему моменту уже совершенно сгнило, разве что кости еще лежат где-то в земле, в могиле. Но, перешагнув через Грань, она вернулась, воплотившись в Круге, в новом теле, не-рожденном и бессмертном. Пашка считал, что тело дает своим слугам Камень, концентрируя силу и формируя ее в некий реалистичный образ. Настолько реалистичный, что ничто не выдавало отличий от обычного человеческого существа, звучал голос, грудь вздымалась дыханием, внутри билось сердце, а кожа была теплой. И все же законы человеческого, земного мира были не властны над слугами Камня, пережившими собственную смерть.