Страница 18 из 19
После окончания школы у каждого из нас определилось направление в профессии: мои подруги были лидерами в области математики, я была одной из лучших в школе в области языка и литературы, что, вероятно, не вызывало удивления: ведь моя мать была журналистом, главным редактором редакции для детей и юношества на ГосТелеРадиовещании БССР. После 8-го класса мать перевела меня в школу № 20 с усиленным изучением французского. Школа была для детей VIP, действительно, в моем классе дети ходили с “задранными” носами. Я тоже была ребенком VIP. Но дома у нас была тяжелая обстановка. Вряд ли “бриллиантовые” дети смогли бы понять, что означает жить с отцом, опущенным до самых низов, даже если мать VIP. Она отдыхала на юге, когда я, воспользовавшись ее отсутствием, забрала документы и вернулась в обычную школу к моим товарищам.
В последних классах преподавателем по литературе была Татьяна Григорьевна Сокол. Она не жалела своего времени для нас, это была знающая, тонкая, интеллигентная личность! Мы часто бывали у нее дома, она организовала литературный кружок и наш девичий костяк с удовольствием посещал его после занятий. Татьяна Григорьевна была из тех знающих свое дело учителей, которые будят интерес и вселяют искру познания в своих учеников. Мы были теми “белыми листками” бумаги, которые продавали в школьном подвале, и на которых она чертила первые символы великого, доброго, вечного.
С математикой у меня были если не натянутые, то холодные отношения. Мне удавались все алгебраические абракадабры, но сухость этой науки меня «не грела». Впрочем, я всегда осознавала необходимость расчетов в жизни и прилежно выполняла формулы. Данные моего университетского диплома, рассчитанные с помощью языка Фортран, выполненные при любезном сотрудничестве школьной подруги Лены, были явным новшеством для того времени.
Химия была чем-то эфирным, непознаваемым, летучим… Вероятно, потому что она ассоциировалась с молоденькой преподавательницей Татьяной Ивановной. Хрупкая, миловидная, ей было около 25 лет и наши мальчики, которым химия была менее интересна, чем ее ножки, постоянно строили ей глазки и делали мелкие пакости с камчатки, чем вводили ее в краску.
В классе почему-то не любили учительницу географии, мальчики даже ходили бить ей окна. Физика была чем-то сродни математике, учительница чувствовала мое отношение к предмету, поэтому и давала мне больше заданий. В 9-м классе мы начали изучать астрономию. Ее вела учитель математики, тоже еврейского происхождения. Она была сильно удивлена моим проснувшимся интересом к этой науке. Астрономия меня поразила. Мне вдруг открылся неведомый доселе мир звезд, парсеков, созведий и туманностей… Учебник был тонким, и я просиживала в библиотеке за изучением созвездий, названий и характеристик звезд, открывая для себя бескрайний мир космоса…
Деревня
1–2 месяца в летний период мы с сестрой проводили в деревне у родителей отца и 1 месяц на Черном море. Нас сажали на автобус, и мы отправлялись в долгий путь. Езды было 8 часов. Деревня находилась в 400 км от Минска в Брестской области. Это была другая климатическая зона и часто, приезжая в деревню из холодного дождливого Минска, мы умирали от жары. Родители отца жили на хуторе метрах в 300 от деревни. Завидя аллею высоких грабов, у меня начинало учащенно биться сердце… Я любила деревню, ее медленный и простой быт, моих деда и бабулю. Жизнь в деревне была вольной, но трудной. Еще в юном возрасте старики приучили меня ко всякой деревенской работе, и я с радостью помогала им: гребла сено, пасла коров, даже научилась доить, пилила дрова, жала серпом, пыталась косить траву косой, но дед категорически запрещал мне брать ее в руки. По приезде первым делом я занималась чисткой дома – мыла полы, посуду – летний сезон был открыт. Затем начиналась 2-х месячная деревенская жизнь: мы с сестрой пасли коров, ходили в лес за грибами, ягодами. Иногда посылали родителям плачевное письмо с просьбой выслать конфет – в деревенском магазине с конфетами было туго. Посылка, набитая сладостями, приходила быстро, мы шли за ней на почту и растягивали сладости до конца каникул.
Единственным развлечением в деревне было КИНО. Его привозили раз в неделю. У нас было много местных друзей, и мы собирались в клубе для просмотра очередного фильма. После фильма шли домой под звездным небом, считая падающие звезды и обсуждая картину. В деревне все говорили на местном диалекте, который представлял собой “смесь” белорусского, польского и украинского языков. Через пару дней я привыкала и переходила на их язык. Когда немного подросла, то открыла для себя деревенскую библиотеку. Для маленькой деревни в 2–3 тысячи жителей библиотека была отлично снабжена. Благодаря ей я перечитала лучших авторов европейской классики XVII–XX веков.
Родители моего отца были из зажиточных крестьян. Для нас лето было отдыхом, а для них – тяжелым трудом и периодом заготовок к зимнему сезону. Нужно было обеспечить сеном корову, подготовить сухое мясо на зиму, вырастить зерно и обработать его. У стариков было много земли, на которой они выращивали зерновые, овощи, был большой фруктовый сад. По воскресеньям мы с бабушкой ходили в церковь. Это был мой первый опыт посещения церкви. Там стоял странный запах, пахло ладаном и была тихая умиротворенная атмосфера. Мне это нравилось. В доме у стариков висело несколько икон с длинными вышитыми рушниками, спускавшимися по краям. Рядом с иконой они обычно ставили наши новые присланные фотографии. Не могу сказать, что старики были очень набожны. Моя бабушка была полной, очень доброй женщиной с голубыми глазами, абсолютно неграмотной. О происхождении моего деда Никиты я долго гадала – он единственный в семье имел черные глаза, смуглую кожу и был очень горяч. Говорили, что в юности он даже воровал лошадей. Он любил лошадей. Мне нравилось проводить каникулы в деревне. Это была простая и вольная жизнь на природе. Но каникулы заканчивались, мы уезжали из деревни и каждый раз я отрывала кусочек сердца. Старики любили меня, я это чувствовала: они растили меня первые 4 года моей жизни.
Южный Берег Крыма, Мисхор-Кореиз
Мы возвращались в Минск и уезжали на Южный Берег Крыма. Ехали обычно поездом: так было дешевле. Мать ежегодно останавливалась в санатории «Беларусь» в поселке Мисхор от 4-го Лечащего Управления. Она была VIPом, хотя в те времена этим термином не пользовались. Нас с сестрой селила в небольшой квартирке рядом с санаторием. Первые годы мы ездили с отцом и останавливались в палатке. Потом отцу взяли дачный участок, и он больше с нами не ездил.
Мы ночевали на квартире, а питались в санатории, пользовались его пляжем, как и другие дети высокопоставленных лиц. Собирались большой ватагой и играли или плавали вместе – это были дети известных минских адвокатов, юристов, актеров и писателей. Рядом с пляжем санатория “Беларусь” находился пляж ВТО, Всесоюзного Театрального Общества, и мы иногда ходили туда учиться играть в бильярд. В санатории часто организовывали всевозможные поездки для отдыхающих, и мы посетили все достопримечательности ЮБК – Воронцовский Дворец в Алупке, принадлежавший графу Воронцову, Никитский Ботанический Сад, Ялту, Судакскую Крепость XIV века, построенную генуэзцами на скале, представляющей собой древний коралловый риф, поднимались на гору Ай-Петри, которая закрывала поселок от облаков, создавая своеобразный микроклимат. По вечерам мы играли на территории санаторного парка в пинг-понг, кегли или смотрели на танцующих взрослых… Это было чудесное время и счастливые детство и юность. Затем мы разъезжались и, несмотря на то, что все дети проживали в Минске, виделись мы только на следующий год в Мисхоре. При внешней общительности я становилась все более замкнутой. Надо мной висела проблема отца, и я не могла решить ее.
1 сентября мы шли в школу. Я с удовольствием готовилась к линейке – стирала и гладила белые воротнички, пришивала их на школьную форму (она у всех девочек была одинакового коричневого цвета), покупала гладиолусы и шла в школу. Я любила моих классных приятелей и наш класс. Но редко кто из них бывал у нас дома.