Заветы предательства

Пелон сунул руку в карман и, выудив оттуда связку текстов, после секундной паузы вручил их своему хозяину. Потягивая пальцами мочку уха, вице-цезарь начал шепотом читать:

«Возлюби Императора, ибо Он есть спасение рода человеческого.

Повинуйся словам Его, ибо Он ведет нас к свету будущего.

Внемли мудрости Его, ибо Он защищает нас от зла.

Возноси молитвы Ему, ибо спасут они душу твою.

Почитай слуг Его, ибо они говорят Его голосом.

Трепещи пред величием Его, ибо все мы живем в Его бессмертной тени…»

ГРЭМ МАКНИЛЛ

ЛЮЦИЙ. ВЕЧНЫЙ КЛИНОК

Люций шагал под небом, разорванным штормами. Он умер под похожими небесами, в разрушенном храме далеко от этого мира, которому Шестнадцатый легион дал удручающе банальное название «Планета колдунов».

После апофеоза Фулгрима на Йидрисе среди Детей Императора произошел раскол: одни последовали за примархом, отвечая на зов Магистра войны, другие же захватили корабли легиона, чтобы вести войну самостоятельно.

Люция же еще с Йидриса не покидало мрачное настроение. Он умер, но не это его тяготило.

Он потерпел поражение.

Ворон по имени Никона Шарроукин сумел убить его, но не испытал удовольствия от невозможной победы. Это терзало Люция. Причиняло ему боль.

Люций не знал, что вернуло его к жизни: вмешательство какой-то высшей силы или безумные эксперименты Фабия, но не испытывал желания узнать. Он должен был доказать, в первую очередь самому себе, что он — великий мечник Люций, которому нет равных в искусстве фехтования.

Люций впервые услышал о Санахте от Хатхора Маата — легионера, который так сильно напоминал Люцию самого себя в прошлом, что его хотелось убить прямо на месте. Маат рассказал Люцию, что Санахт был последователем древних школ фехтования, воином непревзойденного мастерства, и даже самые одаренные провидцы из Корвидов не видели в будущем его поражения.

Люций не знал, кто такие Корвиды, но готов был поспорить, что они не учли его в своих видениях. И потому он бросил свой легион — если то никчемное сборище, которое Фулгрим оставил, еще можно было так назвать, — и отправился на поиски этого Санахта.

У мира, ставшего новым домом Алого Короля, была одна неизменная черта, нравящаяся Люцию: здесь ничто не было неизменным. Казалось, что он шел уже целую вечность, но цель не становилась ближе. Порой башня Санахта размерами походила на транспортный корабль и висела над стеклянной равниной, которая отражала небо — но не то, что наверху. А иногда она вырастала из гор вдали, превращаясь в сталагмит таких немыслимых размеров, что сама начинала походить на гору.

Но она всегда была перед глазами, дразня его, заставляя идти вперед.

Сейчас она выглядела как изящный каннелированный минарет из слоновой кости и перламутра с куполом, охваченным серебристым огнем. Она стояла посреди густого леса из деревьев, корчившихся и испускавших болезненное сияние. Живой огонь прыгал с ветки на ветку, радостно хихикал, как ребенок, а сам лес то рос, то отступал, перекрывая ему путь.

— Что, боишься меня? — прокричал Люций, и в ответ голубоватый огонь на вершине башни вспыхнул ярче.

Он обнажил меч с ярко-серебряным клинком, когда-то подаренный ему примархом. Меч был слишком благородным оружием для рубки леса, но выхода не было.

Люций ломал стеклянные деревья, с каждым взмахом раскалывая светящиеся стволы на куски. Он пробивал себе путь все глубже в сверкающий лес, а рассеченные ветви срастались за его спиной со звуком бьющихся окон, обращенным вспять. Мечущиеся всполохи недовольно завизжали, однако Люций не обратил на них внимания. Тогда они бросились на него, пытаясь обжечь, но Люций снял с пояса шипастый хлыст, позаимствованный у Калимоса, замахнулся, и они с воплями метнулись прочь, подальше от мучительных ударов.

К этому моменту лес раздвинулся, и башня Санахта оказалась прямо перед ним. Вблизи стали видны вены яркого, как ртуть, пламени, которые пронизывали башню, словно живое существо.

Перед башней, в дуэльном круге из разровненного песка, стоял воин в алых доспехах. На его поясе висели парные мечи: один с навершием в форме черной шакальей головы, другой — белой соколиной. Оба представляли собой хопеши с крюками на концах и причудливыми изгибами. Их вид вызвал у Люция радостное предвкушение.

Всегда интересно сразиться против нового меча.

— Я слышал, ты ищешь боя со мной, Люций, — произнес воин, чье лицо скрывал шлем с посеребренными гребнем и лицевой пластиной.

— Ты Санахт?

— Да, Санахт из Атанейцев.

— Значит, я ищу с тобой боя.

— Ты хочешь умереть?

Люций рассмеялся:

— Один раз я уже попробовал и повторять не собираюсь.

Санахт снял шлем, за которым обнаружились коротко подстриженные пепельно-русые волосы и молодое лицо — такое невинно-красивое, что Люцию немедленно захотелось его уничтожить.

— Твои эмоции говорят другое. Ты хочешь знать, почему ожил. Поэтому ты меня разыскал — чтобы сразиться с мечником столь же искусным, как Ворон. Таким, который наслаждается убийством.

— Говорят, ты хорош, — бросил Люций.

— Я лучший в своем легионе.

— Это еще ни о чем не говорит.

Люций повесил хлыст на пояс и вступил в дуэльный круг. Санахт поднял мечи: у одного оказался кристаллический клинок, охваченный ведьмовским огнем, другой был простым энергетическим оружием.

Люций повел плечами и взмахнул собственным мечом, разминая запястье. После Йидриса он несколько раз дрался с воинами своего легиона, но ни один бой не довел до убийства. Здесь же можно было не сдерживаться.

Он обошел Санахта по кругу, изучая его движения, оценивая досягаемость и работу ногами. Он видел силу, скорость, уверенность, граничившую с самонадеянностью. Даже забавно, как они были похожи.

— Можешь не сомневаться, я повергну те… — начал Санахт, но Люций атаковал, не дав воину Тысячи Сынов договорить.

Все его удары были отбиты с небрежной легкостью. Они отпрыгнули в разные стороны и опять начали кружить, оценивая друг друга и пытаясь спровоцировать очевидными выпадами и обманными движениями.

— У тебя талант, но я изучил все школы фехтования, существовавшие с времен, когда в Добрудже на Старой Земле высекли первые кремниевые мечи.

Они опять столкнулись со звоном клинков. Санахт был молниеносно быстр, его мечи двигались с идеальной согласованностью. Люций умел сражаться двумя мечами, но предпочитал сосредоточиваться на одном клинке, и теперь, когда мечи Санахта били и сверху, и снизу, ему приходилось прикладывать в два раза больше усилий, чтобы не подпустить их к себе.

— Твои мысли выдают тебя, — сказал Санахт, и Люций услышал в его голосе первый намек на веселье. — Ты страстно сражаешься, но я знаю, какой будет твоя следующая атака, еще до того, как ты ее проведешь.

— Ты всерьез пытаешься дать мне совет по технике?

Санахт уклонился от направленного в горло выпада.

— Я ученый в области боевых наук. Мой долг — собственным примером обучать других тому, что знаю сам.

— Спасибо, но мне твоя помощь не нужна.

— Как же ты ошибаешься.

Люций почувствовал жар гнева, но вместо того, чтобы взять его под контроль, он позволил чувству поглотить его. Разозленный мечник совершает ошибки, но сейчас ему нужна была эта злость. Он кинулся на противника, отбросив все мысли об обороне, нацелившись только на убийство. Он хотел разрубить на куски этого надменного нахала, выпотрошить его без пощады и изящества, предать его уродливой смерти.

Санахт отбивал атаки, молниеносно парируя и совершая ответные выпады, но Люций не давал ему передышки. Он оттеснил противника к краю дуэльного круга, наслаждаясь замешательством в его глазах.

Санахт, больше не способный различить эмоции Люция в трясине гнева, был вынужден прибегнуть к вызубренным им приемам древних мастеров.

Но они не могли ему помочь.

Люций подвел меч под окутанный энергией клинок, выбил его, оттолкнув руку в сторону, а затем пнул Санахта в пах и обрушил рукоять меча на лицо.