Заветы предательства

— Нас всех здесь так называют. Но ты нашел того, о ком спрашиваешь, и он уже знает, чего ты хочешь.

Бьорн взглянул на громадную серворуку Следжека Оружейника, покрытую толстым слоем масла и испещренную царапинами от недавней работы.

— Мне нужна перчатка, — сказал воин.

Кузнец рассмеялся. Его голос был сухим, как угли в жаровне.

— Ты нравишься Волчьему Королю. Мне сообщили, что он лично отправил тебя сюда, — магистр кузни подошел ближе, и Бьорн учуял его едкий, дымный запах, — но это не поможет. Будь ты хоть сам лорд Гунн, все равно тебе пришлось бы ждать своей очереди.

Бьорн поднял левую руку. Она заканчивалась пучком перепутанных и обгоревших металлических обломков. После того как он потерял конечность на Просперо, времени на изготовление подходящего аугметического протеза так и не нашлось, а в последней битве с Альфа-Легионом пришло в негодность даже то, что было.

— Я не могу сражаться в таком состоянии, — сказал Волк, поворачивая культю из стороны в сторону в свете пламени. — Больше не могу.

— А я слышал, что ты неплохо справляешься.

— Я хочу снова драться клинком.

— Больше, чем одним? — Оружейник снова рассмеялся.

— Это была основная рука.

— Тогда учись пользоваться той, что осталась.

Бьорн придвинулся вплотную к Следжеку:

— Не шути со мной, кузнец.

— Думаешь, я шучу? Посмотри вокруг. У меня четыре тысячи воинов, каждого из которых нужно одеть в броню и вооружить. Каждый час мне приносят очередную окровавленную кучу разбитых доспехов и сломанных клинков. Мне пришлось заставить людей работать, пока они не начали умирать от изнеможения, чтобы утолить нужду в оружии наших братьев, и ничего не изменится, пока Змеи держат нас за глотку. У тебя есть глаза, силы, и ты можешь стрелять из болтера. Считай, что тебе повезло.

— Этого недостаточно, — огрызнулся Бьорн. — Мне нужна перчатка.

Следжек наклонился, и его почерневший шлем оказался на расстоянии ладони от забрала Бьорна.

— Жди. Своей. Очереди, — процедил кузнец.

На какое-то время Бьорн замер. Он сжимал и разжимал пальцы на правой руке, прикидывая возможность силового решения вопроса. Он находил такой исход вероятным. Следжек был большим, но воин справлялся и не с такими.

Однако в итоге Волк неохотно отступил. Драки с собственными братьями только ускорят наступление нависшей над ними печальной судьбы среди ржаво-рыжих звезд Алакксеса.

— Я еще вернусь, — пообещал он, отходя от Следжека. Топот закованных в броню ног громко отдавался по помещениям кузни. — И в следующий раз ты мне не откажешь.

Кузнец безразлично пожал плечами и вернулся к работе. Серворуки с жужжанием принялись за дело, а пламя в печи вспыхнуло с новой силой.

Бьорн быстро шагал мимо бесконечных трудящихся рабов, едва замечая отблески пламени сварочных горелок на их защитных масках. Каждая частица Волка пылала от ярости. Ему опять придется идти в бой неполноценным. Он был калекой, обузой. Собственная смерть не страшила воина, но мысли о том, что он может подвести братьев, отравляли ему кровь.

А затем в самой дальней части кузни он увидел нечто. Оно висело на цепях из адамантия, наполовину скрытое во тьме, отражая свет от печей яркими бликами. Вещь была совершенной, чистой и обладала особой дикой красотой.

— Ты, — произнес Бьорн, обращаясь к одному из смертных рабов. — Для кого это было сделано?

— Я не знаю, повелитель. Следует ли мне спросить об этом у моих хозяев? — человек, закованный в громоздкий кузнечный костюм, неуклюже поклонился.

Бьорн снова посмотрел на привлекшую его внимание вещь. Сплав казался идеальным. Это была штучная работа, шедевр гениального ремесленника. Обладатель такого оружия сможет повергать врагов одного за другим, пока звезды не выгорят дотла и темнота не разольется в пустоте космоса.

— Сможешь ее установить? — спросил Волк, вытягивая покалеченную руку.

— Да, но… — начал было раб, в растерянности.

— Делай, — потребовал космодесантник, протягивая руку к свисающим цепям. Его пульс уже начинал ускоряться. — Сейчас же.

Выкрикивая смертные проклятия со Старого Льда, Бьорн бросился на врага. Четыре адамантиевых когтя на его руке с треском пробудились к жизни, окутавшись полем голубоватой энергии, пронзившей окружающий полумрак.

Чемпион в терминаторской броне непоколебимо встретил его яростную атаку, цепные клинки завибрировали с пронзительным визгом. Бойцы столкнулись, и Волк почувствовал боль, нарастающую по мере того, как адамантиевые зубья вгрызались в его наплечник. Снаряд из болтера попал ему прямо в грудь, практически опрокинув воина на спину, но ему удалось извернуться, уйти в сторону и снова атаковать, стараясь удержать близкую дистанцию боя.

Волк сделал выпад и ударил когтистой перчаткой снизу вверх, целясь под шлем вражеского легионера. Если бы клинки, которыми заканчивались его пальцы, были сделаны с меньшим мастерством, они бы сломались, соскользнули с бронированного воротника, открывая хозяина для смертельной контратаки.

Но эти когти ударили как надо. Их расщепляющее поле полыхнуло сине-белым пламенем, прожигая толстый слой керамита. Лезвия погружались все глубже, пока не вонзились в плоть и не разорвали сухожилия, мышцы и кость. Горячая кровь брызнула фонтаном и зашипела, кипя на окутанных энергией клинках.

Чемпион с пронзенным горлом зашатался. Бьорн повернул перчатку в ране, и враг упал с вырванной глоткой. Закованное в броню тело с грохотом обрушилось на настил палубы.

Волк завыл, возвещая о своей победе, широко раскинув руки и разметав кровавые капли с перчатки по всему коридору. Следом за ним наступали его боевые братья, ведя беглый огонь, тесня оставшихся Альфа-Легионеров и заставляя тех отступить.

Годсмот, второй по старшинству в стае после Бьорна, усмехнулся, пробежав мимо командира.

— Ты больше не Однорукий, — заметил он, признавая его победу. — Придется придумать тебе прозвище получше.

Бьорн не обратил на него никакого внимания. Он чувствовал себя возрожденным. Снова готовый рвать, рубить и колоть, воин больше не был калекой, выведенным из строя по прихоти судьбы и войны.

Оружейник может ругаться сколько влезет, но обратно этих когтей он не получит.

— Убить их, — взревел Бьорн. — Убить их всех!

А затем воин двинулся вперед и растворился в тенях, сопровождаемый гулом брони и треском расщепляющих полей. Он снова стал целым.

ГРЭМ МАКНИЛЛ

ВОР ОТКРОВЕНИЙ

Из всех истин, что постиг Азек Ариман, мудрец из Корвидов, эта — то, что настоящее знание приходит с пониманием масштабов своего неведения, — была самой неприятной. Он полагал, будто постиг все тайны Великого океана и его неисчислимых сложностей, однако после событий на Просперо былая уверенность утекла сквозь пальцы, словно пыль.

Башня Аримана, возведенная на краю геомантически нестабильного плато, закручивающийся спиралью рог из белого камня, была образцом красоты. Пусть мерцающие руины Тизки перенеслись в этот пропитанный варпом мир, но Ариман не мог заставить себя занять былые покои. Та часть его жизни завершилась, и Ариман предпочел воспользоваться силами, которые даровал этот мир, чтобы сотворить себе новые владения.

Похоже на сделку с дьяволом, но благодаря ей Тысяча Сынов могли снова вознестись до вершин былой славы и оправдать свои действия в глазах тех глупцов, которые подписали им приговор.

Книга Магнуса, последний подарок от примарха, лежала открытой на кафедре из стекла и серебра. Ее увесистые страницы шелестели своей загадочной жизнью.

Из накопленных знаний, хранившихся в сожженных библиотеках Просперо, уцелело очень немногое, но то, что удалось спасти, было сложено на одном бесконечном стеллаже, вившемся от основания башни до самого шпиля.

Именно там, на вершине, Ариман и работал.

Перед ним, удерживаемая в неподвижном состоянии искрящимися цепями из света, парила распятая фигура. Когда-то это тело принадлежало легионеру и было совершенным воплощением всего, что удалось достичь человечеству. Паладин просвещения, однако теперь не более чем монстр.