Дети звёзд

Все встают, чокаются с Еленой.

Гоголь-Моголь (с облегчением). Ну, думаю, куда он клонит? Ну хитрец, безропотно присоединяюсь, ибо для чего еще жить, как не для такого чувства?! Только женщины такие раз в тыщу лет являются миру. Да-да, а вы думали, почему великих изобретений мало, что, у нас некому творить? Э, навалом, а вот стимулов, причин, натуры, так сказать, - вот чего дефицит! За тебя, Елена!

Елена. Ладно, ладно. Спасибо тебе, Доктор, и тебе спасибо, Гоголь-Моголь.

Еще раз чокаются, выпивают. Закусывают нехитрым ужином.

Гоголь-Моголь (глядя на Доктора). А что вы, Анатолий, думаете насчет развития транспортных коммуникаций в нашей стране? (Анатолий в недоумении.) Я в смысле социального развития в духе высшей справедливости?

Анатолий. В духе высшей справедливости?

Гоголь-Моголь. Да, в этом самом духе (смотрит по-прежнему на Доктора).

Анатолий. Ничего не думаю.

Гоголь-Моголь. Э, молодой человек, не пойдет. Вы - представитель науки и не должны так отвечать. Ну вот, к примеру, дирижабль - как по-вашему, разве не подойдет для бескрайних просторов России?

Анатолий. Дирижабль неповоротлив и к тому же не надежен, поскольку сгореть может.

Гоголь-Моголь. Нет, это не аргумент, я же не говорю о допотопных моделях, я же имею в виду - с учетом современной технологии.

Анатолий (неуверенно). Ну. не знаю, может быть, и окажутся полезными.

Гоголь-Моголь (радостно). А вот и нет! Глубокое заблуждение. Дирижабль - утопия, и здесь никакие технологии не помогут. Понимаете, Анатолий, дело не в конструкции, дело в идее. Ведь идея изначально мертворожденная. Ведь что есть свободное воздухоплавание? (подмигивает Доктору). Это парение огромных предметов легче воздуха. Представляете, Анатолий, идет в колхозе жатва, мужики на комбайнах овсы жнут, и вдруг над ихними головами появляются гигантские парящие предметы. Ведь это неприлично...

Богданов. Слушай, Гоголь-Моголь, что ты к человеку пристал. Анатолий пришел отдохнуть, а ты... Ты бы по делу.

Гоголь-Моголь. Нет, Коля, погоди. Разве русский мужик приемлет в небе парящие предметы? Ведь это же огромные сигарообразные махины! Чепуха получается. Разве можно таким путем осуществить всеобщее равнодействие?

Анатолий оглядывается по сторонам, будто ищет поддержки. Инженер и Доктор, наклонив головы, ковыряются в тарелках. Елена изо всех сил пытается сдержаться от смеха.

Гоголь-Моголь. Или представьте, Анатолий, что тот же самый колхозник решил в город за промтоварами смотаться. Берет он в карман свои честно заработанные трудодни, выводит из сарая свой личный цеппелин, садится в гондолу и прямехонько плывет в райцентр, сутки туда и двое обратно, с учетом направления ветра. Опять же чепуха получается. Как же быть? (Наконец смотрит на Анатолия. Тот в полном замешательстве.) Вот именно, Анатолий, надо отбросить эту пагубную идею с дирижаблями! А что же остается? Как транспортную систему разрешить при нашем бездорожье? Тупик? (выдерживает паузу). Нет! Есть гениальный план (берет бутылку шампанского в руки). Вот пусть здесь будет столица (рассчищает место в центре стола и устанавливает бутылку). А вот (двигает стаканами и другими предметами) остальные города. Вот, к примеру, Урюпинск (показывает на кусок черного хлеба). Как все это объединить в единую систему, чтобы по всем параграфам было равнодействие? Ха! Очень просто, ничего нового не нужно выдумывать. Зародыш, как говорится, давно в утробе. (Встает, наклоняется, как ястреб над птицефермой, вращает в воздухе руками.) Продлеваем все существующие радиусы метрополитена по наикратчайшей прямой от города к городу, от поселка к поселку, от села к селу, от усадьбы к усадьбе, до самых дальних, некогда отсталых приграничных районов, осуществляя, наконец, на практике великое социальное объединение. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - Урюпинск. И помчали голубые составы за пять копеек население из города в деревню с продукцией министерства тяжелой промышленности, а из деревни непрерывным потоком, минуя всякие промежуточные инстанции, пошел натуральный продукт из мяса, молока и яиц! Исчезла, наконец, постылая провинция, мы все теперь граждане, столичные жители...

Доктор. Не выйдет.

Гоголь-Моголь (опешив). Это почему же?

Доктор (настаивает). Не получится.

Гоголь-Моголь. Да отчего не получится?

Доктор. Мрамору не хватит.

Гоголь-Моголь (соображает на ходу). А мы заменитель искусственный использовать будем.

Доктор. Ну, а как же тогда всеобщее равнодействие и справедливость? Что же, одним - натуральное, а другим - суррогат?

Гоголь-Моголь глубоко задумывается. Продолжает крутиться забытая всеми грамофонная пластинка. Анатолий пытается по лицам восстановить реальную картину происходящего. Елена наклоняется к инженеру и что-то шепчет. Потом оба встают.

Елена (выключает проигрыватель). Мы скоро. (Уходят с инженером.)

Доктор (глядя на задумчивое лицо Анатолия). Анатолий, не грустите. Гоголь-Моголь у нас утопист, но он не вредный.

Гоголь-Моголь (дружелюбно улыбается). Да, я не вредный.

Доктор. Нам Коля рассказывал про вас. Он говорил, что если бы все в вашем институте были такие, то он был бы спокоен за свою теорию. Длу него это очень важно, он много сил здесь положил. Он говорит: "Пусть критикуют, только честно". Ей-богу, он заслужил, всей своей жизнью. Иначе я просто не представляю, что произойдет. Кстати, правда, что завтра у него доклад в интституте?

Анатолий. Да, в десять утра.

Гоголь-Моголь. Но вы-то сами, что думаете?

Анатолий. Я, я, честно говоря, не читал... (Виновато отводит глаза. Потом вспоминает и обращается к доктору.) Вы говорили... Что за беда с ним случилась?

Гоголь-Моголь (с ожесточением). Не знают, никто ничего не знает...

Доктор. Подожди. Так вы не знаете, что он отбывал срок?

Анатолий. Какой срок?

Доктор. Коля был репрессирован. Семнадцать лет без права переписки.

Анатолий. Как семнадцать? За что? Гоголь-Моголь (зло). Ни за что, за так, бесплатно.

Возвращаются Елена и Богданов. Богданов несет огромный магнитофон последнее слово техники шестидесятых годов. Включает. Все собираются вокруг аппарата. Пододвигают стулья. Сквозь шум и треск пробивается песня Высоцкого "Протопи ты мне баньку, хозяюшка...". Упиваясь, слушают, цокают языками, перемигиваются.

Богданов (отзывает Анатолия, подводит к книжным полкам). Я почему вообще астрономией увлекся? Я ведь техник по образованию. Это меня один очень хороший человек научил. Познакомились мы с ним... В общем, в одном месте...

Анатолий. На севере?

Богданов (не очень сердясь). Понарассказали уже. Грустная история, и неинтересная. Но как бывает? Я ведь про десятый спутник там задумался. А потом уже, позже вспомнил. Формулы кое-какие набросал. И понадобились мне параметры Сатурна. Беру я вот этот самый пятидесятый том (берет с полки красный том первого издания советской энциклопедии, раскрывает), нахожу Сатурн, и читаю: "Сатурн имеет десять спутников. Диаметры их заключены между двумястами и четырьмя тысячами километров"

Анатолий. Не может быть! У Сатурна девять спутников.

Богданов. Смотрите.

Анатолий (читает про себя). Опечатка.

Богданов. Да, опечатка! Но гениальная опечатка (поднимает кверху указательный палец)! Меня как будто ударило: а вдруг и вправду есть десятый спутник? Вдруг это не мираж, не издательская ошибка, а действительно гигантская глыба вещества? Ведь она же, эта глыба, черт побери, должна как-то проявлять себя?! Так и загорелся этой идеей, года два считал, пересчитывал, и на тебе - должен быть спутник. Вот ведь комбинация какая получилась. Анатолий, должен быть, нужно искать, да побыстрее, а то как бы на западе не обошли.

Между тем на столе появился торт и чай. Богданов поставил книгу обратно и они вернулись к столу.

Гоголь-Моголь (запальчиво). Врешь, Доктор, будет равнодействие!

Доктор. Нет, не будет, поскольку утопия и выверт. Да и никто не пойдет на это.