Флаг

– Какие лампочки? – в крик. – Очнись! У нас есть ребенок. И эта квартира тоже хочет быть красивой.

Я оглянулся. Здесь было мило – исписанный стол в углу, диван из совка и тот, что из «Икеи», кресло «Пепло» и по ним и между по валяющимся носкам, бодикам и игрушкам днем мельтешит малышка, а ночью папа с мамой на цыпочках.

– У нас есть отложения.

– У тебя есть?… – смеется она в истерике заламывая руки. – Почему я не знаю? Сколько я не знаю?

На этот вопрос не нужно бы отвечать. Потому что, если я говорю, что у меня есть деньги, молчи, возьми их и не смей смотреть в глаза, если это не взгляд, преисполненный благодарности.

Подсчитала, сложила столбиком. Я успел вытереть пол, вставить лампочку и успокоить маленькую, что страшное «бе» в окне не причинит ей никакого вреда.

– Но этого мало, – вердикт. – Ты должен думать о будущем. Что с нами будет через год. А через пять лет?

«Тогда и станем думать» ее бы точно не устроило. Она любила получать ответы тут и сейчас. «Потом поговорим» или «дам тебе ответ завтра» не пройдет. Какой же она в детстве ор устраивала, если, показав на куклу в детском мире, мама (или папа) говорили «нет». Но если на все соглашаться, во что же тогда превратится дом – он будет завален нужно-ненужным хламом, от избавления которого тоже будет потрачена не одна минута жизни, хотя на ненужные вещи больше минуты тратить не хочется.

Малышка повернулась ко мне. Чмоки-чмоки. Хорошо. И жажды, и голода как не бывало. Чтобы стало лучше, нужно чаще поворачиваться друг к другу.

Я слушал Берлиоза. Эпизод из жизни артиста. Вторую часть. Пытался увидеть, что будет через пять лет. Не вышло даже заглянуть в сторону следующей недели. Моцарт сообщил о доброте турецкого паши через «Похищение». Появилась жена, я вспомнил давнюю встречу однажды в метро с мальчиком, пахнущим женщиной. Малышка? Вместо нее лицо, вопрошающее «Ты не забыл?» Да не забыл я. Только закрываю глаза, все равно вижу, как будто у меня и век-то нет.

Мне нестерпимо хотелось позвонить. Я пошел в ванную, включил воду, нажал на имя. Гудок, гудок, еще. Все то же самое. Сейчас она лежит, смотрит на взывания телефона и что-то себе проговаривает, чтобы не дай-то бог взять трубку. «Я не должна. Я не должна!»

– Ты кому-то звонил? – спросит жена сейчас, как лягу. Я не отвечу. Она затаит обиду, и будет напоминать про это при каждом удобном случае. «А помнишь про тот звонок. Чтобы у нее волосы повылезали. Ты мне так и не ответил. Да чтоб она проснулась с потерей памяти. А я же думаю. Ты вот думаешь, что я забыла, а я разве могу забыть. Чтоб у нее в окно петарда влетела. Тебе кажется, что я через раз все запоминаю, а вот и нет. Я про каждый твой шаг, сделанный от меня, знаю. Чтоб у нее крыша поехала буквально и так…»

Только она не спросила.

5

Малышка как будто знала

Малышка как будто знала, что я ухожу во второй половине дня, и с утра, уже в 6:30 прилипла. Вечером я взял с первого этажа оставленные «в дар» игрушки – домик с дверками, паззл, балетные костюмы, собачку, которая, по всей видимости, должна была что-то говорить (или петь…), если ее дернешь-поведешь-покатишь за веревочку и как бывает, когда есть что-то интересное, неисследованное, необыгранное, то не спишь в предвкушении. Маленькая однако же мало-мальски спала, но с утра началось…

Я сделал ройбуш и пусть я его не сильно жаловал из-за ядовито цветочного вкуса, который пришел из самого детства (если есть что-то неприятное, то вот оно), пил урывками. Малышка погрузилась в ноу-хау, время от времени отрывая меня от «Записок на манжетах», которые я начал читать накануне. Умение читать урывками, как и пить чай пришло с появлением малышковской. Книга была сделана в виде блокнота – вытянутая, с закладочной тесьмой. Герой книги употреблял морфий, и ему виделась старуха с вилами. Откуда пришла смерть в виде бабки именно с косой? Это мог быть и старик с топором, ковбой с Кольтом или фриц на Т-4. Мне кажется, что современность не устрашится какой-то пенсионного вида старушенции с лезвием. Тут нужен какой-нить гаджет. Бить, как говориться, сегодняшним, а не вчерашним. А потом возмущаются, что наши детки Библию вместо подставки под пиво используют. Перепишите. Сделайте из нее ВЕЩЬ, а потом поговорим.

От такой жизни в глубинке, когда не вздохнуть кроме тошнотворного болезненного воздуха, когда все тебя чтят Айболитом, а ты хочешь единственно спать и выругаться, я, наверное бы, сошел с ума или не сошел, но точно с превращениями… если я ни к чему подобному не пристрастился, значит, все не так уже и плохо «на сегодняшний день». Первые две минуты лафанция, а потом что… Жить из-за двух минут? Пробуя вспомнить вчерашние две минуты, когда мне было так хорошо, что можно было сравнить с приемом морфия… не успел. Она как будто чувствует когда мне хорошо, обязательно вставляет палки в мои быстрые как вихрь колеса. Просыпается, одевает костюм кенгуру, и начинает прыгать по дому по встречке.

Если мы не говорили вечером, то обязательно говорим утром. Мой опыт вождения встречается с ее нахрапистостью.

– Ты хорошо устроился – захотел, пошел. Я тоже так хочу. Знаешь, я даже придумала, что у меня есть сестра-близняшка, и она иногда заменяет меня.

Придумала? Что значит придумала? Она что блин пойдет в центр клонирования семьи и сделает себе копию. А может быть и мою заодно. Внесет некоторые коррективы, чтобы копия была податлива как масло, носила деньги и выносила использованные памперсы. Мне было бы сложнее в двойном размере, но вторая могла быть и на моей стороне. Если я вовремя успею рекрутировать ее.

И чтобы уж наверняка, жена решила поехать со мной. Мол, так труднее только на пятьдесят процентов. А я, думающий, что смогу за час настроиться, сбросить все домашние мысли, переключиться на театр, снова скис. Они поехали дальше до Чеховской, я вышел на Менделеевской, помахав малышке. Она растеряно хлопала глазками, до конца не веря, что я сейчас просто так выйду и пойду сам по себе.

У ЦИМа было людно. Собрались курящие и те, кто не курил, но вдыхающие дым, верящие, что и никотин здесь с духовной начинкой. Девушка с вытянутым лицом указательным провела по планшету, нашла меня в списке и продекламировала парню, которого я заметил не сразу (мимикрия бархата): «Второй ряд, двадцать второе место». Втиснувшись девятым в лифт, уверенный, что тот заверещит от негодования, мы поехали. Странно, но я не услышал никакого запаха – неужели восемь человек забыли про гигиену, но вскоре понял, что дело в носе, который время от времени закладывает. У кого – в полете, у меня – в метро лифте, в комнате без окон. Тесно, все категории 16+. Стараются не смотреть друг на друга – если прочертить линии от глаз, то вряд ли те станут пересекаться, как лазерная сигнализация в дорогом особняке.

Оставалось пятнадцать минут, два звонка, я заказал американо и «Твикс». Шоколад растекся, точно лежал у горячего (чайник, бутер, сердце). Рядом через стол на венских стульях сидела пара – девушка с оспиной на лице и парень, похожий на Яшку-цыганка из «Неуловимых». Ей было холодно – она вздрагивала, ей богу, я смог заметить гусиную кожу, но спутник как будто не замечал этого, вертя ложкой в тарелке с куском шоколадного торта. Но сделать я ничего не мог, кроме того, как повернуться и сменить объект. Но ничего интересного я не нашел… восковые фигуры, лица, почти не двигались, не дыша и рядом стоящие чашки с бутербродами не для употребления, а скорее для антуража.

«Тихий дон» Шолохов написал в 22 года. Двадцать два. Усики, бессонницы, спишь в одежде, забываешь про время. Голодный до секса, до знаний, мечтаешь перечитать всю мировую литературу, заучить максимум у Бродского, Маяковского и Есенина и при каждом удобном случае вспоминать… говорить только на языке поэзии – это закон. Нет других тем, кроме искусства. Картины, кино, Современник, путешествия вокруг света, на Луну, мечты, попытки суицида. Двадцать и два. Бог ты мой, сколько безумств крылись под волосами, и попыток их совершить. Сколько человек на твоих глазах обрели мечту только на кладбище. И слезы были, но почему была некоторая зависть, как будто они совершали вояж с приятными вытекающими. Смерть – это вояж с приятными вытекающими? Два тома, серьезных, со знанием жизни… способен ли парень на такое? По мне, только молодой и способен. Если бы мне ручку и шепнуть «Ты должен написать… о том, что тебя волнует», да я бы за эту подсказку… в этот вояж…. Я бы ничего не пожалел. Главное найти того, кто прошепчет.