Флаг

Девушка с крыльями (тату) спешила в метро под Крейцера. Я тоже спешил. Так бывает, когда точно не знаешь, как двигаться (тебе все равно как), как неуверенному водителю, только что получившему права, ты пристраиваешься за автобусом или за объектом, чем-то тебе привлекшим. Крылья. Птица, но только в человеческом обличье. Теперь и Настя мне будет являться в разных обличьях, но только не своем природном. Я шел за крыльями, сел в один с ними вагон, наблюдал, как они листали живой журнал и кусали губы, потом вышли в Бибирево, оставив меня одного. Я не последовал за ней – куда бы я пошел? В магазин, потом в подъезд, в квартиру? И за кого я тогда сойду? За серийного убийцу, убивающих девушек в тату? И что меня может ждать там? Надпись в подъезде? Номер телефона? Послание? Не верю.

На полу в луже дождевой воды лежала опрокинутая орхидея. Проветрил квартиру удачно.

Я проглотил бутерброд с яблочным джемом, и лег, рассматривая слой пыли на стенке. Уснул. Спал около трех часов. Приснилась какая-то чушь – проглотил ключ от входной двери и чтобы выйти превращаюсь в стрекозу. Но стрекозы идеальной не вышло, и я совершаю пике. Проснувшись один раз, я заставил себя не вставать и погрузился в ночные бредни еще раз и уже до утра.

6–2

Когда остаешься один

Когда остаешься один, все приостанавливается. Кажется, что и каналы перестают работать, и это чертово колесо на «выставке» тоже застыло. Плачущая Варька под нами тоже как в записи, а не по-настоящему. Должно что-то произойти – извне соприкоснуться со мной. Только что? Никакого намека.

На третий день позвонил друг. Спасибо. Эй, там, наверху! Меня что услышали?

Я только проснулся. Прошаркал на кухню, сделал чай, открыл «Колыбельную» и стал следить за парнем, маниакально уничтожающий африканские потешки с баюльными песнями. Когда моей не было и месяца, я укладывал ее под Окуджаву, распевая «Ах, Арбат…» и «Я дворянин арбатского двора». А еще мне нравилось мычать «Зиму» Вивальди. Последняя более антисонная, однако малышка предпочитала ее больше, нежели великого барда.

Книга не шла, я это понимал, и буквы проскакивали мимо. В последнее время мне попадаются не те книги. Я отложил Паланика, залез в горячую ванну, представил, что стану делать, если вдруг буду тонуть, успею ли я постучать в стенку, как телефон проснулся.

Мне не хотелось видеть друга. Он жил в Уфе, занимался бизнесом. Семья, ребенок – в точности как у меня. Однажды мне даже показалось, что он повторяет мой путь, следуя как тень. А я стараюсь убежать от него. От его дружбы. Или от того, что называет дружбой.

У него были проблемы межгалактического масштаба (его вязкие отношения с «Звездными войнами» заставляли его так выражаться), и с чего-то он решил, что решить их можно через меня, направив свой корабль в мою сторону. Друг, дружище, другалек… как же не вовремя-то. Но, решив, что время не наступит никогда, я медлил с категоричным «нет». С женой они уже однажды решили жить отдельно – она у своей матери, он – у своей. По выходным встреча. Приспичит – можно снять номер.

Не взял один раз. Другой. Третий был от жены.

– Там тебе друг звонит, – сказала сама очевидность. – Ты это…ответь.

– Я сам знаю, что мне нужно делать. Отвечать или отправлять куда подальше. Это мой телефон, это мне звонят, в моем пространстве, это мой друг, и не надо…

Конечно, переборщил, но у меня появлялась уверенность, когда я ее не видел.

– Начинается утро в грузинской школе, – сказала она. У нее, по всей видимости, тоже. Перед тем как положить трубку она дала покричать малышке в трубку – та добавочно ее погрызла и судя по шипению послюнявила.

Три раза я выходил на улицу – в магазин, выносил три огромных пачки картона на помойку, дошел до рынка, прикупил пару бананов и килограмм торна. Когда я решил выйти в четвертый раз, телефон запел электронную мелодию раннего Баха.

– У меня самолет в десять, – сказал отчаявшийся друг после прелюдий «Ты что в метро был? Занят? Не слышал? Я не вовремя?»

Самолет падает и таранит четырнадцатый этаж. Я здание. Развороченный этаж как раз на уровне сердечной мышцы. Если слишком, то извините – что увидел, то увидел.

– В десять ноль четыре.

Молчание. Все застыло, только немного трещины, дым и не голос словно, а ультразвук.

– Боюсь, с багажом провожусь до половины одиннадцатого.

И первое – фак. Только точно не помню – про себя я это сказал или вслух.

– У меня всего две сумки. Я же ненадолго.

Застилает, застилает. Дым, вспыхнувший компьютер – мой мозг, другой – еще один, сработала сигнализация – пульсация вен, другая – на ногах, наверное… перед глазами его лицо, его бородавки, его тик, его запах изо рта, его медлительность.

Смеется. Что это – способ разрядить обстановку или ему действительно смешно, что он так ловко хочет меня нагрузить?

Конечно, мой ход – жду, как же здорово и т. д. и т. п. Но внутри жжет – как же не вовремя.

– Тебе нужно, – сухо ответил я. Очень просто – мне нет. Мне нужно другое – спокойствие только спокойствие. Но он, конечно, услышит только то, что хочет. Иначе – гостиница и к черту экономия.

– Как лучше доехать? – так осторожно.

– Лучше чтобы я жил возле аэропорта, но честно я всегда брал такси.

– Мы же люди семейные и ты знаешь, что такое вынос мозга с отягчаюшими. Так вот она мне вынесет мозг, если я потрачу лишнее. Электричка из Домодедово в 11:05. Час в пути. Потом метро. Успеваю на пересадку. Буду у подъезда в часу втором.

Чертовы террористы. Прости. Но все же – террористы же! Нет, я не могу находиться дома, где подвергся этой атаке. На воздух, кислороду в легкие. Кислороду!

«Настя, привет. Что творишь? Спала? Че, прямо так, сидя. Читала книгу, уснула. Понятно. Что за книга? «Пляж» Гарнера? Место? У него уже есть карта, и готов бежать, но решает найти сопровождающих. Уснула не потому, что неинтересно, просто было тепло, выпила горячий кофе с тарталеткой, никто не помешал (не позвонил, не позвал)… понятно, понятно. Некоторым боишься звонить – им не нравится, как они звучат по утрам. А тебе все равно. Хрип, как у Шевчука. Мальчики-мажОООры….Ко мне друг приехал…».

В парке Луи по джаз-дорожке (здесь по одной тропке звучит джаз, по другой – ретро) навевает слезы. Хмуро, как ночью. Абрамцевская со спящими водителями, не желающие уступать женщинам в положении. Хриплые птицы поют устало. На «Хонде сивик» – реклама «Чудо-йогурта», за рулем – розовощекий парень с Беломором. Подземка. Один, двое, трое, снова один, много не сосчитать. Пара. Они похожи во всем – черная спортивная одежда, голубые кроссы, разве что у нее чтобы хоть как-то отличаться обесцвеченные волосы. В переходе старушка – «Помогите, пожалуйста, стареньким». Сунул в кока-кольный стаканчик карманную мелочь. Старушка покорно кивнула и облегченно вздохнула (Не зря сижу).

В центре пряталось солнце. Тусклое, как горелая яичница. В Большом Каретном переулке зашел в «Перекресток экспресс», купил клубничную «Фанту». В Малом Каретном присел на огромном камне, не смотря на то, что тот был заброшен пачками и бутылками.

«Его я тоже не так часто вижу. Раз в полгода, а то и год может пройти. С тобой мы тоже можем очень долго не видеться, но при этом друзьями не перестанем считаться. Пришло время проверить? Не знаешь, что сказать? А ничего не говори. Не нужно ничего выдумывать. Родится слово – скажешь, нет – продолжай прятаться. Наверное, так и нужно поступать».

Департамент городского имущества Москвы в среднем Каретном переулке напоминал коридор. Куда я иду – спускаясь, поднимаясь, через переулки, коридоры, камни. Время разбрасывать, сидеть, нет… сидеть на камнях.

Добрался до Эрмитажа. Танцевальные пары рисовались в беседке. «Князь Игорь» в Новой опере. Кафе «Стакан». Бюст Данте в желтых бесформенных гвоздиках, Гюго – в засохших. Гуси-горки. Присел на скамейку. У палатки «Фани. Чай, кофе» топтались четверо подростков, сбирающих мелочь в одну общую руку.