Страница 18 из 29
Однако, если мы будем утверждать, что надежда – это однозначно деструктивное чувство, мы не просто вновь угодим в силки комплекса, но только глубже увязнем в них, ибо тут же попадем на противоположный полюс – в отчаяние. Просто будем помнить, что в блюдо под названием «мотивация» надежды нужна всего лишь щепотка. Основным же ингредиентом на пути к воцарению-восамлению будет интерес.
Интерес – это то, что исходит непосредственно из Самости; это то чувство, что обостряет наше чутье до звериного, то чувство, что делает нашу интуицию предельно чуткой, глазам придает орлиную зоркость, а телу – легкость и силу. Это то, что вдохновляет, направляет и излечивает. По-русски это чувство именуется также страстью.
Душе, что пылает страстью, вдохновленному уму, рукам, что горят от азарта, не нужны опоры в виде «надо», «принято» и «придется». Когда истинное желание, исходящее из природной Самости, обретает свободу, душа, разум и тело действуют заодно, желание становится бескомпромиссным: «Хочу настолько, что, пока не рискну, не опробую все способы, – не успокоюсь». И, как подсказывает опыт, здесь-то и начинаются настоящие чудеса! На пути Героя начинают встречаться волшебные помощники только после того, как он осознаёт: кроме него, воевать со Змеем некому.
Однако, чтобы пробудить в себе страсть, услышать голос Самости, нужно предать забвению надежду на чудо. Сделать это нужно добросовестно и чистосердечно – оплакать, отпеть и захоронить. Это весьма и весьма непросто. Для начала придется пережить чувство разочарования. Это и будет оплакиванием. Оплакиванием мечты о граде нездешнем, где нам дадут все, чего ни пожелается, просто за то, что мы есть. Оплакиванием надежды на то, что можно сделать что-то, стать каким-то – и жизнь полюбит нас безусловной родительской любовью. Прощанием с верой в то, что к нам снова отнесутся как к любимым детям, поверят в нашу исключительность и превосходность на слово.
Как бы страшно это ни звучало, но, чтобы достигнуть душевной зрелости и иметь возможность проживать собственную жизнь, наполненную интересом и свершениями, нам придется душевно осиротеть. Еще в Библии сказано о необходимости оставить отца и мать своих (Бытие 2: 24). «Оставить» не в том смысле, что бросить их под старость лет в богадельне: речь идет именно о прощании с надеждой на вечную опеку, безусловную любовь и безвозмездную поддержку. Разочарование в чуде возвращает к пониманию истинных возможностей и ресурсов.
Отпеванием станет чувство светлой печали на волне понимания и приятия того, что отсутствие «вечных идеальных родителей» есть благо, хоть и с привкусом горечи. Ведь если бы Ирий и вечные родители существовали, у человека не было бы ни единого шанса повзрослеть, услышать голос Самости и прожить жизнь по собственному сценарию.
А дальше придется пережить страх. Это одно из самых древних, архаических переживаний. В период взросления, в том числе и духовного, он связан с процессом приспособления Эго-сознания к новой среде; реальность в это время воспринимается как тотальная неизвестность. В действительности это архаический страх дикаря перед темнотой. Все, абсолютно все новое вызывает страх, это архетипично, так работает инстинкт самосохранения. Однако любые эволюционные прорывы, как в общечеловеческом, в национальном, так и в личностном масштабе, происходят только на волне осознанного преодоления страха.
Более того, как раз страх, как еще один мотиватор наравне с интересом и надеждой, и есть настоящий «компас земной». Согласно Юнгу, именно страх – указатель направления к тем зонам развития, которые требуются Самости. Тем более это справедливо для нас – русскоговорящих, в чьем языке слова «страх» и «страсть» являются однокоренными. Ведь в языке, каковой является вещественным отражением менталитета, случайностей и простых совпадений не бывает. Поэтому если в преддверии какого-нибудь начинания не возникает ни капли страха, значит, в этой области, по большому счету, и делать-то нечего. Это никакое не свершение, а лишь укрепление текущего status quo.
Говоря о направлении развития и преодолении страха, невозможно пройти мимо такой сказочной метафоры, как камень на распутье в славянских сказках. Нужно сказать, еще древние греки использовали развилку дорог в качестве символа сложного жизнеопределяющего выбора. Совсем еще юный Геракл, оказавшись на распутье, повстречал двух женщин, одна из них оказалась Изнеженностью, другая – Добродетелью. Первая соблазняла его жизнью, полной удовольствий, вторая же призывала встать на путь служения людям – полный испытаний, зато ведущий к бессмертию и славе. Юный Герой сознательно отверг легкий путь, выбрав лавры.
Однако славянский миф во многом превзошел греческий. Во-первых, в наших сказках Герой встречает на пути не просто развилку дорог, а камень с надписью. На архаических этапах культа сакральность камней связана с представлением о том, что в них воплощаются души предков; отсюда обычай ставить возле усыпальниц камни. Они вечны, как и вечна мудрость предков. Поэтому надпись, которую видит Герой на камне, является прямым посланием из иного мира. А во-вторых и в-главных, русская сказка предлагает Герою не два, а целых три пути!
В сказке о молодильных яблоках и живой воде говорится: «Едучи путем-дорогою, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, наконец приехал он в чистое поле, в зеленые луга. А в чистом поле лежит камень, на нем надпись высечена: “Направо поедешь – богату быть, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, быть голодну да холодну. Прямо поедешь – убиту быть”»[16].
Давайте рассмотрим все три пути-дороженьки.
В данном случае под богатством понимается всего лишь то самое «не хуже, чем у всех»: обладание общепринятыми благами, одобренными ближайшим окружением. За эту общественно одобренную жизнь «среднестатистического Ивана», как справедливо предупреждает надпись на камне, придется заплатить конем. Конь же, как мы выяснили в предыдущей главе, является символом инстинктивной жизненной энергии, причем, что наиболее ценно, энергией управляемой и направленной на достижение подлинных желаний, исходящих из Самости. В сказках этот путь обычно выбирают ложные герои – старшие братья Героя настоящего, которым в конце концов не достается ни царства, ни царевны.
Это предупреждение о социальной изоляции, о возможном провале в новом начинании. Это те голоса, которые говорят нам: «Ты что, дурочка?! Ты успешный юрист, с ума сошла? Кому нужны эти стилисты?! Даже не вздумай!»; «Развод? Спятила?! На что ты будешь жить с детьми? Ты ж ничего сама не умеешь!»; «Замуж? За этого?!! Да вы же с голоду помрете!» В реальности такое, и правда, может произойти. Но, как правило, в тех случаях, когда идея собственной индивидуации становится сверхидеей, манией. Когда новые начинания исходят не из интереса и настоящей страсти, а из принципа «назло бабушке отморожу уши»; не из собственных стремлений, а из желания «всем доказать», «показать, на что способен» и т. д.
Также «второй дорогой» можно считать одержимость героическим архетипом, самоотречением во имя идеи.
Итак, Гераклу, в отличие от Ивана, было предложено всего два пути. Число два традиционно является символом противостояния духовного и материального миров, борьбы противоположностей. До появления культа Юпитера в Риме богом неба был двуликий Янус, который утром отпирал небесную дверь и выпускал Солнце, а на ночь запирал его. Считалось, что одна голова Януса смотрит в прошлое, а вторая – в будущее. Не правда ли, отличный символ того самого невротического «нигде и никогда», отсутствия в настоящем, отсутствия в реальности? Таким образом, двойка наиболее ярко отражает поляризацию. А как мы помним, наличие двух крайних полюсов в психике, двух оппозиционных, равно значимых установок – это признак невротического комплекса.
16
Есть варианты этой сказки с другими надписями, но именно этот вариант является самым древним, так как отец Ивана в нем – царь Берендей, а не более поздний Выслав. Берендеи, они же половцы, – кочевые племена в южнорусских степях, исчезнувшие после XIII века.