Страница 1 из 38
========== Дождь ==========
Мерзкая, отвратительная погода.
Я не-на-ви-жу дождь.
Кап-кап-кап, кап-кап-кап, кап-кап-кап…
Блядская монотонность. Сыро, холодно, мрачно как на старом кладбище с покосившимися от времени, разъеденными ржавчиной оградами.
Говно на улицах смешивается с грязью, отказывается протекать в забитые бытовым мусором водостоки. Конечно, почему бы не выкинуть бутылку на обочину? Это ведь так, сука, тяжело – бросить ее в урну, всего два метра пройти.
Детишки с каким-то маниакальным остервенением топчут ножками опавшие листья, превращая вроде бы красивые желтые и красные листочки в очередную грязно-коричневую порцию дерьма.
Аккуратнее, Бен, не забрызгай новые ботиночки!
Голос матери, как гром за окном этого тупого бара, звонко раскатывается в голове. Заполняет на секунду абсолютно все, вытесняет перед мысленным взором и чертов бар с деревянными массивными стульями, расставленными вокруг таких же крепких столов, и пьющих глинтвейн и пиво людей, и мирно потрескивающий огонь в старом камине, и даже противное лицо сидящего напротив человека.
Ну вот почему я всегда вспоминаю именно это? Тупые новые ботиночки, которые отец … отец, Господи, ну вот по кой хуй ты умер, а?.. притащил мне из очередной своей командировки.
Дядюшка Люк еще тогда подарил мне зонтик. Ярко голубого цвета. Не знаю почему, но мне понравился.
Глупости какие-то в голову опять лезут, еще и про Люка вспомнилось. Блять… ненавижу я такую погоду. Ненавижу!
- Просто позвони матери и перестань хандрить!
Армитаж презрительно закатил глаза, отпивая из бокала, наполненного тем, что в меню было указано как «сухое, красное».
- Господи, какая гадость! – Хакс поморщился. – Это что угодно, но не итальянское вино.
Я хмуро проследил взглядом за тонкими пальцами, выуживающими сигарету из портсигара, на крышке которого красовалась серебристая гравировка.
Портсигар, блять!
Интересно, этот мудак может быть еще более пафосной сволочью?
- Думай обо мне как угодно плохо, мой сладкий, но ты же знаешь, что я прав. – Армитаж прикурил сигарету и крепко затянулся, втягивая и без того худые щеки. – Я всегда прав, Рен.
Фыркнуть и сделать внушительный глоток виски. Ай, обжигает горло, хорошо-то как! То, что мне нужно сейчас. Ну хотя бы это пойло тут подавали приличное. Впрочем, с вином все могло быть нормально, Армитажу редко можно было угодить хоть в чем-то, а уж если дело касалось вина, сыра или сигарет…
Мы просидели в полнейшем молчании еще минут десять. Я потягивал виски, меланхолично оглядывая посетителей в общем-то уютного бара, избегая встречаться глазами с Хаксом, который (не сомневаюсь!) продолжал кидать на меня полупрезрительные, но в то же самое время полу-обеспокоенные взгляды.
В момент, когда Армитаж уже сам решил набрать номер Леи Органы (о, я знаю, о чем он думает, когда вот так барабанит костяшками пальцев по столешнице!), я все-таки потянулся за мобильником. Ни сказав рыжему ни слова, неуклюже выбрался из-за стола, чуть не споткнувшись о ножки тяжелого стула, и поплелся к выходу.
Блядский стул. Из чего он? Больно пальцем ударился, иду как хромоногая утка теперь. Очень, ну, блять, очень грациозно!
Унылый дождь, похоже, и не думает заканчиваться, поливая мостовую все новыми и новыми порциями холодной воды. Потрясающе! Интересно, а у меня обогреватель не перегорел ли к хуям? Если перегорел, то ночью я замёрзну к хренам. Надо будет сразу включить, как приду.
Мерзкая, какая же мерзкая погода сегодня. Поганая, как и мое мудачье настроение. Хуже этот день быть просто уже не может!
Какой-то мужик докапывается до пытающегося прочистить водосток уборщика, старушка в огромных резиновых сапогах выгуливает не слишком жизнерадостного пса, смешливые девчонки, явно студентки, прыгают через лужи, забрызгивая джинсы друг друга и громко переговаривались.
Дуры малолетние. Весело им, а потом будут хлюпать носами и разбавлять аспирин вперемешку с чаем из пакетика где-нибудь на общей кухне в стареньком общежитии.
Хотя… пусть уж кому-нибудь будет сегодня весело. Отец любил веселиться. Это я патологически не умею «петь, плясать, частушку голосить», как мама говорит.
Мама…
Как раз нажал иконку вызова рядом с высветившимся на экране мобильника именем матери, когда одна из развеселых подруг дернула меня за рукав.
- Мужчина, а сюда можно только с двадцати одного или с восемнадцати тоже пускают?
Мужчина?! Ты еще дяденькой меня назови!
Обернулся, готовый почему-то послать девчонку нахуй, и не сразу сообразил, что нужно опустить голову вниз. Сильно опустить, потому что девушка, задавшая вопрос, чуть ли не вдвое меньше меня.
Серьезно, она крошечная.
В прижатом к уху мобильнике противные гудки свидетельствуют о том, что мать не торопится брать трубку, а миловидная девчонка азиатской внешности сконфуженно улыбается. Ее подружки хихикают за спиной девушки и о чем-то перешептываются.
Бабский треп. Прелестно. Ржут небось надо мной.
- Ээээ… Да вроде бы с восемнадцати…
Голос хриплый, как у пропитого. Мда, и правда «мужчина».
- Спасибо, дяденька! – хохотнула миловидная блондиночка с забавными пучками на голове, толкая в спину двух других девчонок, а потом и сама поспешила скрыться за тяжелой входной дверью бара.
А вот и дяденька. Ну, блять, просто блеск!
- Спасибо, извините, что отвлекли.
Азиаточка что-то еще промямлила, отчаянно краснея, но я уже на нее не смотрел. Впился глазами в спорящих у водостока мужиков (лучше на них буду смотреть, чем на стремную старушенцию, чья собака села срать посреди огромной кучи опавших листьев), когда звуки в мобильнике изменились.
Ширх-ширх. Хрум, кргргхрх. Хреновая связь. Очень, мать ее, хреновая связь.
- …ты позвонил! – наконец-то голос Леи донесся четко и громко.
- Да, мам. – пробубнил, от души надеясь, что после трех порций виски на голодный желудок язык не будет заплетаться. – Конечно, я позвонил.
Пауза. Ну не знаю я, что вообще должен говорить. Что мне жаль? Что я сегодня весь день вспоминаю отца, причем непременно все самое хорошее, делая вид, что не было ни ссор, ни криков, ни другого дерьма? Что мне хотелось бы, чтобы отец чудесным образом воскрес, и тогда я смог бы начистить ему морду за то, что старый мудак вздумал умереть у меня на глазах? За то, что батя больше никогда не будет зависать со мной в гараже, не сорвется посреди ночи на рыбалку или охоту, не одолжит мне денег или не прикроет перед матерью?
Что мне … что?
- Мне тоже тяжело, Бен. – наконец произносит Лея.
Тяжело ей… ясен хуй, что тяжело! Я такой странной, но такой сильной любви вообще никогда больше не видел.
Как же сильно они ругались. Господи, просто постоянно! Громко, емко, яростно.
А целовались еще более яростно. И умели общаться без слов, одними только глазами. Понимали друг друга с полумысли, даже не с полуслова.
Эх, вот бы и мне так когда-нибудь…
Так, стоп, что за мерзкие девчачьи мысли? Это все сегодняшний день и тупая погода.
- Бен?
А, ну точно, разговор с мамой.
- Мам, я… я в баре сейчас. Зашли с Армитажем после работы, мы вот только-только освободились. Посидим сейчас часок, ну там, вспомним. Ты прости, я заехать не могу, завтра вставать рано…
Как же мне противно от самого себя. Не то, чтобы я вру, скорее отмазываюсь. Отмазываюсь и не краснею. Ну правда не краснею. Только хочется пойти вон в ту лужу и изваляться грязи – мне б сейчас это подошло бы.
Мама что-то мне отвечает, успокаивает, зовет заехать на выходных, что-то про пирог говорит. Пирог… пирог это хорошо. С яблоками бы. И с корицей. Люблю корицу.
Разговор заканчивается быстро, и нужно возвращаться к Армитажу, который, изогнув бровь наблюдает за соседним столиком.
Класс, азиаточка и ее подружки расположись рядом с нами и уже успели заказать себе бухла. Улыбчивая официантка принесла им бутылку и стопки, поставила тарелку с орешками и сказала, что баварские сосиски будут через пять минут.