Страница 14 из 20
В отечественной социологии понятие «маргинальность» традиционно используется для обозначения пограничности, периферийности или промежуточности по отношению к каким‑либо социальным общностям – классовым, национальным, культурным. Люди, окончательно или временно утратившие свою естественную социальную среду, существуют всегда. При таком понимании маргинал – это дезадаптированный субъект в состоянии аномии, который, столкнувшись с кризисной адаптивной ситуацией и отказавшись от использования неэффективных в новых условиях, но социально приемлемых в прошлом стратегий адаптации, начинает практиковать адаптивные стратегии, не одобрявшиеся в условиях старого общества, но эффективные и допустимые в новой социальной ситуации.
Не видя истинных причин кризисного положения, маргинальная личность готова особенно активно воспринимать информацию, содержащую рецепты избавления от мучительного состояния социального аутсайдерства, лежащие в основе социально-психологической стабильности любой личности.
Исторический опыт России наглядно показывает, как маргинальные слои общества легко становятся объектом разнообразных манипуляций. Не вызывает сомнения, что лозунги «революционных» партий начала ХХ столетия лишь паразитировали на объективных проблемах и потребностях народных масс, эксплуатируя на деле страстное желание людей решить все их проблемы и немедленно. Российский пред-пролетариат середины ХIХ века, возникший в качестве социально-экономического и политического феномена в результате реформ 1860–1880‑х годов, стал первым по настоящему массовым маргинальным явлением, поскольку переселявшиеся в города бывшие крестьяне утрачивали принадлежность к крестьянскому миру и никак не могли адаптироваться в городской фабрично-заводской среде. Аналогичные социальные процессы имели место и в европейских странах, но процесс формирования пролетариата, занявший в Западной Европе века, в России шел около 50 лет. В результате в начале, ХХ века подавляющая часть, новых пролетариев по определению несла на себе печать маргинальности.
Первая мировая война и революции катализировали маргинальные процессы. Отсюда можно сделать вывод о том, что к 1917 г. Россия стала страной массового маргинала, «справиться» с которым, воспитать и окультурить только зарождающемуся российскому гражданскому обществу оказалось не под силу. Конечно, объективный исторический характер процесса маргинализации не означает неизбежного установления тоталитарного режима, поскольку помимо процессов маргинализации весомую роль в развитии нации, государства и политической системы играют экономические, политические и социокультурные условия. Решающее значение в данном случае имеет также степень развития общественных институтов, уровень политической и гражданской культуры, национальные традиции и многое другое. По С. Л. Франку, «… социализм увлёк (маргинальные по свой сути) народные массы не своим положительным идеалом, а своей силой отталкивания от старого порядка».[68]
В результате Россия стала первой в мире страной, в которой логика исторического развития была изменена путём воплощения в жизнь утопического социалистического проекта с опорой на массовый социальный тип маргинала. Российское общество столкнулось с проблемой обретения своего места, в стремительно меняющемся мире, который в одно мгновение превратился из простого и понятного в агрессивный и недоступный для понимания миллионов «маргиналов поневоле». Действительно, оказавшись после революции в новой информационной и социально-политической обстановке, маргинал был вынужден заново (на новой основе) решать задачу социальной адаптации. В результате этого новая власть столкнулась с необходимостью переделки миллионов деструктивных маргиналов в массовый тип личности, адаптированный к условиям «социалистического строительства».[69]
Весь этот краткий исторический экскурс был нам необходим лишь для того, чтобы сформулировать принципиальный вывод: адаптивная стратегия режима сводилась к формулированию критериев такого типа личности, который бы полностью устраивал власть, и созданию системы социально-экономических, идеологических стимулов и инструментов для его появления и формирования. Данная система включала в себя комплекс мер, частных адаптивных стратегий широкого спектра воздействия, вынуждающих общество воспроизводить в массовом масштабе такую личность, а массового маргинала подстраиваться под заданные критерии.
Следовательно, тоталитарная личность – это закономерный продукт деятельности одноимённого режима, поскольку в отличие от маргинала, пребывающего вне всякой культурной общности, тоталитарная личность, адаптируясь, ощущает себя составным элементом, винтиком тоталитарной структуры.
Отказ человека от собственного «Я» в данном случае рассматривается как один из возможных вариантов адаптации личности к тоталитарному режиму. Человек-исполнитель – вот идеал системы. Поэтому такие режимы, как правило, заканчивают своё существование не в результате внутренних потрясений, а вследствие военного поражения, смерти диктатора или деятельности просвещённого лидера-реформатора.
Действительная адаптация к антигуманному обществу возможна лишь путём глубокой трансформации личности, а также отказа от традиционных морально-нравственных норм. И в этом смысле тоталитарная личность в терминологии Д. Рисмена – это «извне-ориентированная личность».[70] С точки зрения адаптации человека к тоталитарной системе особое значение имеет сознательный уход людей от опасной информации, так как информационная невосприимчивость является, ни чем иным как ещё одной частной адаптивной стратегией личности, призванной оптимизировать взаимодействие последней с антигуманной средой.
Внешне адаптивное поведение свободной личности, проявляющееся в отказе от опасной для жизни информации, это нормальная защитная реакция для любого человека. Таким образом, информационная невосприимчивость выступает как:
1) атрибутивное свойство тоталитарной личности, или внешнее проявление глубинных деформаций внутренних мировоззренческих, психологических, морально-нравственных структур личности;
2) следствие деятельности защитной стратегии социальной адаптации личности, сумевшей сохранить определённую степень внутренней свободы и избежавшей полного «растворения» в тоталитарном обществе;
3) внешняя маскировка для свободной личности, ситуативно оказавшейся в условиях репрессивного информационного пространства тоталитаризма.
Режим обеспечивает воспитание поколения людей с деформированным интеллектом, психикой, моралью, способом восприятия информации. «Особое значение при этом уделяется системе образования как основному институту трансляции информации и воспитания востребованного режимом типа личности».[71] В основе данного целенаправленного процесса лежит деятельность по созданию подконтрольного режиму информационно – адаптивного пространства, которое включает в себя всё многообразие личных и государственных информационных каналов. Централизованная, безальтернативная система образования становится адаптивной опорой режима, так как она практически монопольно формирует интеллект и непосредственно определяет всю систему нравственных ценностей в обществе. Поскольку речь идёт об использовании информации для решения познавательных задач и адаптации, то любые помехи в оперировании информацией (полное или частичное изъятие последней из социетального или глобального инфо-фонда, её искажение или подлог) могут привести к деформации всего интеллектуального и адаптационного процесса. Результат такой информационной стратегии тоталитаризма – деформация и дегуманизация интеллектуальной сферы как личности, так и общества. Мифологизированная социалистическая идея подменила традиционную веру в Бога. Платой за подобную подмену стали кризисные явления в области морали и нравственности. На место освящённых многовековой традицией и силой инерции религиозных норм насильственно были насаждены ценности, опирающиеся не на моральный авторитет, а на утопические надежды. Кризис религиозного миропонимания, ломка традиционных устоев были особенно тяжелы для среднего и старшего поколений.
68
Франк С. Л. По ту сторону «правого» и «левого» // Новый мир, 2010.№ 4. – С.217.
69
Панарин А. С. Революция или реформация? (Революционная эсхатология и цивилизованная повседневность) // Из истории реформаторства в России: Философско-исторические очерки. – М., 2011. – С.108.
70
Панарин А. С. Революция или реформация? (Революционная эсхатология и цивилизованная повседневность) // Из истории реформаторства в России: Философско-исторические очерки. – М., 2011. – С.108.
71
Абульханова-Славская К. А. Деятельность и психология личности. – М., 2015. – С.26.