Страница 12 из 14
Кирен говорила, что все это напрасно, что ничего не сработает и их дочь никогда не сможет достаточно окрепнуть. Но Идо стоял на своем, и, чудо из чудес, девочка начала поправляться. Процесс шел медленнее, чем хотелось бы Идо, но он шел. Дочь даже говорила, что чувствует себя сильнее. Идо знал, что это было не просто самовнушение – цвет ее лица улучшился, она начала набирать вес.
А потом время вышло.
Ограбления случались в клинике достаточно редко; как правило, взломщик искал себе дозу. Идо держал все самое ценное в сейфе в подвале, так что несчастному киборгу-наркоману было нечего взять. Это, разумеется, не помешало ему перевернуть помещение вверх дном.
К своему ужасу, Идо узнал грабителя. Один из паладинов, которых обслуживали они с Кирен, молодой и сильный, лучший претендент на модификации, способный быстро оправляться и приспосабливаться к новому оборудованию. Но удача длилась недолго, он играл все хуже. Ни талант и честолюбие, ни стимуляторы не могли преодолеть несоответствия между новым и старым оснащением. И однажды владелец команды, скользкий подонок по имени Вектор, щеголявший шитым на заказ костюмом, крадеными туфлями и недоброй улыбкой, вышвырнул его на улицу.
К тому времени Идо и Кирен много работали на Вектора. Он платил лучше других и мог достать детали и оборудование, которые до того казались Идо недоступными земным обитателям. Но Идо все равно отказался подписать с ним эксклюзивный контракт. Вектор был не просто хищником. Он был жадным. Он смотрел на все вещи – включая Кирен – так, будто гадал, каковы они на вкус. Когда Идо и Кирен работали на арене вместе, Вектор держался на расстоянии, но Идо знал, что это объясняется отнюдь не уважением к их браку. Вектор просто не хотел портить отношения с лучшими спецами по моторболу в городе.
Со своими игроками он был не таким деликатным. Они либо побеждали, либо вылетали. А вылетев, они уже не могли получить первоклассного обслуживания, положенного паладинам. В том числе стимуляторов, которые, как считалось, налаживали сообщение между кибернетическим телом и живым мозгом. Наркотик активировал нервные клетки, заставляя их работать быстрее и интенсивнее. Одним из побочных эффектов было ощущение неуязвимости. Другим, менее приятным, – привыкание, как физическое, так и психологическое.
Вломившийся в клинику киборг уже продал кое-какие собственные части, чтобы заплатить за наркотик. Его левая рука превратилась в путаницу дешевых заменителей тех компонентов, что были у него, когда Идо видел его в последний раз. От правой осталась только половина. Ему больше нечего было продавать.
Идо надеялся заговорить его и вколоть успокоительное, но киборг уже догадался, что ему не удастся ничего найти. Он зашвырнул Идо в стеллаж и бросился прочь в надежде отыскать нужное в другом месте. Вот только дочь Идо оказалась между ним и выходом.
Она не представляла серьезной помехи.
Следующие несколько дней все вокруг казалось Идо загустевшим, размытым и бесцветным, как будто мир погрузился под воду, в ил. Воины-охотники, которых он прежде лечил, приходили в клинику, обещая отплатить подонку, который убил его несчастную дочурку. Идо мог даже насадить его голову на пику, если бы захотел. Идо честно признался им: это звучало заманчиво. Кирен заперлась в спальне дочери и не хотела видеть никого, включая Идо. Особенно Идо.
Охотники говорили Идо, что ей нужно время. Что родителю трудно хоронить ребенка, но для матери утрата всегда тяжелее, потому что ребенок вышел из ее тела. Не важно, как давно – физическая связь оставалась навсегда.
Других соболезнований Идо не услышал, ни тогда, ни потом.
Кирен провела в спальне дочери пять дней и ночей. На шестой день она пропала. Идо удивился лишь тому, что не услышал ее. Он был уверен, что не спал всю предыдущую ночь, но, по всей видимости, он задремал как раз тогда, когда она уходила.
Попытался бы он ее остановить? Он не знал. У него не было сил даже жалеть, что она ушла. Когда пройдет онемение, он будет ужасно по ней скучать. Но Идо не знал наверняка, что бы он сказал, если бы застал тогда Кирен в дверях с чемоданом. Он подумал, какое это невероятное облегчение – избавиться от ее неустанных страданий.
Кирен винила его в смерти дочери. Она не сказала этого напрямую – после той ночи они еще долго не разговаривали, но он знал это наверняка. Хотя они и работали оба с бывшим паладином, она должна была винить его. Взять хотя бы часть вины на себя было для нее немыслимо. Это он виноват в том, что они работали на трассе для моторбола. Он виноват, что они вместе основали клинику. Он виноват в том, что они не смогли избежать изгнания. Если бы он был достаточно сильным, умным и умелым, им разрешили бы остаться на Залеме и их дочь была бы жива. И Кирен не прожила бы последние годы рядом с дочерью, ненавидя собственное существование.
Идо скучал по Кирен. В городе, где продажность была нормой, а достойные доверия люди встречались нечасто, жизнь одиночек становилась особенно тяжелой. И, тем не менее, он каким-то образом выстоял. Может быть, потому, что Айрон сити состоял из ошметков, отбросов и сломанных вещей – он отлично вписывался в пейзаж.
Скучая по Кирен, Идо в то же время испытывал облегчение от того, что ее больше не было рядом. Он винил себя в смерти дочери, и всегда будет винить. В этом помощь Кирен ему не требовалась.
Кирен ненавидела свою квартиру.
Она возненавидела ее с первого взгляда, но жилье находилось в нескольких кварталах от стадиона, а теперь, когда ей приходилось добираться до работы и обратно в одиночестве, это имело значение. Вторым достоинством квартиры было то, что Кирен не приходилось делить ее с Идо. Она не стала ее домом, но нигде в Айрон сити у нее не могло быть своего дома. Это была уродливая грязная дыра со зловонным воздухом, гнилой водой и тяжелой жизнью, которая становилась только хуже. Все время одно дерьмо, говорили здешние дети, тоже ужасные. Почти все они были малолетними преступниками, быстро вырастали и становились ворами, мошенниками и делягами на черном рынке, готовыми на все ради скудного заработка. Который они тратили бог знает на что.
Их грязные физиономии мелькали иногда даже на трассе для моторбола. Первый раз, когда Кирен обнаружила перед собой мелкого прощелыгу по имени Хьюго, она решила, что тот, должно быть, пробрался внутрь тайком. Мальчишка еще даже бриться не начал, но продемонстрировал ей коробку с сервомоторами и десятком плат. Кирен позвонила Вектору и спросила, не открыл ли он детский сад.
Вектор спустился из своей роскошной ложи и официально представил ей Хьюго, а потом извинился, что не сделал этого раньше.
Я велел Хьюго доставить новые товары прямо к тебе, – угодливо заговорил он. – Подумал, что они тебе как раз пригодятся. Хьюго у меня поставщик номер один, когда речь о вещах, которые трудно достать. Или тех, что нам вечно не хватает. Я еще ни разу не слышал, чтобы кто-то на арене сказал: «Сервомоторов нам хватит». Так ведь?
Она кивнула, чувствуя себя так, будто Вектор одновременно уговаривал и выговаривал.
Хьюго ей не нагрубил? Выражение на лице Вектора сменилось с угодливого на угодливо-озабоченное.
Все в порядке. Проблема не в нем, заверила Вектора Кирен. Она просто удивилась. Она не знала, что на трассу пускают детей без сопровождения.
Вектор от всей души рассмеялся. О, дорогая моя Кирен! Хьюго – мальчишка, а не ребенок.
Потом пришли Идо с Клеймором, левая рука которого болталась на одном проводе, и Вектор исчез, как делал всегда, стоило показаться ее мужу, если только не хотел сообщить что-то им обоим. Все из-за Идо. По тому, как он смотрел на Вектора, Кирен догадывалась, что Идо терпел его только ради работы, и порой его терпение было на грани.
Кирен спросила его, как он мог испытывать неприязнь к тому, кто платил так щедро. Фактически Вектор единолично покрывал расходы их клиники. Если бы не он, им давно пришлось бы прикрыть лавочку. Идо сказал что-то о помощи бедным и обездоленным за счет того, кто сделал их такими. Кирен ответила, излишняя самоуверенность – не самая привлекательная его черта.