Страница 1 из 15
Борис Хавкин
Расизм и антисемитизм в гитлеровской Германии. Антинацистское Сопротивление немецких евреев
РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Рецензенты:
Ватлин А.Ю., доктор исторических наук, профессор исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
Альтман И.А., кандидат исторических наук, профессор ИАИ РГГУ, сопредседатель НПЦ «Холокост», директор МНОЦ истории Холокоста и геноцидов
Рекомендовано к изданию Редакционно-издательским советом РГГУ
Предисловие немецкого историка
Просьба моего московского коллеги доктора исторических наук профессора Бориса Хавкина написать предисловие к его исследованию истории еврейского Сопротивления национал-социалистскому расизму не только стала честью для меня, но и дала мне возможность высказать личную точку зрения по вопросу, с которым я много раз сталкивалась в Германии и Израиле: позволяли ли немецкие евреи убивать себя, «как ягнят, идущих на заклание», и могло ли Сопротивление спасти немецких и вообще европейских евреев от уничтожения национал-социалистами. Поэтому я с радостью приветствую попытку профессионально сформировавшегося в Советском Союзе и постсоветской России, заслуженно признанного современной международной историографией историка русско-еврейского происхождения Бориса Хавкина найти ответ на этот трудный вопрос. Тем более что литературы по этому вопросу в Германии немного, а в России, кроме работы Бориса Хавкина, вообще нет.
Профессор Хавкин изучил и глубоко переосмыслил немецкую и иную иностранную литературу. В первой части своей монографии историк подробно описывает происхождение национал-социалистского расизма и институты государственного насилия Третьего рейха. Автор представляет читателям глубокое исследование истории борьбы евреев против нацизма; оно основывается на широком понимании Сопротивления, которое наряду с индивидуальным, активным и пассивным, включает в себя коллективное внутренне- и внешнеполитическое Сопротивление, включая террористические акты против структур и представителей гитлеровского режима. Поэтому автор отказывается от трактовки Сопротивления немецких евреев как специфически еврейского Сопротивления. Это дает ему возможность включить в сферу своего изучения смешанные группы
Сопротивления, состоявшие из немцев, евреев, иностранной молодежи. В то же время в исследовании утверждается, что направленное против системы власти гитлеровской партии-государства внутриполитическое еврейское Сопротивление в узком смысле – активное и пассивное, индивидуальное и коллективное Сопротивление немецких евреев – людей, родившихся, выросших и учившихся в Германии, говоривших на немецком языке как родном, работавших в немецких учреждениях, т. е. социализированных в Германии, было относительно невелико. Это неудивительно: национал-социалисты предприняли все возможное, чтобы отнять у немецких евреев возможность самовыражения, лишить их культурно-образовательных учреждений, свободы собраний и прессы. Но было бы неверно видеть в этом проявление политического конформизма немецких евреев, их чрезмерной готовности к приспособлению. Напротив, как раз поэтому отмеченные формы Сопротивления немецких евреев, как позже отмечал участник молодежного еврейского движения берлинец Арнольд Паукер, отражали глубоко реалистичную, правильную политическую оценку ситуации. Борьбу против национал-социалистского террора, отбросившего страну во мрак средневековья с его дикими антисемитскими предрассудками, можно было вести лишь на основе величайшего духовного превосходства широко образованных, просвещенных современников над мракобесием национал-социализма.
На внешне эффектные террористические акты, вроде описываемых в книге покушений на представителей нацистской власти (например, убийство в Париже германского дипломата Эрнста фом Рата молодым евреем польского происхождения Гершелем Гриншпаном или убийство руководителя зарубежной организации гитлеровской партии в Швейцарии Вильгельма Густлоффа, совершенное в Давосе выходцем из Хорватии еврейским студентом Давидом Франкфуртером), немецкие евреи вряд ли могли решиться. Благодаря своей прочной внутренней организации и превосходной внешней информированности они очень рано поняли, что такое всеобъемлющее орудие угнетения и убийства, которое охватывало все сферы социальной и индивидуальной жизни, как аппарат национал-социалистского насилия и террора, не могло быть серьезно ослаблено, не говоря уже о его уничтожении, внешне эффектными демонстрациями мужества мстителей-одиночек. Неслучайно, что именно немецко-еврейский философ Ханна Арендт писала об ужасных трагических последствиях теракта Гершеля Гриншпана для всего немецкого еврейства: убийство Эрнста фом Рата спровоцировало «Хрустальную ночь» – общегерманский еврейский погром 9-10 ноября 1938 г.
Даже эффектное нападение членов берлинской группы Герберта Баума на выставку «Советский рай» едва ли было задумано и спланировано немецкими евреями: оно, как нетрудно было предвидеть, вызвало сокрушительную волну террора, обрушившуюся на евреев. Даже если граничащее с безрассудством отчаянное мужество еврейских и нееврейских участников этого нападения производило сильное впечатление на современников и потомков, политические цели его организаторов не принимали в расчет массовое уничтожение национал-социалистами как участников этого нападения, так и непричастных к нему. К сожалению, такое безразличие к числу жертв и последствиям нападения характерно для далеких от Германии покровителей коммунистического Сопротивления.
Немецкие евреи различной политической и мировоззренческой ориентации твердо придерживались, насколько и как долго это было возможно, своей библейско-гуманистической максимы, согласно которой человеческая жизнь самоценна; нужно спасать и сохранять в безопасности свою жизнь и жизни своей семьи и друзей. В этом немецкие евреи напоминали просвещенных русских и советских граждан тех лет, которые считали индивидуальные или групповые акции, направленные против всемогущего сталинского террористического аппарата менее эффективными и желательными, чем возможность бегства или исчезновения из поля зрения властей.
Как и жертвы сталинского террора, немецкие евреи и другие немецкие противники Гитлера на своем опыте убедились, что структура национал-социалистской террористической системы делала бесполезными любые средства открытой борьбы с гитлеровской гидрой; более того, последствия этой борьбы могли быть контрпродуктивными. Они понимали, что для спасения человеческих жизней от насилия было лишь одно средство – сохранение индивидуальной и коллективной жизни путем побега; сначала жизнь в подполье или анонимное существование, потом, если возможно, бегство за границу.
Уменьшение числа учеников-евреев в школах Германии, которое ученики и учителя с тревогой отмечали в начале каждого нового учебного года, было также проявлением единственно разумной формы еврейского Сопротивления; как форму Сопротивления можно рассматривать и увеличение числа немецко-еврейских и немецких сотрудников разведывательных и пропагандистских служб стран антигитлеровской коалиции.
Еврейские семьи, находившиеся под угрозой национал-социалистского геноцида, старались не попадать под пресс смертоносных распоряжений и законов. В качестве акта протеста можно рассматривать эмиграцию этих семей из Германии или попытки отправить за границу своих молодых родственников, с которыми они связывали свои надежды. На фоне сужения альтернатив и отсутствия жизненных перспектив в повседневной жизни гитлеровской Германии становится понятно, почему не только перемещение в пространстве (бегство за границу), но и экзистенциальный уход из жизни – добровольная смерть – могли стать для евреев возвышенной формой политического и морального Сопротивления.
Когда врачи тайно передавали ампулы с ядом своим еврейским согражданам, которые тщетно пытались получить заграничный паспорт и не имели возможност незаконной эмиграции из Германии, то и те, кто передавали яд, и те, кто его принимал, совершали совместный акт Сопротивления национал-социалистскому насилию. Точно неизвестно, сколько людей после предупреждения (оно могло стоить жизни тому, кто предупреждал) об ожидающей на следующий день депортации приняли яд или покончили самоубийством другим способом. В списки на депортацию «юденраты» включали на 10–15 % больше людей, чем предписывали правила железнодорожных перевозок. Очевидно, это и был процент добровольно ушедших из жизни. Во всех этих случаях речь шла о настоящем акте Сопротивления против организованного национал-социалистами массового уничтожения. Такой поступок современники воспринимали как трагический, но героический.