Двойной горизонт

– Старший советник Личной Государевой Канцелярии княжич Стародубский. – Горыня в ответ коротко поклонился. – Чем обязан интересу столь могущественного ордена к своей скромной персоне, господин старший магистр?

– Вы скромны, что делает вам честь, господин старший советник. – Д’Альбер рассмеялся негромким, но приятным смехом и, доверительно взяв Горыню под локоток, повёл его к столам. – Вы так молоды, но уже занимаете столь высокое положение при троне крупнейшей мировой державы. А ещё у вас на груди столь впечатляющая коллекция военных орденов, что я просто не мог пройти мимо и не познакомиться со столь блестящим представителем молодого поколения России. Старики, увы и ах, косны и недальновидны, а вот молодёжь, наоборот, устремлена в будущее. Ей открыты все тайны мира, и для них нет ничего невозможного. Именно молодёжь двигает вперёд человечество.

– Молодёжь, не стоящая на плечах стариков, мало что стоит. – Горыня улыбнулся простоте нравов посла. Вот так вот, среди толпы прихлебателей и наблюдателей, подбивать клинья к чиновнику высокого ранга…

– О! Прекрасно сказано! – Д’Альбер широко улыбнулся. – Что ж, вижу, что слухи о вашем уме ничуть не преувеличивали. Позволено ли будет мне поинтересоваться, какое образование вы собираетесь получить? Если философское или инженерное, могу порекомендовать несколько превосходных учебных заведений, где есть все возможности для совершенствования столь яркого таланта, как ваш.

– Заведения, конечно же, европейские? – Горыня усмехнулся.

– Но ведь всем известно, что философская школа Европы сильнейшая в мире! А европейские инженеры приняты ко дворам всех просвещённых правителей! – воскликнул дипломат, останавливаясь возле стола с винами и закусками.

– Философия… – Горыня покачал головой, глядя, как ловко д’Альбер разливает вино в два бокала, и, отрицательно кивнув, взял чашу и наполнил её прозрачным словно слеза берёзовым соком. – Философия – просто набор инструментов, позволяющий размышлять и делать выводы. А в любом инструменте важнее не качество оного, а способности того, кто им владеет. Это, конечно, важно и в любых других видах человеческой деятельности, но в философии – фактор личности наибольший. Итак, что же получается? Любая философская кафедра это всего лишь способ привлечения и приручения людей умных от природы, чтобы по возможности использовать их в своих целях, либо для обеспечения невозможности их использования другими. И если от отъезда толкового инженера вреда будет немного, инженеру нужны и станки, и общий уровень материальной культуры, и соответствующая интеллектуальная поддержка, то с философом всё проще. Бумага, карандаш, дом с красивым садом, и женщина, которая за всем этим будет следить. А в результате – новые пути развития цивилизации или ещё что-нибудь столь же разрушительное. Ваше здоровье. – Горыня поднял чашу и в несколько длинных глотков осушил её. – И возвращаясь к вашему предложению. Инструменты познания широко известны, а садиков с домами и покладистых женщин полно в любой точке мира. Так что Европа в этом смысле ничем не выделяется.

– А общение с себе подобными? – не сдавался д’Альбер. – Окружение – это тоже очень значимый фактор.

– Тогда почему все великие философы одиноки и предпочитают общаться письмами? – Горыня улыбнулся. – И кстати, это справедливо для всех стран, кроме России. Только здесь при ведовских школах действуют центры обмена знаниями, что очень помогает именно в научных исследованиях. Вон там, у выхода в танцевальный зал, видите? Великий Михайло Ломоносов беседует с группой молодых людей, среди которых и военные, и ведуны, и выборные от общин. А ваши философы делятся знаниями с крестьянами?

– Но вы забыли ещё один очень важный момент. – Д’Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала и, видимо найдя вино вполне годным, приложился уже куда основательнее. – Императорская стипендия для учёных весьма велика…

– Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном, – отмахнулся Горыня.

– Так что же вам надо? – Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне.

– А у меня всё есть. – Горыня также прямо посмотрел на д’Альбера. – Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь и даёт смысл жизни. – Он улыбнулся. – Защищать, строить и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить, это быть чужаком за тридцать сребреников и утешать себя мыслью о том, какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину.

– О! Вы знакомы с Книгой? – Д’Альбер, никак не отреагировав на последний выпад Горыни, поставил на стол уже пустой бокал.

– Я вообще начитанный мальчик. – Горыня без улыбки посмотрел в лицо д’Альбера. – Знаком и с Кодексом Гермеса Трисмегиста, Молотом Ведьм и многими другими трудами. И все они убеждают меня в том, что я принял и осуществляю правильное решение.

– Что ж. – Д’Альбер вновь наполнил бокал и с улыбкой кивнул. – Я вижу похвально твёрдого в убеждениях молодого человека, прекрасной учёности и широких взглядов. Могу лишь пожелать вам удачи во всех начинаниях. – Он поднял бокал, салютуя, и, отпив пару глотков, с поклоном удалился, освобождая сцену для ещё одного действующего лица.

Это был мужчина лет тридцати, черноволосый, смуглый, одетый в чёрное с фиолетовым, гордо брякающий вполне боевой шпагой на поясе.

– Имею ли я честь беседовать с принцем Горыней Стародубским? – произнёс он на вполне понятном английском.

– Да, милорд. Но в данном случае был бы скорее уместен титул маркиз, так как ближайший аналог князя – герцог, а я старший сын. – Горыня учтиво поклонился.

– Я герцог Арко, Филипп Луис де ла Куэва, де ла Мина, требую у вас сатисфакции за оскорбление, нанесённое Британской короне.

«Ну, хоть какое-то развлечение». – Горыня кивнул скорее своим мыслям, чем словам горячего испанца, и задумчиво оглянулся. К стыду своему, дуэльного кодекса он не знал совершенно, хотя дуэли в московском обществе периодически случались. К своей удаче, совсем рядом он увидел оживлённо беседующих князей Суворова и Пушкина и, шагнув к ним, остановился, ожидая, пока беседующие обратят на него внимание.

– А, княжич! – Александр Сергеевич, улыбнувшись Горыне, словно старому знакомому, отставил бокал в сторону и крепко пожал ему руку. – Вот, Александр Васильевич, хочу рекомендовать вам сего весьма молодого, но очень перспективного юношу.

– Перун, Ярый, да и прочая, прочая, прочая. – Суворов довольно рассмеялся и хлопнул сухой, но неожиданно тяжёлой рукой по плечу Горыни. – Вижу, не в штабах отирался! Молодец! – Говорил Александр Васильевич быстро, словно торопился, широко жестикулировал руками, двигался из стороны в сторону, словно сбивая прицел снайперу, но взгляд был сосредоточенный, внимательный и взвешивающий. – Но ведь не для разговора пришёл, не для разговора. Вижу, нужда какая-то?

– Да вон, испанец стоит. Требует дуэли. А я ни кодекса дуэльного не знаю, ни правил. Пристрелить бы его, чтобы не мучился, но как-то неловко. Всё же издалека ехал…

– Вот молодец! – Суворов расхохотался и вновь хлопнул ладонью по плечу Горыни. – Слышь, Сашка. Весь в тебя. – Александр Васильевич посмотрел на княжича. – Тоже по молодости любил подраться на дуэлях. Но после того как ему ногу прострелили, как завязал. – Суворов в пару быстрых шагов подскочил к испанскому дворянину и, перейдя на испанский язык, стал быстро что-то выяснять, временами похохатывая, словно тот рассказывал ему смешную историю. Тем временем генерал Пушкин, обращаясь к Горыне, негромко произнёс:

– Может статься, что идея пристрелить этого гишпанца была не такой уж плохой. – И пояснил, видя удивление Горыни: – Это известный в Европе бретёр, наёмный дуэлянт и мастер дестрезы[6]. Ученик самого Антонио де Брея[7]. Вы знаете, что такое дестреза?

6

Дестреза – испанская школа фехтования, предполагающая не только владение двумя руками, но и круговые перемещения, основанные на биомеханике человека.

7

Мануэль Антонио ла Брея – знаменитый мастер дестрезы, написавший трактат «Principios universales y reglas generales de la verdadera destreza del espadin segun la doctrina mixta de francesa, italiana y española, dispuestos para instruccion de los caballeros seminaristas del real seminario de nobles de esta corte» (1805).