Страница 34 из 44
Киров стоял в стороне и внимательно наблюдал за работой буровой партии.
Из кузницы принесли железный хомут с конусной трубой, с привернутым краником на конце. Хомут устанавливали на свинцовой прокладке. Работу производили слесарь и механик. Раз двадцать они прикладывали хомут к компрессорной трубе, и хомут с дьявольским свистом отбрасывало в сторону.
- Ни черта у вас не получится! - сказал Сулейманов. - Отверстие, из которого бьет такая сила, невозможно обжать свинцом.
- Выйдет! Должно выйти! - упорствовал старый механик. Он с головы до ног был окачен нефтью, она даже текла по его усам.
Снова слесарь и механик подняли хомут и начали устанавливать его на ствол.
Киров сразу же понял, что это бесполезная затея.
- Что ты предлагаешь взамен железного хомута? - подал он голос машинисту Сулейманову.
- Деревянный хомут без всякой прокладки! - ответил машинист. - У меня как-то уж был такой случай, товарищ Киров. Дерево, как это ни удивительно, труднее поддается действию клокочущего потока нефти, газа и песка.
Киров подозвал Дадашева.
- Надо послушать машиниста. Я тоже так думаю.
- Да что ты, Мироныч! Разве можно сравнить дерево со свинцом?
- А ты все же закажи. Пусть сделают.
- Ну, раз желаешь... - Дадашев развел руками, ушел.
Через каких-нибудь десять минут механик и слесарь установили хомут на свинцовой прокладке. Нефть перестала фонтанировать, но ненадолго: снова она нашла себе лазейку, отверстие было опять разъедено, и хомут со свистом отлетел в сторону.
Тогда за дело принялся Сулейманов. Он сбегал к плотникам и вскоре принес деревянный хомут. Он работал один. Его вдохновляло присутствие и внимание Кирова. Парень он был сильный, спокойный, работу свою сделал быстро и чисто, и боковой нефтяной фонтан прекратился.
Сулейманов весь был в нефти. Хомут он установил без единого удара по трубе - небольшая искра могла взорвать всю буровую. От газа у него кружилась голова, но он держался молодцевато.
Его под руку вывели на чистый воздух. Подошел Киров, спросил:
- Не голоден ли? Может, пить, есть хочешь?
- Спасибо, товарищ Киров, - сказал Сулейманов. - Ничего не хочу. Вот если бы... покурить!
Киров был озадачен просьбой машиниста, нахмурился; на промыслах строжайше воспрещается курить. А тут еще первый бухтинский фонтан.
Он послал рабочего за часовым.
Часовой явился. Это был тот молодой парень из караульного полка, который на стрельбище гонял голубей.
Киров узнал его.
- Здорово, Чернохвостый! Ну как, того голубя поймал?
- Узнали? - Парень был счастлив. - Поймал! На другой же день поймал!
- Ну а стрелять научился?
- Да еще как! - задорно сказал парень. - В муху могу попасть.
- В муху?.. Это как же?..
- А очень просто, товарищ Киров... Сидит, скажем, муха на стене. Вот возьму винтовку, прицелюсь - и мухи больше не будет.
- Ну, ты, парень, загибаешь! - рассмеявшись, сказал Киров. - В метровую мишень не мог попасть, а тут - в муху!
Часовой явно обиделся:
- Как вам угодно. Можете не верить.
Киров сказал ему:
- Вот тебе спички, вот тебе кисет. Потом вернешь. Сведи товарища Сулейманова на мол, пусть он при тебе выкурит цигарку.
Парень скинул ремень с плеча, взял винтовку в руки, сообразив, что Киров ему оказывает большое доверие.
Они ушли.
Киров вернулся на буровую. Он долго смотрел на заплату, которую машинист поставил на компрессорную трубу. Подозвал Дадашева.
- Никогда не пренебрегай советом рабочих. У них больше и производственного, и житейского опыта. Вот видишь, не случись меня здесь, не прикажи я сделать деревянный хомут, ты, возможно, и не придал бы значения словам машиниста. Оно и понятно: на твоей стороне были и механик, и слесарь, да и свинец на первый взгляд кажется более подходящим материалом для такого дела. А вышло, видишь, по-другому... Бойся в жизни шаблона. Не всегда свинец бывает крепче дерева.
Дадашев был смущен, не знал, как оправдаться. Наконец он нашелся, сказал:
- А ты, Мироныч, заметил, какие у него руки?
- А что, сильные?
- Да еще какие. Неудивительно, что Сулейманов один справился с установкой хомута. Другого бы отбросило шагов на десять.
Вышли из буровой. Прошлись к молу.
- Как думаешь, Дадашев, второй и третий фонтаны будут нефтеносными? Не попадем ли опять на брекшу?
- Нет, теперь уже пойдет одна нефть. Теперь добрались до нефтеносного пласта.
- Я так же думаю. Нам бы два фонтана - и будущее бухты обеспечено. Всё думают, что здесь экспериментами занимаемся. Кто-то упорно и методически ложно информирует Москву. Кто-то сильно хочет помешать нам. И мешает.
- Нефть будет. Здесь сотни фонтанов будут. Бухта, ты правильно сказал на митинге, это наше будущее.
- Ну-ну, спасибо, что ты тоже искренне веришь нашему делу. Без веры трудно работать, трудно жить. Задохнуться можно.
- А ты, Мироныч, сообщи о фонтане в Москву. Обрадуй их. И телеграммы тогда прекратятся.
- Нет, тут на одних телеграммах не выедешь. Самому надо поехать и распутать этот клубок клеветы. Да только ли это? Кое в чем Серебровскому надо помочь. Нужно оборудование. Наших бухтинцев надо приодеть. А то ходят в каких-то лохмотьях... Дел всяких и забот хватает!
- Ничего, Мироныч, сейчас можешь смело ехать в Москву. Как ни говори, Баку с каждым днем все больше и больше дает нефти. Один наш "Солдатский базар" чего стоит. Правда, здорово там поработали?
- Это дело прошлое. Бухта должна спасти страну, пока мы не пустим все наши промыслы на полную мощность. Здесь новая земля, нетронутые пласты. Богомолов настаивает на Ковше. Ты возьми там первую буровую под собственный контроль. Я уже говорил с ребятами. Они, а главное Василий, обещали к Новому году дать фонтан. Помоги им в работе, как ты им помог при первом фонтане на "Солдатском базаре".
- Будь спокоен, Мироныч. Сделаем все, что в силах человеческих.
- Тогда, я обещал ребятам, приеду к Новому году, устроим праздник на бухте. Устроим неофициальное открытие промысла. Тогда всяким разговорчикам определенно придет конец.
- Ты спокойно поезжай в столицу. Чем черт не шутит: пока ты будешь там, на Ковше и фонтан ударит. Пришел бы в ЦКК и положил бы на стол нашу телеграмму: вот, мол, еще один фонтан на бухте.
- Ну, тогда бы я нос задрал от гордости, - рассмеялся Сергей Миронович. - Тогда бы я от гордости ни с кем и разговаривать не стал.
Так, беседуя, Киров и Дадашев вышли на берег. И тут их глазам представилась такая картина: машинист буровой партии Сулейманов стоял по колено в воде и курил, а на берегу, с винтовкой на изготовку, его стерег Чернохвостый.
Киров подошел, спросил:
- Что это значит?
Сулейманов, дымя цигаркой, с обидой сказал:
- Захочешь, товарищ Киров, курить - и в воду полезешь!
- Зачем же в воду? - удивился Сергей Миронович.
В разговор вмешался невозмутимо спокойный Чернохвостый:
- А у нас строгий приказ был в полку: на территории промысла никому не разрешать курить. Командир полка строго-настрого приказал, он даже сказал... если сам товарищ Киров закурит, все равно не разрешать!
- Так и сказал?
- Так точно.
- И потому ты машиниста загнал в воду?
- Вода - это море, это уже не территория промысла.
Киров и Дадашев хохотали от всей души.
Потом Сергей Миронович спросил:
- Друзья мы с тобой старые, а вот как тебя звать - не знаю.
- Кузьма Кошкин, товарищ Киров.
- Кошкин? Подходящая фамилия. Умело цапаешь голубей. Зорко несешь и караульную службу. Молодец!
Киров пожал ему руку. Кошкин от счастья улыбнулся до ушей.
Сулейманов, бросив цигарку, вылез из воды.
- Я его и так, и этак уговаривал, а он свое: "Лезь в воду!" Вот и сапоги из-за него промочил.
- А ну покажи свои руки! - попросил Киров у машиниста.
Сулейманов вытянул и правую и левую.