Агата и тьма

В больнице Джеймс вел себя безукоризненно, жалоб на его поведение не было, а уборщица и провизоры, с которыми миссис Маллоуэн делила помещение, время от времени баловали его своим вниманием.

Все пятеро работников аптеки были женщинами – и миссис Маллоуэн была много старше остальных, хоть и самой неопытной – по крайней мере, она лишь недавно ознакомилась с современными лекарствами, общеукрепляющими средствами и мазями, которые теперь прописывались врачами. Заведовавшая аптекой серьезная стройная женщина в больших очках часто приостанавливалась, дабы убедиться, что миссис Маллоуэн «все поняла правильно».

Что в целом было просто смешно: работать в аптеке в эти дни было куда проще, чем в молодые годы миссис Маллоуэн. В современной аптеке большая часть пилюль, таблеток, порошков и прочего были в пузырьках, тюбиках и другой готовой упаковке, не требуя никаких навыков отмеривания или смешивания, прежде требовавшихся в этом деле: она действительно могла считать себя кем-то вроде библиотекаря лекарств.

Среди молодых женщин работавшая на добровольных началах миссис Маллоуэн чувствовала некую неловкость, даже стеснение. При этом она понимала (хотя и никогда бы не высказала этого вслух), что, когда была в их возрасте, чуть старше двадцати, ни в чем им не уступала.

Когда-то она была изящным созданием – высокой и стройной блондинкой с волнистыми волосами до пояса, нежной кожей, покатыми плечами, голубыми глазами, носиком с горбинкой и овальным лицом, отвечая всем канонам женской красоты того времени.

И, даже будучи замужем, тридцати с небольшим лет, она могла бы с ними соперничать.

Сейчас, в своем белом халате, она по-прежнему привлекала к себе внимание: выше молодых и пока еще не… слово это надвигалось медленно, но неотвратимо… толстая. Талия у нее исчезла, это так, и подбородков стало на один больше, чем необходимо, внушительная грудь, доставшаяся в наследство от матери, чуть обвисла, а золотящиеся светлые волосы стали седыми. Она стригла их коротко, так что шапочка завитков превосходно сочеталась с чертами, которые больше не радовали глаз (по ее мнению): только доброжелательный человек мог бы описать это лицо как «приятное».

Она смирилась со своим жребием, и в пятьдесят два года уже не считала себя «женщиной средних лет»: тогда ей пришлось бы жить до ста четырех, а этого ей не особо хотелось; тем не менее пугавший прежде возраст в полвека на самом деле казался неким освобождением. Она обрела новый вкус к жизни и повышенную чуткость, которую дают только годы. Оказалось, что от походов на киносеансы, в концерты и оперу она получает столько же удовольствия, сколько испытывала и в двадцать.

Ее брак с Максом – неужели это случилось больше десяти лет назад? – дал ей очень много. Эмоциональные бури романтических отношений сменились уютом теплой семейной гармонии. С мужем она могла получать удовольствие от досуга – и, конечно, на первом месте тут стояли путешествия.

Не то чтобы в спальне с Максом было скучно: свидания меж простыней оставались удовольствием, а не обязанностью, что было одним из плюсов брака с мужчиной на четырнадцать лет моложе тебя (хотя набираемый в его отсутствие лишний вес все-таки ее тревожил).

И до чего хорошо, что эти инфантильные ухаживания, похожие на кошки-мышки, остались в прошлом (как глубоко она была разочарована, когда по окончании первого брака обнаружила, что ритуалы ухаживания у тридцати- и сорокалетних так мало отличаются от тех, что придерживаются подростки и молодые люди!).

Вот только сейчас их с Максом разлучила война – эта проклятая война. И теперь она снова оказалась в больничной аптеке, как и в годы прошлой войны. Не то чтобы история повторялась: та «война, которая должна положить конец всем войнам», была иной – она стала невообразимым потрясением, катастрофой, подобной которой не знал никто на свете.

Нет, на этот раз конфликт был иным, пусть в нем опять и участвовали немцы. Удивляло то, как долго эта война толком не начиналась. Как и многие другие, Маллоуэны, услыхав объявление войны на кухне по радио (где служанка тут же принялась поливать слезами овощи), ожидали, что Лондон начнут бомбить в первую же ночь – а ничего не происходило.

Когда ничего не произошло и дальше, страна более или менее организовалась, ожидая прихода беды… а та все никак не приходила. И потому, раз война пока оставалась абстрактной, страна вернулась к повседневным занятиям и обычным делам, изредка перемежавшимся военными сборами (как, например, когда Макс вступил в этот нелепый Бриксхемский отряд ополчения, где на десятерых приходилось две винтовки).

Устыдившись столь бессмысленных дел, Макс отправился в Лондон, в Министерство военно-воздушных сил, надеясь, что ему поручат какое-нибудь дело за границей. Гринуэй – их недавно приобретенный и горячо любимый дом на реке Дарт между Торки и Дартмутом, реквизировали под ясли для эвакуированных детей, хотя какое-то время миссис Маллоуэн продолжала там жить.

Именно это и привело ее в больничную аптеку в Торки, где на месте она прошла курс повышения квалификации, в результате чего и работала сейчас в колледже университета.

Когда ее первый муж Арчи служил в Королевских военно-воздушных силах, она работала сперва медсестрой-добровольцем, а затем фармацевтом больницы. Сестринская работа в Первую мировую была делом гадким, начиная с непрерывной уборки в палатах и отмывания прорезиненных простыней и кончая уходом за обожженными и помощи в операционной: все это было не для слабых духом.

Ухоженные дамочки с романтическими фантазиями о том, как будут обтирать пылающие жаром лбы отважных юношей, быстро ломались после того, как им приходилось наводить порядок после ампутаций и отправлять отнятые конечности в госпитальный крематорий. Миссис Маллоуэн продержалась пятнадцать месяцев – и осталась бы и дальше, но грипп, подхваченный из-за переутомления, и возможность работать по расписанию привели ее в аптеку.

Там она нашла спокойствие, которое редко бывает в больнице. Работа фармацевта, поначалу сложная, хорошо сочеталась с ее давним интересом и способностями к математике. Сортировка, систематизация, регистрация, измерения, символы и знаки, знакомство с видом и свойствами различных веществ – все это было для нее сродни поэзии.

К тому же аптека выполняла жизненно важную функцию ничуть не меньше операционной: она видела, как самоуверенный, но небрежный фармацевт приготовил смесь на основе расчетов, где неправильно была проставлена запятая в десятичной дроби. Она решила не ставить этого человека в неловкое положение (и не убивать какого-то ни в чем не повинного пациента) и пролила смесь, кротко выслушав выволочку за неуклюжесть…

Однако работа в аптеке, хотя и была интересной, оставалась довольно однообразной: мази, микстуры, бесконечные банки примочек, которые приходилось готовить снова и снова день за днем. Она не хотела бы работать в аптеке постоянно, и если бы жизнь ее сложилась иначе, с удовольствием стала бы медицинской сестрой.

Именно в аптеке миссис Маллоуэн приобрела знания о ядах и применила этот опыт при написании своего первого детективного романа «Загадочное происшествие в Стайлзе».

Как это ни странно, из-за скучной болтовни в аптеке (она работала с двумя близкими подругами) ее мысли стали улетать куда-то далеко, чтобы отвлечься от тревожной военной атмосферы, и у нее родилась идея сюжета, основанного на весьма хитроумном способе дать жертве яд…

И вот теперь Агата Кристи Маллоуэн снова очутилась в аптеке – и мысли ее пошли сходным, хоть и несколько иным путем. Она прекрасно понимала, что ее детективы имеют благопристойный и даже уютный характер и отражают иную эпоху.

Ей не хотелось считать себя старомодной, и она делала в своих книгах то, на что не решался никакой другой автор детективов: рассказчик – убийца, виновны все подозреваемые, это сделал ребенок, возлюбленный… даже сам следователь мог оказаться убийцей. Ее сюжеты называли упражнениями для ума, и она, улыбаясь, кивала, зная, что ее повествования о добре и зле завязаны на характерах.