Полуночное венчание

– А сын ваш тоже тут? Ну, он уже умер? Столько лет прошло, – бестактно поинтересовалась я.

– Сын мой Алеша, точнее, Алексей Владимирович, скончался семь лет назад, я была с ним в тот момент, он меня узнал, обрадовался, улыбнулся. Совсем седой стал, но на отца сильно похож, он улыбнулся и улетел в свои небеса. – Кузьминична немного помолчала, а затем продолжила: – Почему одних забирают, очень многих, а лишь некоторые остаются неприкаянными духами-привидениями, никто точно не знает. Лет тридцать назад я разговаривала об этом с одним симпатичным французом Шарлем. Он по центру Москвы с 1812 года гуляет. Так вот у него теория, что те, кого не забрали, видать, не выполнили свою жизненную миссию, не сделали того, что должны были. И пока этого не случится, будут ходить по земле. – Кузьминична вздохнула.

– А как узнать свою миссию? Какая она? – этот вопрос был очень важен для меня. Я не хотела, как солдат из наполеоновской армии, несколько столетий гулять по Москве.

– Иногда я встречаю в Москве неприкаянные души, но здесь их не так уж и много. Есть «туристы», а местные столетиями путешествуют. Наши поговаривают, один дворянин из-под Тулы XIX века сейчас живет в замке Шотландии, пристроился замковым привидением, живых пугает.

– А как же их пугать, если они нас не видят? – спросила я.

– Это вот эти, толстокожие, не видят, – кивнула Кузьминична на мерзнувших на крыльце интернов, – а люди со сверхспособностями, экстрасенсы, медиумы, многие и видят, и слышат, и даже пытаются разговаривать. Слышала теорию про «белый шум»?

Я кивнула, как раз недавно смотрела научно-документальный фильм, где ученые сконструировали прибор для изучения эффектов «белого шума».

– Тут мне Поликарп рассказывал, он умер в 1856 году, пять лет не дожил до отмены крепостного права, так и умер в рабстве, как он называет. Так он без работы мается, скучно ему вот уже сколько лет, он сейчас всю прессу читает-изучает, решил приколоться. Поболтал при помощи «белого шума» с учеными. Так вот он жаловался, они его совсем не понимают, все его слова искажают. Он хотел сенсацию провести, славы добиться, чтобы его в газетах напечатали, а так, скорее всего, скоро на Хранителей нарвется.

– Хранители? Кто такие Хранители?

– Понимаешь, Алисочка, тут есть такие сущности, они выглядят как обычные люди, но они не живые и не мертвые. Они тут наводят порядок, присматривают, чтобы призраки особо не лютовали, людям не попадались на глаза. В последние два века привидения повадились специально лезть в объективы фото- и видеокамер. Хранители следят за этим, чтобы достоверная информация не попадала в мир живых. За особо тяжкие прегрешения они могут забрать душу непонятно куда и непонятно насколько.

Кузьминична затянулась длинной сигаретой, но уже через пару секунд, в сердцах выругавшись, выкинула ее в ближайшую мусорку.

– Знаешь, Алиса, все это иллюзия. В сигаретах нет табака, в представленной еде нет вкуса, в выпивке нет алкоголя. Мы все это сами фантазируем. Но этого ничего нет. Призраки не могут напиться, наесться, выкурить сигарету. Всего этого мы лишены, да и не только этого, – добавила она с огорчением.

– Да уж, весело у вас. Ясно, что ничего не ясно. Теперь что же, мне придется вечно искать свое жизненное предназначение? – спросила я.

– Ну по поводу тебя только ты сама сможешь понять, в чем был смысл твоей жизни.

– А может, мне было суждено по судьбе родить гениального ученого, художника, полководца. Но так как я не вышла замуж и у меня не было детей, свое предназначение я тогда, получается, не выполнила? Что же в этом случае делать?

– Я честно не знаю, мне бы со своей сущностью разобраться, – развела руками Кузьминична.

– Что ж, спасибо.

Теперь у меня рай для двадцатисемилетней девушки – можно носить любую стильную одежду, приставать к симпатичным интернам, есть и не полнеть, хотя представленный мной гамбургер по вкусу напоминал кусок пенопласта. После первого укуса я выкинула в помойку мой первый неудавшийся гастрономический эксперимент.

Да уж, живи и радуйся, или лучше сказать – умри и радуйся.

Так, я начала понимать Кузьминичну, черный юмор здесь действительно актуален и наиболее уместен.

Все мои мечты, планы в прямом смысле этого слова похоронены.

Откуда я знаю свой жизненный путь и предназначение?

Я всегда жила, как растет в огороде крапива.

Сначала детский сад, потом школа, поступление в престижный вуз, начало взрослой жизни, попытки построения личной жизни, была одна серьезная неудавшаяся любовная история, о которой я даже вспоминать не хочу. И вот теперь в двадцать семь лет мое тело захоронят сегодня-завтра, а я в качестве бесплотного духа болтаюсь в парке подмосковной больницы.

Весело, ничего не скажешь.

Глава 5. О сколько нам открытий чудных…

Мы с Кузьминичной вместе шли по осенней, заваленной разноцветными листьями больничной аллее в сторону главного корпуса. Иногда навстречу нам попадались немногочисленные посетители клиники, медперсонал, да и сами больные, решившие прогуляться погожим осенним деньком.

Никто из них нас не замечал, проходил буквально в нескольких сантиметрах от нашей странной парочки.

Один пожилой господин в длинном однобортном пальто, вертя в руках деревянную трость со стальным набалдашником, так вообще бесцеремонно прошел сквозь меня. Я даже не успела отскочить или отодвинуться. Это весьма неприятно, могу я вам сказать, когда через тебя проходят различные субъекты.

Хотя погода особенно не располагала к длительным прогулкам, мы с моей коллегой по несчастью молча брели по продуваемой ветром дорожке, думая каждая о своем.

Конечно, мы могли мгновенно переместиться в любую точку клиники, да и в любой уголок земного шара. Но к чему это и зачем?

Главный вопрос существования у меня сейчас был не «Кто виноват?», а «Что делать?».

Кузьминична с поистине королевским ледяным спокойствием рядом со мной курила тонкую сигару в изящном перламутровом мундштуке.

– Хотя никотин я не чувствую, мне просто приятно держать сигару в руках, ощущать себя хоть немного живой, – пояснила она мне.

Постояв немного на широких ступенях клиники, задрав голову вверх в осеннее небо, я долго думала и пыталась найти смысл в том, в чем смысла я не видела.

Я не знала свое предназначение и просила небо подарить мне хоть одну-единственную малюсенькую подсказку.

– Так нечестно, так несправедливо, это все не так должно было быть, – вопрошала я небеса.

Но те были глухи к заблудшей душе Алисы Владимировны Вороновой, недавно усопшей.

Наконец-то успокоившись, я взяла себя в руки и взялась за ручку двери, но вспомнила, что теперь мне это действо без надобности – я ведь могу проходить сквозь любые стены и любые препятствия.

Оглянувшись вокруг, я нигде не увидела моей новоприобретенной подружки Кузьминичны. Я даже не заметила, как и в какой момент она телепортировалась.

Даже не попрощалась.

Видимо, загробная этика далека от совершенства.

Сквозь кирпичную стену я просочилась в холл первого этажа и там застыла на месте от увиденного.

За раскидистым фикусом с большими вечнозелеными листьями на диванчике из белой кожи сидела моя подруга Юлька. Точнее, даже не сидела, а полулежала, вплотную прижавшись к моему бывшему парню Олегу, ее плечи вздрагивали, она рыдала во весь голос, даже не скрывая этого. Олег сидел, нахохлившись, идеально прямо, как деревянная кукла. Вся его напряженная поза свидетельствовала о том, насколько сильно он пытается скрыть свои эмоции.

Представившаяся моему взору картина абсолютно выбила меня из колеи – не нужно гадать, почему или все-таки по кому так усиленно рыдает моя Юлька. Значит, ей уже сообщили о моей смерти.

Я подошла поближе к дивану, присела на корточки возле Юлиных ног.

Моя милая дорогая Юленька Зинина, моя самая преданная и любимая подруга, через сколько всего мы с ней прошли, сколько зимних вечеров я отпаивала ее чаем на своей крохотной кухне, размером всего пять квадратных метров, очередной раз выслушивая ее стенания о подлинной сущности нынешних особ мужского пола. Именно такими же слезами, какие она сейчас проливала по мне, Юля каждый раз плакала и проклинала в сердцах симпатичного предателя, разбившего ее девичьи грезы.