Страница 11 из 13
А мне каждое ее слово ножом по сердцу, по незатянувшимся ранам, по больным воспоминаниям.
– Мамочка… не он это должен был быть. Не он.
– Я понимаю, – берет за руку и сильно сжимает, – понимаю, что свежо еще, что не отболело, но надо жить дальше, девочка моя. Не должны мертвые отнимать жизнь у живых и право на новое счастье.
Все правильно она говорит… только что делать, если я не счастлива и счастье свое с этим человеком не представляю?
– Мам, давай закроем эту тему. Ты бы не хотела, чтоб я насильно ложилась с ним в постель, а после плакала в ванной от презрения к себе?
– Бог с тобой! Ты что! Конечно, нет, моя девочка!
– Но будет именно так. Я его не хочу. Для меня он просто друг. Но даже дружба тяготит, когда она навязчива. Мы ведь не продадимся за помощь и за деньги?
Это, конечно, был скользкий вопрос и сложная тема. Рифат во многом нам помогал, и наконец-то отпали мысли о том, где взять денег, как оплатить школу, новые принадлежности и так далее. Но мне претила сама мысль, что ради этого я должна согласить стать настоящей женой Рифату.
Зашла к Буське, и ко мне тут же выкатился комок с всклокоченными черными волосами и зелено-карими глазами. Я не всегда понимала, какого именно они цвета. То ли карие, то ли зеленые. Но определенно светлые. Чертенок ни на секунду не сидела на месте. Ее вихрем носило по всей квартире, она засовывала свой курносый нос в каждую щель, рыдала, прищемив любопытные пальчики, и тут же лезла еще куда-то. Неугомонная. И так похожа на своего отца. Смуглая кожа, пухлые губки, ямочки на обеих щеках, буйная черная шевелюра.
– Привет, чертенок, – я присела на корточки, и она тут же покусала мне лицо. Буська не умела сдерживать эмоции и целовать, если ее сильно переполняло, она кусалась и очень чувствительно за щеки, за губы. Обкусывала все лицо и душила в объятиях. Я уже привыкла и кусала ее в ответ. Мы тискались до потери пульса, смеялись, и потом я тащила ее переодеваться, пока она радостно пищала и что-то напевала.
– Она сегодня тааак скучала по тебе, что не захотела есть.
– Ничего, мы поедим в городе. Да, чертенок?
Быстро кивает и тянет ручки, дальше кусаться своими маленькими зубками, а я пытаюсь на эту юлу натянуть свитер и штаны.
– Мамамамамама
– Бусябусябусябуся
Бодается, счастлива, что я дома, и я счастлива вместе с ней, и в такие минуты пропадает тоска, не болит сердце, в такие минуты я почти счастлива. Забегает Амина, она закончила как раз делать уроки.
– Я одета.
Вертится во все стороны, демонстрируя мне модные штаны и бирюзовую толстовку. Такая красивая в новой одежде. Совсем не похожа на то измученное и загнанное создание, которое я увидела там, в пустыне. Ей уже десять. Она повзрослела и преодолела много трудностей. Выучила русский язык, поставила на место одноклассников, пытавшихся унижать ее за цвет кожи и незнание языка, нашла друзей и умудряется быть одной из лучших учениц в школе. Без репетиторов.
– Я просто не хочу, чтоб они думали – раз я темная, значит, тупее и хуже их. Я должна учиться лучше. Я арабка, а не прокаженная.
Я ласково прижимала ее к себе. Моя сильная девочка столкнулась с одним из величайших проявлений жестокости человечества – с расизмом. У нас, здесь, он развит особо сильно, и уберечь ее от нападок не в моих силах, но она молодец, она справилась сама. Пару раз мне даже приходилось идти в школу, потому что Амина давала сдачи и давала сильно и очень больно. И правильно делала. За себя надо уметь постоять, и пока Амина не знала язык настолько, чтоб ставить на место словами, она делала это самым примитивным способом.
– Не важно, кто ты по национальности, важно, что живет в твоем сердце. А плохие люди есть среди любых наций и вероисповеданий. Ты должна быть лучшей только по одной причине – ты моя девочка, а я всегда хорошо училась.
Я трепала ее за пополневшие щечки, и она, смеясь, обнимала меня за ноги.
– Как же мне повезло, что я встретила тебя, Настя. Ты мне, как мама. Нет никого ближе тебя.
– А ты мне и есть дочка. И я люблю тебя очень сильно.
Мама тоже полюбила Амину почти сразу. Ее невозможно было не полюбить. Кроткая, тихая, все умеет, во всем помогает. Слова поперек не скажет.
А вот с моими братом и сестрой у нее отношения сложились не сразу… но и здесь Амина победила. Ведь ее нельзя не любить. Моя вредная Верка все же приняла ее, а потом и подружилась намертво. Так что теперь они вместе делали уроки, Амина со временем начала помогать Вере. Антошка долго сопел в две дырки, хмурился, не общался, а потом набил морду пацанам, которые посмели обидеть Амину, и теперь постоянно провожал ее домой. Иногда я многозначительно намекала Аминке, что, кажется, она нравится Антошке, и та стыдливо краснела. Антон ей тоже нравился. Верка называла их жених и невеста, за что получала от Антона. Как же, он же мальчик, и в его возрасте положено ненавидеть всех девчонок на свете.
Когда спустились вниз, Рифат поздоровался с мамой и тут же открыл перед ней дверцу автомобиля, потом обнял Амину. Протянул руки к Буське, но та вцепилась мне в шею и ни за что не собиралась отпускать. С ней трудно поладить даже бабушке, так как чертик принадлежит только мне и никого к себе особо не подпускает. Строптивая, как и ее отец.
Я никогда не могла сказать «покойный». У меня язык не поворачивался. Потому что не покойный… потому что я о нем каждую секунду думаю. Никакого покоя ни мне, ни ему.
Но Буське все же пришлось посидеть на руках у Рифата, пока мы размещались в машине. Потом он подал ее мне, и я усадила ее в детское кресло.
Снова начался снег, и я посмотрела в окно и снова вздрогнула. Неподалеку от нас стояла машина с затемненными стеклами. Именно такую же машину я видела под окнами университета. Видно чей-то силуэт, но рассмотреть водителя невозможно. Внутри что-то тревожно сжалось. Особенно стало не по себе, когда мы тронулись с места и джип двинулся следом за нами. Я успокаивала себя, что, наверное, это охрана. Рифат просто приказал следить за нами.
Мы завезли маму домой, забрали Веру с собой. Она всегда гуляла вместе с нами. Когда мама вошла в дом с пакетом с апельсинами, которые передал ей Рифат, я услышала голос отца.
– Уже приперлась со своим этим? Опять куда-то поехали?
– Да, гулять поехали. Первый снежок. Красота на улице. Веру с собой взяли.
– Ясно. Денег куры не клюют, шляются.
– Перестань. Муж нашей дочери хороший человек и…
– Он, может, и хороший, а она… Все, не хочу о ней говорить.
– А кушать, то что они передают, хочешь?
Раздался грохот, и я поняла, что это апельсины по полу рассыпались. Отец швырнул пакет.
– Мне от этой проститутки ничего не надо. Чтоб больше не таскала сюда ничего от нее, и работничков я выгоню. Елисеева не купить! Ясно?
– Альшита, – я обернулась на голос Рифата к машине и неестественно улыбнулась. – Поехали. Мы тебя ждем.
Кивнула и уже собралась было идти, как опять заметила вдалеке тот же джип. И снова на душе неспокойно. Села в машину, выглянула опять в окно – поедет следом или нет. Но джип остался на месте.
Пока гуляли в торговом центре, меня не оставляло ощущение, что за нами следят. Словно чувствовала на себе чей-то взгляд, ощущала кожей. Может, у меня началась паранойя? Когда мы сели за стол в кафе, я спросила у Рифата:
– Может, хватит за нами охране кататься? Ты ведь здесь.
– Какой охране?
– Ну… я заметила джип. За нами ехал.
– Тебе показалось. За нами ездит совсем другая машина. И если бы за нами кто-то следил, я бы уже знал об этом. А джип? Полный город джипов. Говорят, у вас нет денег, а народ на крутых машинах катается.
Я усмехнулась вместе с ним. В этом он прав. Я сама обращала внимание на количество дорогих автомобилей в городе. Наверное, он прав и мне действительно показалось. Как и тот человек под деревом сегодня… вспомнила и снова вздрогнула.
Глава 7