Страница 1 из 35

Три самодержца. Дневники генеральши Богданович

Александра Богданович

Знак информационной продукции 12+

Предисловие

В центре Санкт-Петербурга, на Исаакиевской площади, стоит трехэтажный особняк (дом № 9), построенный архитектором А. Ринальди в 60-е годы XVIII века для любимца Екатерины II, обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина (1733–1799). Позже дом принадлежал поэту и камергеру И. П. Мятлеву (1796–1844), по имени которого он до сих пор называется в петербургских путеводителях «домом Мятлева».

Во второй половине XIX века особняк перешел в собственность к Евгению Васильевичу Богдановичу (1829–1914). Это была приметная в свое время фигура в ареопаге Самодержавия: генерал-от-инфантерии, член Совета министра внутренних дел. С конца XIX века Е. В. Богданович состоял старостой (ктитором) Исаакиевского собора в Петербурге, был почетным членом «Исаакиевского братства» и издавал различные книги и брошюры «патриотического» содержания. Женат он был на дочери егермейстера В. Н. Бутовского – Александре Викторовне (1835–1914), перу которой и принадлежит публикуемый дневник.

Это – известный документ эпохи заката Монархии в России. Он интересен в первую очередь тем, что показывает умонастроения тех элементов русского общества, которые обычно именуются консервативно-монархическими. Здесь уместно одно пояснение.

Дневник А. В. Богданович под названием «Три последних Самодержца» был издан в Петрограде через несколько лет после падения в Монархии. Потом его несколько раз переиздавали, и ссылки на него стали почти ритуальными. Трудно найти книгу, посвященную последним десятилетиям существования Исторической России, где бы они отсутствовали. При этом сам оригинал дневника исчез без следа, и все воспроизведения (как и нынешнее) дублируют первую публикацию. Однако даже при беглом просмотре текста невозможно не заметить, что это – некая выжимка, произведенная неизвестно кем. В тексте пропущены не только месяцы, но и целые годы. Поденные же дневниковые записи вопиюще несоразмерны по объему: от пространных повествований до одной-двух строк.

Сейчас можно только гадать о том, какими соображениями руководствовались те, кто производил подобную вивисекцию материала. Самое правдоподобное предположение, что здесь сыграл определяющую роль идеологический ангажемент. Победившей партии большевиков и их присным, которые тогда уже полностью определяли издательскую политику в стране, требовались лишь «документы истории», подтверждающие партийный тезис о «вырождении» и «гниении» верхов накануне 1917 года. И свидетельства «ярой монархистки» А. В. Богданович пришлись как нельзя кстати. Причем, как можно заключить, были опубликованы лишь те фрагменты, которые в максимальной степени соответствовали новым, революционным представлениям.

В этой связи невольно напрашивается историческое резюме: каков же должен быть уровень воззрений подобных монархистов, если их оценки так приглянулись коммунистическим человеконенавистникам! Аналог подобной мировоззренческой «диффузии» крайне правых и крайне левых элементов политического спектра невозможно отыскать в истории.

Чета Богдановичей держала в своем доме «салон», которых тогда немало существовало в столичных особняках и где формировалось то, что называлось «общественным мнением». Именно в таких закрытых собраниях происходили встречи различного рода людей, обсуждавших, осуждавших и создававших известный общественный климат, окружавший и политических и государственных деятелей и различные значимые (и не очень) события окружавшей действительности. Порой в таких местах служебные карьеры не только создавались, но и низвергались.

В ряду этих «центров» и «центриков» влияния салон Богдановичей занимал особое место. Правда, неизвестно ни одного случая, чтобы чья-то служебная звезда закатилась или взошла благодаря усилиям генерала Богдановича и его салона. Но «общественную тень», как, впрочем, и лоск, на портрет того или иного деятеля в доме на Исаакиевской наводить умели.

Хозяева не принадлежали к кругу аристократической или бюрократической элиты. Владелец особняка получил свой генеральский чин не за военные заслуги, хотя в далекой молодости и участвовал в нескольких военных кампаниях, а за «усердие» на ниве пропаганды монархизма. Любезный, услужливый, умеющий подстраиваться в «тон» начальства, Богданович умел ладить с совершенно разными людьми, которые занимали посты министров внутренних дел в конце XIX – начале XX века. Он оставался членом Совета министра долгие годы и исправно получал субсидии из министерских фондов на свою издательскую деятельность.

К тому же он прекрасно владел, как бы теперь сказали, «мастерством пиара», умел производить впечатление большого, или, уж во всяком случае, значимого человека. Говорили, что он состоял в переписке с Царями Александром III и Николаем II, что он сообщал им регулярно свои «мысли» по делам внешней и внутренней политики. В чиновно-иерархической системе подобные связи многого стоили; здесь таилась, как некоторым казалось, перспектива получить важную «протекцию».

Конечно, во всем этом показном «величии» было много фанфаронства, а порой и явной фанаберии, но в тех условиях роль генерала казалась весьма значительной. Теперь же можно точно утверждать, что какого-либо «влияния» на Верховную Власть генерал никогда не оказывал, хотя и написал несколько писем Самодержцам. Но подлинная диспозиция была в те годы мало кому ведома, и представители чиновного мира, «на всякий случай» старались поддерживать с Богдановичем любезные отношения.

Многие из тех, кто переступал порог дома на Исаакиевской, принадлежали к сливкам петербургского чиновного «бомонда». Достаточно назвать только несколько наиболее колоритных имён: С. Ю. Витте (министр финансов, председатель Совета министров), Н. М. Баранов (петербургский градоначальник, архангельский и нижегородский губернатор), П. С. Ванновский (военный министр и министр народного просвещения), П. Н. Дурново (директор Департамента полиции, министр внутренних дел), Н. В. Клейгельс (варшавский генерал-губернатор, петербургский градоначальник), А. Н. Куломзин (управляющий делами Комитета министров), П. И. Рачковский (шеф заграничной агентуры Департамента полиции), П. К. Плеве (директор Департамента полиции, министр внутренних дел), В. А. Сухомлинов (начальник Генерального штаба, военный министр), петербургский митрополит Антоний, писатель, книгоиздатель и владелец влиятельной газеты «Новое время» А. С. Суворин.

Фигур же меньшего общественного калибра вообще трудно перечесть. Тут бывали не только министры, влиятельные чиновники, военные и полицейские чины, но и дамы света (и «полусвета»), финансовые дельцы, различного рода «деятели», но непременно с «патриотической окраской».

Принимали у Богдановичей и людей вообще, что называется, без роду и племени, которые никаких заметных постов и влияния не имели, но близко стояли к тем, кто находился на вершине властной пирамиды, особенно тех, кто служил в Царском Доме. Естественно, что кучеров, лакеев и камердинеров за общий стол не сажали, но они получали щедрое «вспомоществование», так как приносили Богдановичам свежую информацию об интимной жизни своих Хозяев. Не беда, если эта «информация» в силу своей немыслимости во многих случаях напоминала баснословные сказания – информаторы знали, за что им платили, и, стараясь угодить «благодетелям», сочиняли небылицы.

Генерал и его жена с жадностью слушали и верили всему, что порочило власть, но особенно – Корононосителей. Самое потрясающее во всей этой истории, что хозяева салона называли себя «монархистами», но с каким-то страстным мазохизмом безоговорочно принимали на веру практически всё, что дискредитировало и порочило Верховную Власть. Это особенно ярко проявилось в распутинской истории, которая вся, в том виде как ее изобразила на страницах дневника А. В. Богданович, не просто тенденциозна, но и полностью лжива. Подобная аберрация зрения и восприятия – знак деградации, показывающей со всей неприглядностью степень вырождения тех, кто считался записным «хранителем исторических основ».