Страница 8 из 16
Боевую лодку уже готовили к спуску на кран-балке.
Так как выпавший быстро оказался за кормой «Костромы», Шубин с помощью машины левого борта совершил циркуляцию вправо. С приходом корабля на обратный курс привел барахтавшегося в волнах на носовые курсовые углы, после чего застопорил машину и погасил инерцию хода. На все про все ушло несколько минут.
– Как там наш пловец? – не без тревоги запросил сигнальщика.
– Пока держится, товарищ командир! – ответил тот.
Спуск лодки боцман Кулаков произвел с ювелирным мастерством. Едва ее днище коснулось воды, уже затарахтел мотор, и «бээлка» под управлением боцмана сразу же помчалась к борющемуся за жизнь человеку.
Вооружившись биноклем, Шубин безотрывно смотрел то на появлявшуюся, то исчезавшую среди разводьев пены голову, с замиранием думая, что вдруг в следующее мгновение ее уже не увидит. Тревожило и то, что волны относили упавшего все дальше и дальше от «Костромы». Вот лодка наконец подскочила к плававшему, вот Кулаков подцепил того за шиворот отпорником, потом матросы схватили за руки и втащили в лодку. Развернувшись так, что едва не была накрыта волной, «бээлка» помчалась обратно.
– Приготовиться к подъему лодки! Доктора на правый шкафут!
– Эшафот будем готовить? – мрачно поинтересовался стоявший вахтенным офицером командир БЧ-2 Игорь Витюков. – Или на рее вздернем?
Шубин промолчал.
Упавшего быстро подняли и сразу же, в сопровождении корабельного врача, потащили в медицинскую часть. «Кострома» немедленно легла на старый курс и, наверстывая упущенное время, дала полный ход.
Через минуту заместитель командира по работе с личным составом Алексей Матюшкин доложил:
– Упавший является водителем «скорой помощи», после прибытия на борт был проинструктирован и даже расписался о соблюдении всех корабельных правил, в том числе о запрете появления в штормовую погоду на палубе, но, несмотря на это, решили с еще одним водителем полюбоваться штормовым Черным морем. Хорошо, хоть второй не улетел, а поднял шум.
В ходовую поднялся доктор Рустем Еналеев.
– Как состояние утопленника? – с деланым спокойствием спросил Шубин.
– Охлаждение организма налицо, но мужик здоровый, а потому после растирания и пары стаканов «шила» жить будет. Однако задета не только кора головного мозга, но и, так сказать, сама его древесина!
– После падения? – не понял Шубин.
– После рождения! – со значением ответил Рустем.
– Повезло водиле, не иначе как в рубашке родился. Вручи ему на память о чудесном спасении теплый тельник, пусть нас помнит!
– Ага, товарищ командир, как тельник подарим, так и все остальные водилы разом головой вниз в море и побултыхаются в погоне за легкой наживой! – улыбнулся Рустем.
– А ты скажи, что это у нас последний, остальным только чугунные балясины, чтобы долго не мучились! – в тон ему ответил командир.
Доктор ушел, а Шубин некоторое время приходил в себя от пережитого, смотрел, как по стеклу окна ходовой рубки весело бежали вниз струйки дождя. Вначале их было мало, но вскоре они уже сплошным потоком заливали все стекло.
Вообще-то в обычное время на большие десантные корабли медицинским работником назначали фельдшеров в мичманском звании. Однако на корабли «экспресса» ввиду возможного начала в любой момент боевых действий часто прикомандировывали дипломированных врачей.
Что касается капитана медицинской службы Рустема Еналеева, по кличке Сбитый летчик, был он не только первоклассным хирургом, но и оригиналом. Парень он был боевой. За плечами дока были дизельные и атомные атомоходы, две операции по удалению аппендицита на боевой службе и многое другое. При этом Рустем отличался поразительным упрямством и абсолютным отсутствием чинопочитания. Эти его качества, помноженные на огромную любвеобильность, включавшую помимо множества мимолетных романов три или четыре женитьбы (сколько точно, док сам постоянно путал), поставили жирный крест на его карьере. В интимной жизни Рустем был мужчина достаточно скрытный. О том, что у него случился оргазм, девушки обычно узнавали только по двум полоскам на тесте… Но из-за умения энергично орудовать скальпелем до поры до времени Рустему многое прощалось. Только тогда, когда он обрюхатил дочку одного из североморских адмиралов и наглым образом отказался идти с ней под венец, заявив, что еще не нашел той единственной, которой навсегда отдаст свое медицинское сердце, только тогда был адмиральским пинком выброшен он на заштатную береговую базу под Новороссийск. Тогда-то в припадке меланхолии Рустем и вытатуировал на члене понравившуюся ему в одном американском фильме сакраментальную фразу «Приглашаю на борт!» Татуировка производила магическое впечатление на всех его новых подруг, снискав доку славу первого плейбоя окрестных мест.
Наверное, служебный путь Рустема Еналеева так бы и закончился на забытой богом береговой базе, но началась война в Сирии, раскочегарился «экспресс», понадобились опытные хирурги (которые, как известно, всегда в дефиците), тогда-то и вспомнили о ссыльном враче.
«Кострома» сразу пришлась Рустему по душе, как пришелся по душе и он старым «костромичам». На бербазу Еналеев возвращаться категорически не желал и фактически прижился на «Костроме», став полноправным членом экипажа. Как всякий уважающий себя доктор, Рустем жил непосредственно в лазарете. Там же рядом обитал и его неразлучный друг фельдшер Сергей Теребов.
– Ноги в тапочки всунул и уже на боевом посту! – говорили они не без гордости.
Медблок на «Костроме» был расположен слева по борту на первой нижней палубе. Рядом посредине первой палубы (чтобы меньше качало) располагалась и операционная.
Вскоре опыт и квалификация взяли свое, и Рустем стал неофициальным авторитетом местного военно-медицинского сообщества. Врачи с соседних кораблей валили пошушукаться к нему гурьбой. Кому-то он давал советы, кого-то чему-то учил, с кем-то просто пил и ходил по бабам. Впрочем, все «костромской док» делал одинаково профессионально. Шубин пытался однажды провести с Рустемом воспитательную работу относительно геометрически возрастающего количества женщин в его врачебной судьбе. На что Сбитый летчик, честно глядя в глаза, заявил:
– Вот вы, Владимир Михайлович, нашли ли ту, которой отдали навеки свое сердце?
– Разумеется, нашел, это моя жена!
– Значит, вы везунчик, – развел руками Рустем. – А я, увы, все еще пребываю в решительном поиске!
На этом Шубин воспитательную работу с врачом и завершил, ибо не следует мешать человеку в его творческих исканиях.
Он закрыл глаза. Ах, как бы он хотел оказаться сейчас рядом с женой и детьми в Севастополе, а еще лучше в родном Домодедове, дышать лесным воздухом Подмосковья и слушать пение птиц.
А погода разошлась не на шутку. Качало так, что с вахтенного столика полетели на палубу и карта, и вахтенный журнал с параллельной линейкой.
…«Хорошо, что водитель оказался за бортом на полчаса раньше, а то бы при таком дожде вряд ли его нашли», – думалось Шубину, глядя в заливаемое потоками дождя окно ходовой рубки. Слава богу, что сегодня он не нарушил главного морского закона – сколько людей ушло в море, столько должно и вернуться».
– Вызови ко мне майора Почтарева, водитель как-никак его креатура, – обернулся он к матросу-рассыльному. – И пусть вестовой принесет два «адвоката»!
«Адвокатом» на флоте традиционно именуют крепчайший сладкий чай с лимоном, который хорошо бодрит в ночную и промозглую погоду.
Поднявшийся по трапу в ходовую рубку Почтарев был явно подавлен происшедшим, и проводить с ним какую-либо воспитательную работу Шубину сразу расхотелось. Да и какой от этого толк, если через несколько суток они распрощаются и, скорее всего, уже навсегда.
Некоторое время оба молчали. Первым нарушил молчание Почтарев:
– Огромное спасибо, товарищ капитан 2-го ранга, за спасение водителя! Если бы не ваш опыт и мастерство, он бы наверняка погиб! – начал Почтарев свой оправдательный монолог.