Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 16

Служба на больших десантных кораблях на флоте никогда не считалась особо престижной. То ли дело подводники, которые уже герои по определению. Не менее почетной всегда считалась и служба на больших ударных кораблях – крейсерах и эсминцах, тут и интересные походы с визитами и заходами в зарубежные государства, и у начальства всегда на виду. Ну а ритуалы, выправка, организация службы – тут с крейсерскими и поставить никого рядом было нельзя. Крейсерская организация – это классика флота! Командиров «линейных кораблей» начальство всегда знало поименно, а потому и двигало их вперед куда активнее, чем всех остальных.

Менее престижной считалась служба на ракетных катерах и МРК, но и там имелись свои плюсы. Как правило, «москитный флот» далеко не ходит, у них, собственно, и задача – выскочить в море, пульнуть ракеты и обратно в базу, к тому же «за нервность» катерникам еще были положены и особые бортпайки (как подводникам вино). Самыми несчастными на флоте традиционно считались овровцы. ОВРа – вечные чернорабочие флота и в каждой бочке затычка. Помимо своих непосредственных задач по поддержанию противолодочной и противоминной обороны в районах базирования на них старались навесить все, что только можно: обеспечение погружений и всевозможных испытаний, слежение в зоне ответственности и вытеснение натовских разведчиков, охрана рыболовства, закрытие районов и т. д. и т. п. Не зря на флоте говорят: кто в ОВРе не служил, тот и флота не видел. На БДК, конечно, овровского аврала не было, и служба выглядела более размеренной. БДК – все же корабли второго ранга, с правом поднятия гюйса, бытовые условия приличные, штатные категории соответствующие. При этом своя специфика имелась. Так, если во время стоянки в базе БДК часто использовали как плавучие гостиницы для всякого рода командировочных офицеров, то на выходах в море зачастую вместо плановой боевой подготовки задействовали в перевозках не только военных, но и сугубо гражданских грузов. Да и в плане продвижения по службе офицеров с десантных кораблей всегда как-то оттирали, полагая, что у них и опыта боевого недостаточно, и военный кругозор не тот. А зря, ведь именно офицеры десантных кораблей, как никто другие, тесно взаимодействовали с морской пехотой, находясь как бы на стыке двух стихий. А любой серьезный ученый всегда скажет, что именно на стыке наук и рождаются сегодня наиболее смелые идеи и настоящие открытия. Но кому до этого на флоте есть дело! Впрочем, если бы можно было повернуть время назад, то он (Шубин это знал точно!) не поменял бы свои десантные корабли ни на какие коврижки! Он твердо знал, что каждый мужчина рождается не просто так, а для какого-то одного, самого главного дела в своей жизни. Кто-то должен непременно стать летчиком, кто-то командовать подводными атомоходами или ракетными крейсерами, он же, Шубин, родился именно для того, чтобы командовать большим десантным кораблем, не больше, но и не меньше.

Обо всем этом сейчас думалось ему, стоя на крыле мостика. Докурив сигарету, выбросил ее за борт. Холодный ветер бил в лицо, а пенные гребни черных ночных волн доказывали, что баламут Собора действительно накликал если не шторм, то уж хорошую болтанку на подходе к Босфору. Впрочем, у Босфора погода почти всегда была дрянной, то ветер, то туман.

На сигнальном посту, располагавшемся на крыше ходовой рубки, маячила фигура сигнальщика, всматривавшегося в подступавшую к кораблю темноту. Увы, несмотря на все сегодняшние достижения радиолокации, человека, по-прежнему никто и ничто заменить не могло. Поежившись на пронизывающем ветру, Шубин еще с минуту стоял, облокотившись на ограждение мостика. Небосклон стал немного светлеть в преддверии утра, и море приобрело какой-то особый красноватый оттенок.

– Лукашев, как настроение? – задрав голову, обратился он к сигнальщику.

Лукашев, смышленый старшина 2-й статьи из Майкопа, нравился Шубину своей обстоятельностью и серьезностью.

– Нормальное, товарищ командир!

– Не мерзнешь?

– Да нет, мы же опытные, оделись, как снеговики на Новый год.

– Ну, бывай! Смотри и бди у меня в оба глаза! – отдраив кремальеру ходовой рубки, Шубин шагнул в ее манящее тепло.

Вызвав рассыльного, приказал приготовить себе с вахтенным офицером крепкий чай. Подумав, заказал третий стакан для сигнальщика.

Стекло заливало дождем. «Кострома» то тяжко проваливалась вниз, то, наоборот, упорно взбиралась на очередной морской вал. Шубин прислушался, «Кострома» начала слегка поскрипывать.

– Не ругайся, девочка моя! – сказал он ей. – Потерпи немного, мы с тобой еще не такие шторма переживали!

Прислушался. Скрипа вроде бы больше не было. Значит, не обиделась.

– Прошу «добро»! – в ходовую поднялся старпом.

– Михалыч, ты пассажиров по каютам распределил, постельным бельем обеспечил, распорядок довел, гальюны показал! – повернул голову к стоявшему у машинного телеграфа старпому.





– Так точно! – бодро отозвался тот. – Все в лучшем виде! И обеспечены, и проинструктированы!

– Штурман доложил, что погода скоро испортится, – добавил он после некоторой паузы.

– Да, обещают усиление ветра. Кстати, пошли боцмана еще раз проверить крепление техники в твиндеке. – Шубин повернулся в сторону вахтенного офицера. – Витюков, объяви о приготовлении корабля к плаванию в штормовых условиях.

– Корабль к плаванию в штормовых условиях приготовить! Отсечные двери, горловины, иллюминаторы задраить. Выход на верхнюю палубу личному составу и пассажирам запрещен! – весело объявил тот по трансляции.

– С чего ты, Игорь Евгеньевич, такой веселый? – удивился Шубин.

– А как же, товарищ командир! – рассмеялся командир артиллерийской боевой части. – Помните старика Макарова: в море – дома, а на берегу – в гостях!

– Действительно, что-то последнее время мы в гостях не засиживаемся. Все время дома и дома!

– Товарищ командир, прошу «добро» обойти корабль, глянуть хозяйским глазом, что и как! – обратился Марченко.

Шубин молча кивнул.

Старпом Марченко Шубину нравился своим всегдашним оптимизмом и той кажущейся легкостью, с которой он служил. Марченко был коренным крымчанином, с детства хотел быть военным моряком, но поступил и окончил училище Нахимова уже при украинской власти, а потому и попал служить в ВМСУ. При этом, как он сам с иронией говорил, что мечтал о настоящей морской службе, а попал в дешевый шапито. Последняя должность Марченко в ВМСУ – старший помощник БДК «Константин Ольшанский».

К «незалежной» Марченко всегда относился с плохо скрытой иронией, доказывая сослуживцам, что материковая Украина – это одно, а Крым – совсем другое. Принципиально отказывался Марченко и от внедрения в корабельную практику украинского языка, за что имел постоянные неприятности от начальства. Когда же на него особенно наседали, он отбивался так:

– Неужели вы не понимаете, что на флоте есть легендарные команды. Вы только послушайте, как звучит: «Медь драить, резину белить, барашки расходить и смазать!» Это же поэзия, а не команда! А теперь та же команда, но на «рідной мове»: «Мідь драїти, гуму білити, баранчики розхитати та змастити!» Почувствовали разницу! Тут уж ни о какой песне нет и речи, какие-то то ли гумы, то ли гумусы, с розхитаченными да змаститенными баранчиками. Не команда, а бред собачий! А когда вместо «электропитание корабля» говорят «электрохарчувание»! Ну, не приспособлен украинский язык к морской терминологии, да и к самой морской жизни. Хоть дословно переводи на украинский русские слова, хоть придумывай новые, все равно ни черта не получится, потому как не дал бог Нептун своего благословления Украине на морской язык. Не дал! И никто из смертных изменить это решение не сможет.

Слыша такую ересь, украинские начальники за сердце хватались, как это они раньше не выявили такого «клятого москаля».

Именно поэтому в служебной характеристике Марченко значилось: «Несмотря на отличные профессиональные качества, склонен к демагогии. Украинского языка и истории независимой Украины не знает, изучать язык отказывается и украинцем себя не считает. По этой причине на самостоятельную командную должность назначен быть не может». Так как никакого будущего с такой характеристикой в украинском флоте Марченко не светило, он стал подумывать об увольнении, но тут грянула «русская весна» 2014 года.