Метель в преисподней

Задул ветер и швырнул мне в лицо целую пригоршню снега. Какой-то дворник восточной наружности громко и на чистом русском снова матерился на снег, который он этим утром уже успел убрать. С неба продолжало сыпать, и конца этому не было видно.

Я подошёл к нужному дому — один подъезд, девять этажей, макаровская планировка, придомовая территория огорожена забором, хотя пройти мог всё равно любой желающий. Элитная территория, но, к слову, на неё упало снега ничуть не меньше, чем в другие дворы. Позвонил по домофону.

Долгая пауза, после чего, наконец, подняли трубку и спросили серым голосом:

— Кто?

Мне тут же захотелось ляпнуть «свои», но я вовремя одёрнул себя. И спросил сам:

— Лаура Павловна?

— Да, а кто это?

— Это следователь Филипп Марлов, — представился я фальшивым именем. — Мы разговаривали сегодня по телефону по поводу Вашего мужа.

Домофон пикнул, и я открыл дверь. Меня впустили внутрь.

Возле двери меня уже поджидали — низкая худая женщина с обесцвеченными перекисью волосами и серым от печали лицом. В длинном голубом банном халате поверх белой футболки и коротких шорт, в тапочках. Красивая, жаль, что такая печальная — ей это было совершенно не к лицу.

— Добрый день, — поздоровался я, едва выйдя из лифта.

— Да, здравствуйте, — кивнула она и тут же нахмурилась. — А я Вас по голосу представляла старше.

Да что они привязались все ко мне с этим? Какая разница, сколько мне лет?

Из-за прикрытой двери в квартиру раздался звон разбившейся посуды, неожиданный детский смех, а затем какая-то женщина закричала на ребёнка. Тут же встрял мужской голос, и они громко заспорили.

Лаура оглянулась на дверь. Она не пригласила меня войти внутрь квартиры, что меня немного обидело, но, должно быть, мой внешний вид и мои попытки расстегнуть сломанный замок куртки таки сыграли свою роль.

— Сожалею, если я не вовремя, — сказал я. — Ещё раз приношу свои соболезнования. Мои расспросы не займут немного времени.

Она кивнула.

— Скажите, у Вашего мужа были враги? — я не знал, с чего мне начать, поэтому я решил действовать по стандартному шаблону.

— Враги? — нахмурилась она. — Мне сообщили, что это вроде бы было самоубийство…

— Мы прорабатываем разные версии, — расплывчато ответил я. — Ответьте, пожалуйста, на вопрос.

— Нет, насколько я знаю, нет, — она помотала головой. — Он был добр ко всем, всегда избегал конфликтов. Боже, он даже бездомных собак подкармливал…

Она коротко рассмеялась.

— А на работе? — спросил я. — Завистники?

— У сисадмина? Я умоляю…

— Хорошо, — кивнул я и достал свой блокнот. Раскрыл на списке фамилий остальных самоубийц и протянул ей. — Скажите, Вы знаете кого-нибудь из этих людей?

— Подождите, сейчас за очками схожу.

— И не могли бы принести Вашу записную книжку, хочу проверить кое-какие номера.

Она снова нахмурилась, но согласно кивнула и ушла.

Прошла долгая минута, тот мужик снова начал препираться с женщиной, затем раздался детский плач, но он быстро затих и сменился смехом. Похоже, ребёнок не понимал, что его отец умер. Скорее всего, ему пока ещё не сказали, а когда он задаст свой вопрос «А где папа?», то ему соврут, сказав, что папа уехал в деревню к бабушке, или ещё что-нибудь в этом духе. Не знаю, по моему, это нечестно по отношению к ребёнку, хоть и очень гуманно. Проблема была в том, что ребёнок в такой ситуации о смерти отца может узнать совершенно случайно, например, от какого-нибудь родственника, которого забыли предупредить о лжи. В таком случае вся гуманность тут же уплывёт в трубу со звуком спускаемого туалетного бачка. Лучше уж сразу сказать правду, тем более что дети как никто другой хорошо чувствуют настроение взрослых, особенно когда те пытаются делать вид, что всё в порядке.

Лаура вернулась и протянула мне записную книжку, совсем тоненькую и почти пустую — в эпоху мобильной связи от них уже почти все избавились за ненадобностью, но мне повезло, что эта семья оказалась в этом плане слегка позади всех остальных. Мы обменялись блокнотами, и я принялся изучать недлинный список телефонных номеров. Они были записаны вразброс, не по алфавиту, сваленные в единую кучу. Три страницы всяких пиццерий, прачечных, каких-то соседок баб Маш и прочих непонятных людей.

— Скажите, — я сформулировал ещё один вопрос. — А с Вашим мужем не происходило ничего странного в последние две недели?

Лаура вернула мне блокнот назад и покачала головой:

— Нет, вроде никого знакомого. Что Вы имеете в виду под «странным»?

— Внезапные телефонные звонки посреди ночи, неожиданные уходы из дома по делам, незнакомые посетители? Он ни с кем не спорил?

Она нахмурилась ещё больше, и мне это не понравилось. Обычно на подобные вопросы реагируют по-другому, это заметно даже не по внешнему виду или по манере говорить, здесь что-то совсем неуловимое. Быть может, мне в такие минуты помогает мой дар чтения мыслей. Словно какое-то неосознанное предчувствие, что сейчас ситуация изменится.

— Вообще-то было один раз, — ответила она. — Два дня назад, в воскресение. В два часа ночи ему кто-то позвонил по домашнему телефону, после чего он быстро сорвался с места и убежал. Сказал, что что-то срочное, но толком не объяснил ничего. Я подумала, на работе сломалось что-то, и его вызвали, хотя такое случилось впервые.

— Его долго не было? — спросил я, изучая последнюю страницу с телефонными номерами.

Как мне показалось, что это именно то, что я искал, но предчувствие всё ещё не покинуло меня.

— Часа три, — задумчиво ответила она. Затем нахмурилась ещё больше и спросила: — А Вы не дадите мне ещё раз тот список, я, кажется, что-то припомнила.

Предчувствие тут же исчезло. Отлично, если она сейчас скажет что-то определённое, то, получается, я ухватился за соломинку и выплыл на берег.

Опа! Знакомый номер! В телефонной книжке я обнаружил в одном из последних номеров телефон другого самоубийцы, я запомнил его по трём повторяющимся по кругу цифрам. Это точно он! Выходит, что связь действительно есть. Уж не он ли звонил ночью? Если это так, то Рома должен это подтвердить — та жертва из его половины списка.

Я вернул телефонную книжку обратно и снова протянул блокнот. Лаура его взяла и буквально вонзилась взглядом в список. Вот если она сейчас скажет, что один из них — какой-нибудь бывший сослуживец, то будет круто.

— Подождите, а это не тот, что выпил метанол на стройке? — внезапно спросила она, ткнув на одну из фамилий.

Блин блинский! Не я один читаю сводки новостей.

— А этот съел собственную ногу! — она ткнула в ещё одну фамилию, её голос стал значительно выше и звонче, резанув мне слух. — Они все — самоубийцы?

Похоже, я ступил на тонкий лёд, и запас моего везения иссяк.

— Ну… замялся я.

— Четыре из них очень жестоки… — пробормотала она себе под нос. Затем резко вскинула голову и посмотрела на меня самым натуральным змеиным взглядом. — Мой муж тоже в этом списке? Поэтому мне не дали его увидеть?! Что здесь происходит?! Я требую увидеть его труп немедленно!!! Вы не имеете права…

Я понял, что уже запахло жареным, быстро выхватил свой блокнот из её рук и через пару секунд уже оказался на улице. Позади доносились её бешеные крики, на которые уже, поди, сбежался весь дом. Благо, что я догадался назваться фальшивым именем, и если она пойдёт разбираться в полицию, то меня не сразу найдут, если вообще станут искать. Зато я кое-что выяснил.

Глава 5

До встречи с Ромой оставалось ещё куча времени, и я намеревался сейчас параллельно заняться двумя делами, так сказать, попытаться убить двух зайцев одним пинком. Проклятая батарейка, которую я отнял у Алексея меньше суток назад, прожигала мне карман насквозь. Причём, в обоих смыслах — мне одновременно не терпелось от неё избавиться и погасить часть одного долга, но при этом ещё эта батарейка действительно немного грелась. Странно, обычно такие штуки нагреваются только во время зарядки, хотя, вроде бы, батарейки повторно не заряжаются. Не знаю, но этот факт здорово меня нервирует. И если она скоро рванёт, я бы предпочёл находиться от неё значительно дальше, чем на расстоянии в пару миллиметров.