Страница 4 из 46
На следующую ночь, с 17 на 18 февраля, Ушаков узнал, что в трех верстах от города, в небольшом селении, находится арьергард отступавших инсургентов, состоящий из 70 человек. Взяв 150 человек гренадеров, он тихо подошел с ними к селению, окружил сакли и истребил всех, кроме 15 человек, взятых в плен, и трех бежавших. Атака была так неожиданна, что гренадеры не сделали ни одного выстрела, а кололи штыками. Повесив главного предводителя, Ушаков навел тем страх на всю окрестность[20].
Скопища в этом углу Кахетии были рассеяны, и сообщение с линиею восстановлено высланною из Ларса ротою Суздальского полка, которая, перевалив через Крестовую гору, появилась в Закавказье. Жители многих селений стали являться с покорностью, и большая часть деревень, окружающих Душет, была приведена к присяге.
В таком положении были дела, когда 21 февраля маркиз Паулуччи прибыл в Тифлис и узнал, что отряд, бывший в Карагаче, и гарнизон в Телаве находятся в крайней опасности, что они отрезаны и окружены со всех сторон вооруженными толпами, и более пятнадцати дней в Тифлисе не было о них никакого известия. Главнокомандующий тотчас же приказал батальону Тифлисского полка выступить из столицы Грузии в селение Хашми и присоединиться к полковнику Тихоновскому; генерал-майору Портнягину приказано с остатками нарвских драгун перейти в селение Цинцкаро и наблюдать, чтобы хищники не делали разбоев.
«К удивлению найдя, – писал ему маркиз Паулуччи, – что вы, оставив порученный вам Кахетинский округ, прибыли в Тифлис с полком и приняли команду над войсками в Тифлисе и Анануре, где был другой начальник, требую ответа, почему, не истребовав сикурса, когда увидели бунт в Кахетии, не обратились туда со всею поспешностью»[21].
Недовольный таким запросом, генерал Портнягин подал рапорт о болезни и затем не принимал участия в усмирении восстания.
Между тем 23 февраля маркиз Паулуччи, имея в конвое 140 казаков и 40 драгун, выехал из Тифлиса в Ханши, с тем чтобы принять личное начальство над отрядом, там собравшимся.
Здесь он узнал, что инсургенты отправили посланного к Шериф-паше Ахалцихскому с просьбою о помощи. Приняв его ласково, паша думал воспользоваться затруднительностью нашего положения и возвратить в свое владение Ахалкалаки, так недавно, после блестящей победы Котляревского, занятого нашими войсками. Если бы Шерифу удалось овладеть этою крепостью, прикрывавшею всю Кахетию, то, за отозванием войск для усмирения восстания, путь в Борчалинскую провинцию и даже в Тифлис был бы совершенно открыт и беспрепятствен.
Сознавая, что успех может принести огромные выгоды, Шериф собрал до 5 тысяч человек, подошел к Ахалкалакам и 21 февраля штурмовал укрепления. После четырех с половиною часового боя паша принужден был разочароваться в своих ожиданиях и сознать невозможность овладеть крепостью. Геройское сопротивление гарнизона заставило его отступить к укрепленному местечку Хертвиси. Оправившись и устроив свои войска, Шериф намерен был вторично штурмовать Ахалкалаки, но, узнав о прибытии в Грузию главнокомандующего и почти о повсеместном усмирении восстания, он отказался от своего намерения и ушел внутрь своего пашалыка[22].
Маркиз Паулуччи принял действительно весьма решительные меры в подавлении восстания.
Для предварительного увещания возмутившихся он отправил к инсургентам нескольких доверенных лиц, из дворян и духовенства, с прокламациею, в которой обещал им испросить прощение, если они с полным раскаянием и покорностью возвратятся в свои дома.
«– Что вы делаете? – спрашивал главнокомандующий кахетинцев. – Какое ослепление обуяло умы ваши и какая цель ваша? Неужели в несчастном исступлении своем забыли вы силу и могущество неодолимых войск российских, забыли веру христианскую и не видите, что рука Божия, неизбежно карающая клятвопреступных изменников, готова вас поразить!
Вспомните, что вы дерзнули поднять оружие против войск его императорского величества, кои суть братья ваши по вере, защищающие жилища ваши, семейства и имущество от внешних неприятелей, издавна жаждущих вашей погибели, и что вы, в заблуждении своем нарушив присягу, данную вами, в вечной верности его императорскому величеству перед лицом Самого Бога, вооружились против защитников ваших, против самого вашего отечества и против религии. И так, с сердечным соболезнованием, видя бездну, в которую вы сами стремитесь, вовлекая невинные ваши семейства, я счел обязанностью, прежде нежели приступлю к мерам, кои мне предписывает долг и звание мое, объявить вам следующее.
Кахетинский народ! Теперь предлежит вам два пути: один к спасению, а другой к неминуемой гибели. Собрав сильные войска, я иду сам в Кахетию для водворения среди вас покоя. Меч мой готов истребить непокорных мятежников, и вместе с тем рука простерта принять с милосердием раскаивающихся, подобно как отец приемлет заблудшего сына. Почему избирайте немедленно дорогу, которую укажет вам собственное ваше благоразумие. Я же уверяю вас честию моею, что не накажу тех, кои, положив оружие, с раскаянием будут просить прощения и, с семействами своими, возвратясь в свои жилища, примут вновь присягу на верность Его Императорскому Величеству. Но если встречу кого с оружием в руках и противящихся законной власти, то тех предам достойной их казни, без всякого помилования»[23].
Посланные с этою прокламациею явились к инсургентам, но переговоры их были безуспешны.
– Мы, – говорил посланным Коцо Оханов, предводительствовавший толпою[24], – мы знаем, что нас мало в сравнении с русскими, не надеемся их победить, но желаем, чтобы они нас истребили. Мы искали покровительства русского царя, и Бог дал нам его, но несправедливости и жестокости его слуг привели нас в отчаяние. Мы долго терпели. Ныне же, когда Господь послал нам этот ужасный голод, когда мы сами едим коренья и травы, от нас насильственно требуют хлеба и фуража. Нас выгнали из собственных домов, рылись в сундуках и ямах наших, открывали наши запасы вина и, напившись допьяна, оскверняли остальное, бросая туда нечистоты. Неужели и после такого срама дорога нам жизнь? Мы виноваты перед Богом и русским царем, обагрив руки в христианской крови; но Бог свидетель, что изменить русским никогда в нашем помышлении не было: нас вынудили к тому силою, и мы решились погибнуть на месте. На прощение нам надеяться нечего: кто откроет наше положение государю? Разве мы не помним, что нам, бывало, отвечали ваши начальники, когда мы ссылались на него: до Бога высоко, до царя далеко! Ступайте же к ним; ни они, ни вы нас не обманете.
Слова эти, подтвержденные единогласно всеми находившимися в толпе, в тот же день были переданы маркизу Паулуччи. Ему же доставлено было и письмо, служившее ответом на прокламацию.
«Все общество катехинское, – отвечали инсургенты, – в горах и на плоскости живущее, доносит, что мы неопытны в письмах и не можем понять вашего писания. Мы не отрицаемся от Христа, не изменники Государю, ниже клятвопреступники. Вы дали нам повод; что было от всемилостивейшего Государя манифестом повелено, от вас не было исполнено; вы нам дали повод, убивая и вешая на веревке; виновные и усердные не были различены, но и сего мы по усердию к всемилостивейшему Государю и по присяге от нас данной терпели. «Сверх того, чего у нас не было, к тому экзекуциею и штыками вы нас принуждали; убивали наших жен и детей; отняли у нас хлеб и голодом нас морили, а нам говорили, чтобы мы паслись на траве. Как младенцам пастись на траве?
От нарядов не стало у нас быков, а в лесах не нашли мы более лесу для построения ароб (телег) и такой обиды не могли мы более вытерпеть; чем человеку морить своих жен и детей, скорее убьет прежде другого. Мы истинно знаем то, что государь император народа истребить не изволит (не желает). Повод дан вами; сойтись с вами нам более невозможно: мы рискнули и семействами, и собою. Вы давали нам за коду (2 пуда 10 фунт.) по 1 руб. 20 коп., а у кого из нас не было хлеба, брали в плату по 4 рубля за ту же коду.
20
Рапорт Ушакова генерал-майору Портнягину, 19 февраля, № 165.
21
В предписании от 21 февраля 1812 г. № 226.
22
Рапорт маркиза Паулуччи гос. имп. 11 марта 1812 г., № 13. Рапорт подполковника Згорельского главнокомандующему, 10 марта, № 61.
23
В прокламации от 22 февраля 1812 г., № 177. Акты Кавказ, археогр. ком., т. V, № 97.
24
Записка генерал-майора князя Чавчавадзе, поданная императору Николаю в 1837 г. Воен.-уч. арх. Глав, штаба.