Страница 34 из 46
«Сходственно с оными расположениями, – говорил Италинский, – Его Величество желает, чтобы Порта, отвергая всякие коварные советы и внушения, наблюдала в отношениях своих с Россией правила доброго соседства и постановления существующих трактатов; желает, затем, чтобы она была уверена в благонамерениях и усердии его к империи Оттоманской. По предмету же представлений ее о возвращении нескольких мест в Азии, которых она не почитает принадлежностью России, государь император обещает рассмотреть оные со всею существу их приличною умеренностью и снисхождением, коль скоро позволят нынешние его величества упражнения, спокойствие и благоденствие Европы на непоколебимом основании утвердить имеющие».
Выслушав столь резкое и решительное заявление русского посла, Порта приняла его с наружным видом признательности, но в действительности с сознанием, что все эти обещания в будущем могут быть легко преданы забвению. Она покорилась необходимости потому, писал Италинский[210], что «Россия, представляясь теперь Порте во сне и наяву страшилищем, от которого ничто не может ей обещать заступления, принудила ее принять вид кротости и добросердечия». Обвиняя как в заключении мира, так и в неуспехе своих домогательств рейс-эфенди Талиба, султан, по совету своих приближенных, лишил его всех чинов и отправил в ссылку. «Новый рейс-эфенди, – писал Италийский[211], – добр и со способностями, но качества сии остаются в совершенной праздности: будучи творением врагов предместника своего, он единственно вдохновениями их живет и действует в новом звании своем». Когда наш посланник потребовал от Порты отправки фирмана пограничным пашам, чтобы они не предпринимали никаких неприязненных действий и чтобы наши транспортные суда были пропущены до р. Риону, то рейс-эфенди отвечал, что Порта не согласна, опасаясь, что Россия может основать на этом в пользу свою право, предосудительное желаемому со стороны Порты окончанию дела».
Что же касается до фирманов пограничным пашам, то рейс-эфенди хотя и обещал исполнить желание нашего посла, но медлил своим распоряжением, и турки производили хищничества в наших пределах. В конце 1814 г. сын кобулетского бека ворвался в Гурию с 500 человеками турецких войск и разграбил Озургеты. Часто турки, переправляясь на лодках через р. Рион и скрываясь в лесах, стреляли по нашей команде, расположенной у пристани, где выгружался провиант; они нападали на наши небольшие команды, находившиеся у Редут-Кале, и захватывали в плен одиночных людей.
Бегство Наполеона с острова Эльба и переворот, им сделанный в делах Европы, произвели сильное впечатление в Константинополе, тем более что вскоре в столицу султана явился французский агент Жобер, знакомый туркам по прежним сношениям с Наполеоном. Порта втайне радовалась такому обороту дел в Европе, но не решалась открыто признать в Жобере представителя Франции. Она приказала снять герб Наполеона, самовольно выставленный Жобером на доме французского посольства, что и было исполнено особым отрядом янычар, для того назначенным[212]. Хотя Порта и заявила, что не потерпит никаких трехцветных знаков Наполеонова владычества, что она признает законным государем Франции короля Людовика XVIII, но Жобер оставался в Константинополе и переговаривался с влиятельными лицами. Турецкое правительство прислушивалось к гулу европейских выстрелов и, готовясь извлечь из них пользу, подготовляло для того почву. Оно отправило в наши пограничные владения своих посланных, распускавших слухи, что все союзные державы, отклонясь от России, присоединились к Наполеону и что находящиеся в Закавказье войска вызываются в Россию для защиты собственных ее границ. Считая неудобным выжидать окончания борьбы в Европе и полагая, что главнокомандующий на Кавказе будет теперь более уступчив, Порта предписала эрзерумскому сераскиру вновь потребовать уступки провинций и поддержать свое требование военными демонстрациями.
В половине июня 1815 г. эрзерумский сераскир, под предлогом наказания ахалцихского Селим-паши, собрал до 15 000 войск, подошел к имеретинским границам и остановился недалеко от Ахалциха. Он прислал к Ртищеву своего чиновника с письменным требованием, чтобы ему были уступлены Имеретия, Гурия, Мингрелия и Абхазия, как собственность, принадлежащая Порте, и чтобы русские войска очистили крепости Кутаис, Багдад, Шаропань, Кемгал (Редут-Кале) и Анаклию. Предуведомленный заранее о движении сераскира, главнокомандующий хотя и располагал весьма ограниченным числом войск[213], но успел сосредоточить их в трех небольших отрядах, расположенных в таких пунктах, из которых они могли двинуться в Ахалцихский пашалык и выйти в тыл туркам. В то же самое время владетели Гурии и Мингрелии были приглашены содействовать своими силами русским войскам, если бы неприятель покусился вторгнуться в Имеретию, а командующему войсками в Крыму была отправлена просьба немедленно командировать из черноморского флота эскадру судов с десантом, для крейсерования у наших берегов[214], и посадить на нее потийский гарнизон[215].
Сделав все эти распоряжения, Ртищев отвечал сераскиру, что требование, «дабы я, очистив от российских войск Имеретию, Гурию, Мингрелию, Сухум-Кале, Анаклию и Кемгал (Редут-Кале), также крепости Багдади, Кутаис и Шаропань, отдал бы вам на основании мирных условий, как принадлежность Порты, – то позвольте мне отвечать вам на сие со всею искренностью, что требование такового рода для меня уже не новое. Предместники ваши, сераскир Эмин-паша и также Ахмед-паша, равным образом требовали от меня уступки сих владений… Предместники вашего высокостепенства, по благоразумию своему, вняли истине моих доказательств и не входили более ко мне со своими о сем требованиями. Сама Порта, убедившись справедливыми представлениями по сему предмету полномочного российского посла, находящегося при высочайшем турецком дворе, которому я сообщил подробно все сведения, до сего касающиеся, оставила было через своих главнокомандующих в здешнем крае продолжать притязания на земли, вами упоминаемые, и, как мне известно, обратилась по законному порядку к объяснениям с кабинетом его величества. Но по какому поводу вы изволили возобновить сии предложения, – мне неизвестно».
Ртищев говорил, что, не находя в трактате ни малейшего намека на уступку требуемых провинций и не имея на то высочайшего повеления, он не уступит четверти аршина и будет защищаться силою оружия. «Думаю также, – присовокуплял он[216], – что и вы без особой воли вашего государя не покуситесь ни на какое насилие, без объявления войны самими государями, по существующим правилам во всем свете. А потому, если вы имеете от своего государя фирман, чтобы начать войну, то обяжите меня присылкою копии с оного, дабы, при неизбежном в сем случае кровопролитии, мы оба могли оправдать себя перед судом всей Европы – ваше высокостепенство в том, что действовали по воле султана вашего государя, а я, что при всех миролюбивых расположениях моего великого императора, чуждающегося всякого напрасного пролития крови человеческой, невольно вынужден был встретиться с вами в поле и насилие ваше отвратить силою оружия».
Сераскир не отвечал на это письмо, а полученные в Константинополе известия о новых успехах русского оружия во Франции заставили Порту отложить до времени свои притязания. В половине августа сераскир поспешно отступил, и главнокомандующий получил возможность принять меры к водворению спокойствия в Грузии и в сопредельных ей мусульманских провинциях.
Глава 8
Кончина Мир-Мустафы, хана Талышинского, и Джафар-Кули, хана Текинского. Назначение новых правителей. Волнение в ханстве Шекинском. Меры, принятые Ртищевым к прекращению волнений. Жестокость Измаил-хана Шекинского. Необходимость административных преобразований в крае вообще и уничтожение ханской власти в мусульманских провинциях в особенности. Распоряжения Ртищева в этом направлении. Возвращение в Казикумух бежавшего в Персию Сурхай-хана и его присяга на верность. Бедственное положение царевича Александра и переговоры с ним Ртищева
210
В письме Ртищеву от 17 мая 1814 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 949.
211
В письме Ртищеву от 16 июня 1814 г. Там же, № 950.
212
Отношение Италинского Ртищеву 16 июня 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 957.
213
Защищая границу, имевшую до 1500 верст протяжения, содержа гарнизоны более чем в 20 крепостях и редутах, Ртищев имел в своем распоряжении только две дивизии и один драгунский полк. В них недоставало по старому положению 6450 человек, а по новому штату 20 250 человек и сверх того 247 человек штаб-и обер-офицеров. Для действий в поле главнокомандующий, при всех усилиях, мог собрать отряд от 3 до 4 тысяч человек.
214
Отношение Ртищева генералу Рудзевичу от 4 июля 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 958.
215
Гарнизон этот был сформирован по высочайшему повелению для крепости Поти, когда она была взята у турок. По заключении же мира, когда Поти была возвращена Порте, то гарнизон этот оставался в Крыму до дальнейшего назначения.
216
В письме от 7 июля 1815 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 959.