Страница 7 из 30
Принимая на себя трудную обязанность быть преемником князя Цицианова, граф Гудович замышлял и обещал гораздо более, чем в состоянии был исполнить. Это был человек самонадеянный, тщеславный старик, полагавшийся на свою опытность, кичившийся своими заслугами, но уже отживший и бездеятельный.
– Будучи старшим генералом русской армии, – говорил он горцам, – я недаром сюда прислан.
Полагая, что подвиги его известны всем и даже за пределами России, граф Гудович рассчитывал одним своим именем запугать персиян и турок.
– Шпионы должны, – говорил он, – где им можно будет, искусным образом разгласить, что я (рассказав мое прежнее здесь начальство) прислан с большим прибавлением войск и уже в дороге к Тифлису[25].
Приезду своему в столицу Грузии главнокомандующий придавал большое значение, считая, что одного присутствия его в этом городе будет достаточно, чтобы обеспечить области от неприятельских покушений.
– Личное нахождение мое в здешнем краю, – говорил он Мустафа-хану Ширванскому, – должно вас обеспечить от вторжения неприятеля.
Граф Иван Васильевич отправлялся на Кавказ не в первый раз, а это главнейшим образом и вредило успеху. Гордый и самонадеянный, он не принимал ничьих советов, не уважал постороннего мнения и полагал, что хорошо знает край и тамошнее положение дел. На самом деле он знал только одну Кавказскую линию, войсками на которой командовал в течение нескольких лет прошлого столетия. Положение дел в Закавказье графу Гудовичу было до такой степени мало известно, что он в разрезе с общим мнением решился сказать, что со временем будет много и тех войск, которые там находились; что он найдет средства убавить там войска, «в которых, по жаркому климату, от болезней всегда не малая убыль бывает»[26].
Приехав на место, граф Гудович принужден был отказаться от своего обещания и сознать ошибочность мнения, лелеянного им с прошлого столетия, когда владения России простирались не много далее Георгиевска, в котором он разочаровался при последнем своем приезде.
27 июля новый главнокомандующий был уже в Георгиевске, и первое донесение его императору было сознание в своем разочаровании. «По приезде моем на Кавказскую линию, – доносил он, – при первоначальном взгляде нахожу оную не в том положении, как прежде, отъезжая отсюда, оставил»[27]. В Георгиевске Гудович сразу увидел весь Кавказ в том виде, в каком он мог бы его видеть в Петербурге, если бы прочел внимательно доклад министерства.
В Петербурге он обещал успокоить все и всех, а потом убавить войска; в Георгиевске – Глазенап, командовавший Кавказскою линией, не сделал ему встречи, и все обещанное Гудовичем оказалось трудно исполнимым. Главнокомандующему не нравились казармы и конюшни, казавшиеся обвалившимися; он как будто совершенно неожиданно нашел соседних горских народов непокоренными.
«От генерал-лейтенанта Глазенапа, со времени определения моего, – доносил он, – я не получил никакого уведомления, хотя он уже давно известен о высочайшем вашего императорского величества определении меня главнокомандующим здешними войсками, и к вящему изнурению затасканных солдат и расточению казны, при приезде моем сюда, я нашел, что генерал-лейтенант Глазенап самовластно нарядил, сверх того отряда, о котором он доносил, что пошел с оным будто бы для наказания чеченцев, еще отборные команды, для посажения на суда; нарядил и суда из Астрахани, не назначив ведомства его на то суммы; взял с собой всю казну, вещи для подарков и чины, его распоряжению не принадлежащие; словом, все, не оставивши к приезду моему никакой сдачи.
Оставшемуся по нем генерал-лейтенанту Мусину-Пушкину не оставил он ни дел, ни надобной суммы, ни должного наставления, таким образом, что, приехав сюда, должен все сам отыскивать и писать»[28].
Граф Гудович хотел вызвать Глазенапа из экспедиции, но император Александр приказал «дать ему время и способы окончить начатое», и потом, если нужно будет, потребовать его для личного представления главнокомандующему надлежащих отчетов, за все время управления его на Кавказской линии[29].
Оставаясь в Георгиевске в ожидании возвращения Глазенапа, Гудович, по его словам, приводил в порядок Кавказскую линию и вел переговоры с чеченцами и кабардинцами. Мирным путем и обещанием он надеялся привести их к спокойствию и покорности. Кабардинцы жаловались ему на притеснение русского начальства и на разорение их селений войсками, но сознавались сами, что разорение это произведено при экспедициях, назначенных для наказания за их хищничество.
Желая лично переговорить с представителями народа, Гудович приглашал первейших князей приехать к нему в Георгиевск, но князья отвечали, что, по случаю междоусобной вражды между родами, приехать не могут, а когда все успокоится, то приедут. Жившие за Тереком чеченцы хищничали и уверяли, что хищничают также от притеснения русского начальства. Граф Гудович уговаривал их и обещал всем тем, которые останутся спокойными, отпускать соль в неограниченном размере, за самую ничтожную плату; дозволить перегонять скот для пастьбы в зимнее время на левый берег реки Терека; улучшить положение их аманатов (заложников верности); оградить чеченцев от притеснений и обид и, наконец, сравнять их с русскими подданными.
Чеченцы остались очень довольны обещанием главнокомандующего, благодарили его, дали слово жить тихо и мирно, но в ту же ночь отогнали скот и увели в плен нескольких мужчин и женщин.
Глава 2
Враждебные действия против наших войск ханов Казикумухского, Шекинского и Карабагского. Измена и смерть Ибрагим-хана Карабагского. Вторжение персиян в наши пределы. Действия генерал-майора Небольсина против персиян. Бой в Ханатинском ущелье. Соединенное действие наших отрядов против цесаревича Александра. Удаление персиян из Карабага. Назначение и утверждение Мехти-Кули-аги ханом Карабагским. Происшествия в Шекинском ханстве
Желание наказать хана Бакинского за изменническое убийство князя Цицианова не было оставлено, но, прежде чем предпринять экспедицию в Баку, необходимо было привести к окончанию дела в находившихся на пути следования ханствах Карабагском (Шушинском) и Шекинском (Нухинском) и покорить Сурхай-хана Казикумухского.
Едва только получено было сведение о смерти князя Цицианова, как вступившие в подданство России ханы Карабахский, Шекинский, Шемахинский и Сурхай-хан Казикумухский, соединившись вместе, решили не признавать над собой власти России и истребить русские войска, находившиеся в их владениях. Открытые действия против нас принял на себя Сурхай-хан, как человек более решительный и энергичный. Для успеха в деле союзники положили своими демонстрациями заставить русских придвинуть войска из Елисаветполя к Нухе, а от Алазани к Джарам, и тогда пересечь им сообщения и дороги к отступлению, истребить плоты, паромы и занять все переправы. Для достижения этой цели решено было уговорить джаро-белоканских лезгин открыть неприязненные действия, двинуться со стороны Алазани, распустить слух, что будто бы Сурхай-хан намерен низвергнуть Селим-хана Шекинского и только с этой целью идет в Нуху с своими войсками.
Условившись таким образом, союзники стали готовиться к действиям.
Сурхай-хан Казикумухский увеличивал свои силы вновь прибывающими из Дагестана лезгинами. Селим-хан, почти всегда содержавший на жалованье до семи сот человек лезгин, из которых сто человек постоянно находились в воротах крепости и составляли крепостной караул, вдруг отпустил их, а караул себе составил из армян[30]. Подобным поступком и частым отправлением писем к начальникам войск Селим думал замаскировать свои поступки и показаться человеком, преданным России.
25
См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. VII, № 160.
26
Мнение графа Гудовича от 12 июня, представленное императору. Арх. Мин. иностр. дел, 1 – 13, 1806 г., № 2–5.
27
Всеподданнейший рапорт от 27 июля. Арх. Мин. иностр. дел, 1 – 13, 1806 г., № 2.
28
Там же.
29
Граф Ливен барону Будбергу, 11 августа. Арх. Мин. иностр. дел, 1—13, № 2.
30
Рапорт майора Ребиндера полковнику Карягину, 10 апреля.