Страница 6 из 7
Перуджино, его маэстро, был на вершине славы. У него много учеников, образовавших «школу Перуджино». Параллельно с великим Леонардо да Винчи Перуджино усовершенствовал воздушную перспективу и достиг небывалого до тех пор искусства смешения красок. В своих работах Перуджино удалось выразить особенное настроение, особенный оттенок чистоты, нежности и ясности души.
Перуджино увидел, что юноша обладает громадным талантом и достиг уже многого благодаря подготовке у хороших художников, и допустил Рафаэля работать вместе с собой в великолепной зале Совета корпорации банкиров. С жаром принялся Рафаэль за роспись потолка по эскизам нового учителя, стараясь как можно лучше выполнить задуманный план. К удлинённому четырёхугольнику плафона[4] примыкали шесть треугольных полей с включёнными в них медальонами[5]. В центре был бог искусств Аполлон; вокруг – другие боги Древнего мира: Юпитер на колеснице, запряжённой орлами; Марс, могучий воин; Венера на колеснице, которую поднимали ввысь летящие голуби, и рядом Меркурий, вестник богов, в быстром полёте, а дальше – разнообразные мифологические фигуры.
Рафаэль работал с той восторженностью, которая оставалась у него всю жизнь. В свободные часы он бродил по городу и его окрестностям, любуясь и изучая на улицах Перуджи создания рук человеческих, в окрестностях – природные красоты, и вновь и вновь делал зарисовки. Приходилось ему видеть место гибели Грифоне Бальони, и в памяти вставали беспомощно распростёртое тело сына и строгая, величавая фигура матери с лицом, полным скорби. Приходилось видеть великолепный дворец Грифоне со спущенным чёрным флагом и наглухо закрытыми окнами. Со смертью его владельца он стал необитаем; вся семья убитого жила уединённо в загородном замке…
В окрестностях Перуджи молодой художник заходил то в монастырь, то в хижину, везде отыскивая материал для будущих картин. Как-то раз Рафаэль увлёкся красотою местоположения и архитектуры одного монастыря и довольно долго там прогостил. В благодарность за гостеприимство он написал монахам картину.
5
Пришёл к цели
В мастерскую Перуджино один за другим поступали новые заказы. Каждый итальянский городок стремился заказать ему изображение своего патрона – святого, особо им чтимого. Кроме церквей и монастырей требовалось расписывать общественные здания и дворцы богатых граждан. Эти владельцы роскошных палаццо просили украсить стены фресками, изображающими подвиги членов их фамилий, аллегорическими картинами и ликами любимых святых.
Между учителем и учеником почти сразу установились простые, товарищеские отношения. Да и нельзя было относиться иначе к этому юноше, всегда ровному, спокойному и доверчивому, одна наружность которого располагала к нему всякого: стройный и грациозный, с прекрасным девическим лицом и мелодическим голосом, с изящными манерами. Он одевался просто, не вынося ничего яркого, кричащего; из-под тёмного бархатного берета без всяких украшений выбивались каштановые кудри, длинные и мягкие. Не мудрено, что и ученики Перуджино полюбили нового товарища: он никому не отказывал в совете и помощи, со всеми был приветлив, но особенно подружился с Эусебио ди Сан-Джордже.
Их дружба окрепла ещё больше после одного знаменательного дня. В мастерской, как обычно, был изрядный хаос и стоял шум молодых голосов. Здесь велись жаркие споры о чём угодно, лишь бы спорить. Была суббота, ученики с нетерпением ждали конца рабочего дня; толковали, как провести воскресенье, чтобы воспоминаний потом хватило на неделю. Слышались весёлые насмешки:
– Смотри наряжайся получше: vesti un ciocco pare un fiocco![6] Тебя ведь не слишком богато одарили грации.
– Ха-ха!.. Попридержи денежки, приятель, и позабудь хоть половину адресов таверн, которые тебе любы…
– Вассо е Vénere ridacon l’uomo in cènere…[7]
Эти пословицы и поговорки с упоминанием античных богов: Аполлона – бога искусства, Вакха – бога вина и веселья и Венеры – богини красоты и любви – были в обиходе среди художников.
К этому прорвавшемуся на исходе дня озорству Эусебио оставался равнодушен. Он молча работал над копией с картины учителя «Младенец Иисус и Иоанн Креститель» и не поднимал глаз, казалось, не слыша голосов товарищей. Рядом, у другого мольберта, был Рафаэль.
У Эусебио работа не ладилась. Он откинулся назад, провёл рукой по влажному лбу и вздохнул. Худой, болезненный, он сегодня казался особенно бледным и некрасивым со своими чёрными, торчащими во все стороны волосами, оттенявшими ввалившиеся щёки.
Рафаэль обернулся:
– Что с тобою, Эусебио? Болен?
– Устал. Целое утро бьюсь до одури и не могу поймать этот нежный тон, не нахожу красок, точно картина заколдована.
Рафаэль оторвался от работы, несколько минут внимательно вглядывался в оригинал и копию Эусебио, потом взял палитру и кисть и начал исправлять копию товарища.
– Посмотри, пожалуйста, – сказал он, – как ты думаешь? Мне кажется, этот тон верен.
Эусебио вспыхнул от радости.
– О Рафаэль! – пробормотал он. – Как легко тебе даётся то, чего напрасно ищут другие!
С этих пор он на всю жизнь остался другом и поклонником Рафаэля. Он видел в нём гения, равного которому ещё не было в Италии. И Рафаэль со своей стороны платил ему глубокой привязанностью.
…Восторг Эусебио перешёл всякие границы, когда Рафаэль создал свою прелестную «Мадонну Конестабиле»[8].
На этой картине Мадонна с младенцем на руках читает книгу. В отдалении видна цепь гор, напоминающих окрестности Перуджи, – пустынные холмы с редкими деревьями, озеро, по которому плывёт одинокая лодочка, на берегу – две фигуры.
Солнечный луч застал Рафаэля за работой – он кончал картину.
– А ты уже работаешь! Прилежный, как всегда.
Рафаэль вздрогнул и обернулся, приставив к мольберту муштабель:
– Это вы, маэстро? – Лёгкая краска смущения покрыла щёки Рафаэля. – Я уже почти кончил, учитель, и ждал вас. Мне бы хотелось знать, что вы думаете о моей картине…
Перуджино потянулся, ещё не совсем очнувшись от сна:
– Картина… гм… картина… Я уезжал на несколько дней и, вернувшись к ночи, не успел вчера взглянуть… но раньше я видел…
Он замолчал. Молодой художник ждал слов мастера, как ждал их и неслышно подошедший Эусебио.
– Ну… ну что ты так уставился и молчишь, Эусебио? Что ты думаешь?
– Я… – заикаясь, протянул Эусебио.
– Молчи. Я знаю, что ты ничего не скажешь, ты только заохаешь от изумления. А я спрошу: как ты, Рафаэлло, перенёс на полотно это живое и прекрасное дитя, прекраснее которого не создавала природа?.. Ну вот и весь сказ. Правдой дышит твоя работа, и ребёнок, и мать. Узнаю и пейзаж. Как он кстати здесь, наш умбрийский пейзаж! Впрочем, я толкую, точно до сих пор не был знаком с твоей манерой. Но, когда ты пришёл к концу, яснее можно судить, вот и всё. Тебя ждёт широкая дорога, Рафаэлло, и я рад, что одним мастером, одним прекрасным художником стало больше в Италии.
Он обнял ученика. Ясная улыбка осветила его некрасивое широкое лицо. Он добавил:
– Здесь ты самостоятелен… Эусебио, смотри внимательно, любуйся картиной своего друга!
Перуджино опустился в кресло (так, сидя, он часто вёл беседы с учениками во время занятий), задумался и, тряхнув головой, заговорил серьёзно, почти строго:
– Я должен поговорить с тобою, Рафаэлло, да и со всеми моими учениками, но сейчас с тобою… Я собираюсь перебраться во Флоренцию. Туда понаехали со всех сторон, целое племя художников, не мудрено, что и меня тянет в этот город. А ты, Рафаэлло, и некоторые из твоих товарищей стали на ноги и можете работать самостоятельно.
4
Плафон – потолок, украшенный декоративной лепкой или живописными изображениями.
5
Медальон – здесь: живописное изображение или декоративный орнамент в круглой или овальной рамке.
6
Одень полено – покажется «бантиком» (то есть «одень чурбан – покажется барином») (итал.).
7
Вакх и Венера превращают человека в пепел (итал.).
8
«Мадонна Конестабиле» находится теперь в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже.