Либерия

Колдун дернулся, сморщился как от зубной боли, и неприятные ощущения исчезли. Алексей с тревогой посмотрел на старика, ожидая очередной вспышки гнева, но тот, напротив, одобрительно хмыкнул, улыбнулся и кивнул головой – продолжай, мол, я слушаю.

Когда Алексей закончил, колдун, удивленно покачав головой, проворчал:

– Да… В твой рассказ, поверить трудно, но ты говоришь правду. По крайней мере, как сам ее понимаешь. То, что Лапша с тобой учинил, удивления у меня не вызывает. Поганый человечишка, за медный грош мать родную удавит, что уж тут о чужом человеке говорить. Да и кто другой черным монастырским воронам служить будет? А вот остальное… Дивную историю ты мне поведал. Сколько лет на свете живу, а не слыхивал, чтобы кто-то из будущего в прошлое как из села в село ходил. Ведь его будущего-то и нет еще… Какое сотворим, то и станется. – Старик с удивлением покачал головой, оглаживая бороду. – Да еще книжницу4 эту сокрытую в Кремле ищешь… Нда.. Ну, об этом мы опосля поговорим. Сперва надо выручить тебя из беды, в которую из-за меня да по собственной глупости попал. Но это уж ночью, а сейчас отдыхай, мне вон печь надо истопить, со вчерашнего дня не топлена – стужа в избе.

Старик поднялся и направился к печке, буркнув через плечо:

– Меня Чурилой кличут. Имен этих крещеных не признаю, да и сам крещением не испоганенный.

В доме, действительно, было холодно. Алексей, поджав босые ноги и пуская клубы пара изо рта, съежился на лавке. Был бы человеком, наверное, уже воспаление легких заработал. «Хотя, – грустно подумал парень, – человека здесь бы и не было. Сидел бы сейчас у теплой батареи и мотался по социальным сетям, или на лекции дремал. – Посмотрел на колдуна, суетящегося у печки. – А дедок-то совсем не прост, мутный дедок. Но в помощи не отказал – и на том спасибо. Добуду свое имущество, ручкой помашу – и в стольный град Москву. И так уже сутки потерял». Затем, вспомнив лесную незнакомку, окликнул колдуна:

– Слышь, Чурила, а здесь какая-нибудь девушка живет?

Старик повернулся, недоуменно вскинул брови и посмотрел на Алексея как на ненормального.

– Где это «здесь»?

– Ну… с тобой, в избушке.

– Тебя, и верно, по голове сильно стукнули. Какие девушки? Я и в молодости до девок не больно охоч был – волхование, знаешь ли, требует себя в чистоте блюсти, да силу для чародейства хранить, а не на баб тратить. А теперь мне и вовсе эти вертихвостки без надобности.

– Странно… – пробормотал молодой человек, – неужели, и в самом деле, почудилось?

Колдун, тем временем, запалил бересту и сунул ее в печь. Дрова занялись сразу, жаркое пламя заплясало на березовых поленьях, из устья потянулся шлейф густого дыма, заклубился вокруг старика и потек в прорубленные под самой крышей волоковые оконца. Но тяга была плохая, и серая, пахучая мгла расползлась по избушке. Алексей закашлялся, от едкого дыма запершило в горле, и градом потекли слезы.

Чурила весело хохотнул, вытерев вспотевший лоб.

– Что, волчара, не нравится? Али у вас там, в будущем по иному печи топят? Поди, все с трубами себе понаделали? Так от них толку мало, весь жар в трубу-то вылетает, в избе ничего и не остается. Нет уж, дымных горестей не изведав, тепла не видать. А ты поди на двор, коль совсем невмоготу. Там в сенях чоботы5, да кожушок накинешь.

Алексей, кашляя и протирая глаза, выскочил из горницы, сунул ноги в разношенные кожаные полусапожки, схватил тулуп и вышел на улицу. Обжигающе холодный воздух ворвался в легкие, прочищая их от дымной гари. Было холодно и тихо, казалось, что все звуки замерзли и осели пушистым инеем на еловых лапах, на кустах рябины и орешника. Даже черепа на кольях сверкали морозным серебром.

После полумрака закопченной избы от сияния ослепительно белого снега и чистого воздуха закружилась голова. А может, просто от усталости – последние сутки были тяжелыми и насыщенными разнообразными событиями. Разлапистые ели, окружавшие поляну, подернулись туманной дымкой, картинка «поехала», а затем снова встала на место. Только теперь у ближайшей елки появилась девушка в длинном зеленом платье и меховой безрукавке.

Алексей вздрогнул от неожиданности, побежал по тропинке к лесу, выскочил за ограду и остановился в нерешительности.

– Ну, здравствуй, волчонок! – голос у незнакомки был похож на журчание весеннего ручейка, а в зеленых глазах плясали озорные искорки.

Молодой человек заворожено смотрел на лесную гостью, любуясь стройной фигуркой и рыжей гривой рассыпавшихся по плечам волос. Внезапно стало жарко, словно в летний полдень, запахло нагретой на солнце сосновой хвоей и земляникой. Вдохнув этот сладкий, хмельной запах, Алексей пошел к девушке, но через несколько шагов провалился в снег чуть не по пояс и забарахтался, пытаясь выбраться. Растоптанный сапог свалился, застряв в сугробе, и Алексей, чертыхаясь и поджимая голую ногу, стал его вытаскивать. Когда он, наконец, освободил обувку и поднял голову, девушки уже не было.

– Что за черт! – возмутился Алексей. – Знаю, что в лесу голову заморочить может леший, но никогда не слышал, чтобы он в девушку превращался. Кое-как выбрался из сугроба на тропинку и поковылял обратно, хлюпая растаявшим в сапогах снегом. За спиной послышалась противное хихиканье, совсем непохожее на задорный смех незнакомки. Алексей резко повернулся – на него, ухмыляясь, таращился пустыми глазницами козлиный череп. Молодой человек в раздражении плюнул, показал образине кулак и, решив, что свежим воздухом он уже надышался, пошел в избу греться.

– Садись, гость, откушай, – пригласил старик, раскладывая деревянные ложки.

На столе уже исходил паром большой чугунок с кашей, горкой лежали на блюде ломти вяленого мяса. Алексей еще не проголодался после ночной охоты, но отказываться не стал. Жидкая каша с грибами пахла дымом и была почти несоленой, но молодой человек, чтобы не обижать хозяина, молча, хлебал обжигающее варево, закусывая жестким, как подошва, мясом.

Когда чугунок опустел, старик разлил по кружкам травяной настой и поставил берестяной туесок с медом. Алексей зачерпнул ложкой душистого лакомства и с подозрением посмотрел на кружку.

– Чего косишься? – Чурила шумно отхлебнул ароматный чай и крякнул от удовольствия. – Не бойся, не отравлю. Мне это без надобности, да и гостя не пристало обижать. Я, чай, не этот прощелыга Лапша, по совести живу и веру блюду. Да и свой ты.

– Как это «свой»? – удивился молодой человек. – Ты же мне говорил, что чужого во мне почуял.

– А то и значит! – ухмыльнулся колдун. – Оборотней сам Велес хранит, а я ему служу. Рожденный волкодлаком лесу родной, а, стало быть, и мне.

– Велес?! Так ты же старым богам поклоняешься! – вспомнил Алексей разговор крестьян.

– Не старым, а истинным! – колдун погрозил пальцем, его глаза сердито свернули. – Нашим, родным богам я служу, а не иноземному распятому рабу. А ты, что, другим богам требы6 приносишь?

– Э-э-э, да… нет, – пробормотал молодой человек. Он совершенно не знал, как ответить колдуну, чтобы и не соврать, и не разозлить, поэтому решил перевести разговор на более безопасную тему. – А почему ты меня рожденным волкодлаком назвал? Я не рожденный – меня покусали.

– Как так? – удивленный Чурила даже забыл о важном теологическом вопросе, который только что задал. – Что-то ты, паря, не договариваешь. Коли не по своей воле оборотнем стал, как же так просто в человека перекидываешься? Ведь известно, ежели колдун кого проклянет, или волкодлак покусает, тому обратно в человеческое обличье хода нет. Ну, колдун-то еще может свое проклятие снять, да и то не всегда. А вот от укуса вовек не избавиться. Может, ты врешь? Где укус-то?

Молодой человек вздохнул и закатал рукав рубашки.

– Вот он. Видишь, отпечатки зубов? А это, – Алексей ткнул пальцем в татуировку, – браслет-оберег, что не дает превратиться в зверя. Его мне мой учитель-маг дал, а потом в такой вот рисунок превратил, чтобы не потерял ненароком, или лихие люди не отобрали.

4

Книжница – книгохранилище, библиотека (уст.)

5

Чоботы ("башмаки") представляли собой мягкую обувь из козьей или коровьей кожи, которая была выше щиколоток и могла иметь отвороты берцы"). Обычно чоботы делались цельнокроёными или шились из двух кусков кожи для верха (со швом сзади или сбоку) и подошвы. Именно наличие подошвы, чоботы от поршней. В области щиколоток делались дырочки, через которые пропускали ремешок, крепивший чоботы

на ноге.

6

Требы – религиозные обряды, в язычестве – с жертвоприношениями.