Сердце Изгоя

— Час от часу не легче. Окей, буду следить за языком, мистер, — поморщился Фил, массируя скулу. Ставр имел хорошо поставленный удар. В голове гудело, а рот наполнился горячей соленой кровью. — Что вам нужно?

— Другое дело. Кратко и доходчиво. Меня не интересует, куда ты отвез попутчика. Это и так понятно. Куда интереснее слухи о пропаже того, что он вез. Осмелюсь предположить, что ты знаешь, о чем речь, — Фремиту говорил очень вежливо, но Филу отчетливо слышалась в его голосе издевка, словно волк решил отдать должное зайцу, перед тем, как его сожрать.

— К сожалению, нет, — покачал головой Фил. — Я смотрел только на дорогу и не видел, что вез пассажир. Не часто ко мне в машину окровавленные типы заваливаются.

— И ты ничего не забирал из машины? — елейно спросил гость. Фил выдержал его взгляд и снова мотнул головой. — Совсем ничего?

— Только документы и магнитолу. Машина сдохла на сороковом шоссе. Наверное, так там и стоит, если бродяги еще не поработали. Не выдержала твоей тяжести, господин Фремиту.

— Осторожнее, человечек, — блеснул глазами вожак. — Помни, что я говорил о шутках.

— Я говорю на полном серьезе, а шутками пытаюсь забить страх, — злобно крикнул Фил. — Я понятия не имею, что там вез этот мужик и вез ли вообще. Да, его друзья мне заплатили денег за разбитую машину, можете сами удостовериться. Они в кармане пиджака на столе.

— Охотно верю. И не стоит повышать на меня голос, — тихо и угрожающе ответил Фремиту. Он встал и подошел вплотную к креслу, в котором сидел Фил. Затем, дав знак Ставру, оскалился, когда крепыш навалился на Фила всем весом, не давая даже пошевелиться. Зубы у него тоже были странными, но острые клыки, раза в два больше человеческих, выделялись особенно. Фремиту задумчиво прикусил губу, а потом резко провел кривым ногтем по щеке Фила. Ноготь был таким острым, что вспорол кожу, как хирургический скальпель, а на месте разреза выступил жирный и набухший кровяной червяк. Фил замычал и попытался вырваться, но Ставр держал крепко и слабо порыкивал от удовольствия, когда Фремиту аккуратно расстегнул пуговицы на рубашке Фила и вонзил указательный палец ему в грудь. — Игры кончились. Где шкатулка, человечек?

— Я не знаю, — хрипло выплюнул Фил, когда гость резко вытащил палец, а потом снова вонзил его в грудь и облизнулся. — Я не знаю, о какой шкатулке вы говорите? Боже, я всего лишь таксист, мать вашу!

— Знаешь, — лениво протянул Фремиту и резким движением дернул руку Фила так, что она хрустнула, а стены квартирки потряс дикий крик. — Это была первая рука, человечек. У тебя есть вторая, а еще ноги, пальцы и зубы. Все это можно сломать, вырвать, раздробить и высосать досуха. Где шкатулка, человечек?

— Да не знаю я, ебаные вы психи, — всхлипнул Фил, сжавшись в комочек, когда давление огромных ручищ Ставра спало. — Я просто случайный человек, который подвез раненого, куда он просил. И все.

— И все? — передразнил его Фремиту, после чего разочарованно вздохнул и кивнул второму крепышу, стоящему возле двери. — Если ты меня обманул, человечек, то я вернусь. Вернусь и сделаю больно. И боль, которую ты испытаешь, не описать словами. Ты будешь умирать всю свою жалкую жизнь, а когда сдохнешь, будешь слизывать говно с моих ног. Синек, дай знак!

— Domeo, — тихо и уважительно ответил второй, протягивая Фремиту золоченую клетку, в которой, нахохлившись, сидел белоснежный голубь. Вожак, открыв дверцу, резко схватил птицу и, поднеся её ко рту, одним махом оторвал голову, после чего бросил трепыхающуюся тушку на пол и рассмеялся, увидев безумные глаза Фила.

— Передай им, что мы вернулись, человечек, — хрипло произнес Фремиту, жадно облизывая окровавленные губы. — И мы вернем то, что они у нас украли.

Когда квартира опустела, Фил шумно выдохнул и, с трудом выбравшись из кресла, направился на кухню. Там он присел на кособокий табурет, достал из кармана дрожащими руками сигареты и жадно затянулся первой же затяжкой. Чайник почти выкипел и сейчас полузадушено свистел, наполняя жаром небольшое помещение, но Филу все равно было холодно.

По груди стекала сукровица от ран, нанесенных грязным пальцем Фремиту, грудь горела дьявольским огнем, сломанная рука ныла, а на скуле наливался жуткий синяк, но перед глазами все еще стояла трепыхающаяся тушка голубя и странные слова ночного гостя.

Выключив чайник, Фил направился к креслу, бережно поднял разбитую рамку с фотографией с пола, а потом резко потерял сознание, свалившись мешком на не слишком чистый пол. Он не видел снов, не видел даже слабых видений. Вокруг была тьма, а в центре этой тьмы серебряная луна, освещающая бледным светом голубя с оторванной головой.

— Осторожно, у него рука сломана, — мягкий голос ворвался в сознание, как скоростной локомотив, наполняя голову образами, мыслями и болью. Фил застонал, когда кто-то коснулся его руки, но прикосновение было приятным, а пальцы, хоть и твердые, дарили измученному лихорадкой мужчине живительную прохладу.

— Руку поправим. Бальзам Санави и не такие раны лечит, — второй голос был обычным, чуть жестким, усталым и хриплым. Словно принадлежал человеку, который успел пожить достаточно на свете и сейчас ждал момента, когда предстанет перед Всевышним. — Сложнее с ранами на груди. Не знаю, чем их нанесли, но они с трудом подаются заживлению.

— Ритуал Правды?

— Возможно. Либо его ослабленная версия. Ублюдки проникли в дом, когда тут никого не было. Приспособились обходить проклятие. Подержите его, пожалуйста. Мне нужно взять образцы крови из ран. И приготовьтесь к тому, что когда я запечатаю раны зеленым воском, он будет вырываться, — уверенно произнес второй голос, а затем, когда груди Фила коснулось что-то холодное, дополнил. — Дьявол!

— В чем дело? — спросил первый голос. Фил напряг память, но почему-то не смог вспомнить, где он его слышал. Образы и мысли сплетались в причудливое полотно, больше похожее на какую-то дикую оргию, чем на воспоминания.

— В ранах яд. Много яда. Необходимо промыть, но без лаборатории я не справлюсь.

— Хорошо, — чуть подумав, ответил первый голос. Он принадлежал женщине. Властной женщине, которая привыкла к подчинению. Фил снова напряг память, но безрезультатно. — Мы заберем его в замок.

— Разумно ли, госпожа? — с сомнением спросил второй. Ответа Фил не дождался. Сознание снова обожгло болью, и оно угасло во тьме второй раз.

Он не услышал, когда она скользнула к нему в кровать. Почувствовал. Почувствовал прохладу замёрзшего тела, которому нужно тепло и ласка. Почувствовал гладкую кожу, которая покрылась мурашками от его прикосновений. Немного болела рука, но это не помешало ему осторожно обхватить пальцами сосок, который тут же затвердел. Он улыбнулся, когда она наощупь отыскала его губы и прижалась к ним своими губами. Жадными, голодными и прохладными. Чуть терпкими, как хорошее вино, и дарящими небывалое наслаждение. Она задрожала от водоворота охвативших её чувств и прижалась к нему еще сильнее, сдавив запястья тонкими пальцами, впиваясь наманикюренными ноготками в кожу. Укусила его за шею и изогнула спину, позволяя ему проникнуть в себя. Улыбнулась, когда он застонал, широкой улыбкой победительницы. Обрушила ему на лицо темную гриву своих волос и закусила губу, когда он впился пальцами в ягодицы. Её клыки удлинились, и она потянулась к сонной артерии стонущего человека. Впиться долгим поцелуем, забрать жизнь и ощутить соленый вкус крови на своих губах. Пусть только выкрикнет имя. Её имя.

— Эйрин… — прошептал он, прижимая её к себе. Но она отпрянула. Закусила губу. Моргнула, обрушив дрожащий хрусталь с ресниц на кожу. Он выкрикнул имя. Но не её имя. И выскользнула из кровати, когда в комнату ворвался третий.

— Не смей. Он гость!

— Я не знала!

— Прочь отсюда.

— Я не знала!

— Жадная маленькая эгоистка!

— Я не знала… — прошептала она. — И я не Эйрин…

Проснувшись, Фил с удивлением сел в кровати и, разинув рот, медленно обвел взглядом самую роскошную комнату, в какой когда-либо спал. Роскошным было все: и постельное белье из тончайшего китайского шелка, и массивная большая кровать из красного дерева, и мозаика на полу, изображающая луну в окружении звезд, и картины, висящие на стене в тяжелых, отделанных позолотой, рамах.