Страница 2 из 21
Казначей споткнулся на полуслове, только сейчас осознав, с кем ведёт разговор, откашлялся и суровым тоном продолжил:
– На чём я остановился?
– На приданом, – нахально отозвался мальчишка, довольно сдувая последние следы зачистки.
Казначей нахмурился. Лишь бы слухи не дошли до торговца де Врисса, что брак намечается по расчёту, но своего писаря казначей знал давно – мальчишка любил развесить уши, но никогда за стенами кабинета об услышанном не болтал. Хороший из него впоследствии счетовод выйдет, если сундуки в запасниках будет держать на таком же замке, как и рот.
А брак действительно намечался с прицелом. Король Конри III, которого за наличие круглой рыжеволосой головы в народе прозвали Королём-Тыквой, к невесте и её семье расположения не проявлял. Лишь один раз, как того требовали церемонии, явился в Голубую залу, чтобы выпить с будущими родственниками чаю из фарфоровой посуды. Говорили в тот день немного – всё о новых партиях товара в лавках де Врисса и проблемах с переправой через Колокольную реку, но уже тогда король понял, что хоть невеста и не писаная красавица, и родовой книги, по которой можно узнать историю её предков, у них и в помине нет, приданое отец давал за ней солидное. Будучи единственным ребёнком, девушка при вступлении в брак получала половину доходов отца, а после его смерти и всё состояние, которого, по оценке королевского казначея, хватит, чтобы обеспечить двору беспечную жизнь на ближайшие сто лет.
Король согласие дал. Его старший сын, наследник трона, Патрик, уже давно был выгодно женат на принцессе соседних Медовых пустошей, поросших медоносным вереском и облепленных пчёлами. А младший – Мартан – вполне мог позволить себе жениться на простолюдинке и приумножить богатства королевской семьи. Тем более, и сам Мартан был не против. Король не раз, тяжело вздыхая, наблюдал, каким взглядом юноша смотрел на свою невесту. Брак по любви? При таких мыслях король сразу кривился. Эти браки для нищеты, с которых и взять больше нечего. Но если к любви примешивается звон монет, то пусть себе любят на здоровье и во благо государства.
Помолвка состоялась по горячим следам, и уже за ужином Арлина примерила кольцо невесты. Кроме большого розового бриллианта, его украшала россыпь мелких драгоценных камней, переливающихся в свете солнца и свечей всеми цветами радуги.
Придворный казначей хорошо знал цену кольца – мало что в королевских запасниках по ценности могло с ним сравниться.
В своё время за розовый бриллиант была отдана чуть ли ни четверть королевства. Те самые земли, где уходили в небо холодными острыми пиками Смоляные горы, где с обрыва Скорби из-за несчастной неразделенной любви срывались вниз молодые девушки, и где вместо орлов в небе парили вечно голодные вороны.
Сделка была заключена давно ещё прапрадедами Мартана. О потерянных землях не жалели – в них не было ничего особенно, кроме мрачной тоски, вечно хмурого неба и низких облаков. И крайне странно было, что в таком хмуром и нелюдимом месте мог хранится столь роскошный яркий бриллиант.
В запасниках Конри III не было камня ценнее этого, и отдать его дочери торгаша без рода и племени король согласился, только заручившись обещанием, что после свадьбы кольцо вернётся в сундук под замок, где и находилось всё прежнее время.
Мартан спорить с отцом не стал – в тот день у него всё валилось из рук. И устраивать спор, который ни к чему не привёл бы, принцу не хотелось. Какое, к мухам болотным, кольцо, если пора выходить в залу к невесте, её родственникам и гостям, а бутоньерка для петлицы до сих пор не срезана. Мартану никак не могли угодить: одна роза слишком крупная, другая – бледная.
В конце концов, юноша решил появиться без цветка, но тут ему повезло. Одному из гостей, молодых лордов, стало плохо – переел креветок в кляре. Поспешив в уборную, он столкнулся на лестнице с Мартаном, и бутон выпал из петлицы. Мартан не побрезговал.
В целом же всё шло как по маслу: и на кухне в кастрюлях всё шкворчало и бурлило – готовились на пробу соуса к мясу, рыбе и птице; и церемониймейстер заучивал наизусть длинные имена гостей, которые содержали не только фамилии, но и ряд титулов и прозвищ, о которые можно было язык сломать; и музыканты репетировали вальсы. День был выбран удачно: на растущую луну, в то самое мгновение, когда звездный феникс сгорает и возрождается вновь. Дело оставалось за малым: пережить свадьбу.
Посчитав в уме, сколько предстоит дополнительных расходов на цветы и сладкие угощения, казначей радостно потёр руки и продолжил диктовать список мальчугану-писарю. Тот, в очередной раз обмакнув перо в чернила, вновь высунул язык и с ещё большим прилежанием принялся царапать буквы и цифры.
Через распахнутое окно было слышно, как тронулась с места карета, запряженная тройкой лучших лошадей – это Арлина уезжала домой. А следом за ней, но с разницей в полчаса, ещё один торопливый стук копыт. Две лошади со своими всадниками вышли за ворота. Но свернули не в сторону кишащей людьми столицы и не в сторону деревень, а в сторону леса, за которым границы Озёрного края кончались и начинались другие независимые земли. Земли со своими правилами и устоями.
***
В подвале игорного дома «Малиновый туз» было темно и сильно несло куревом. На семь небольших комнатёнок окно насчитывалось одно и то зарешётчатое. И выходило оно на земную поверхность всего на одну треть.
Разглядеть, что творилось внутри или снаружи, было невозможно. Света окно давало ровно столько, чтобы понять, день сейчас или ночь. На большее рассчитывать не приходилось. Это было весьма полезно, так как, просидев несколько суток кряду за карточным столом, многие посетители переставали соображать и начинали возмущаться, что ещё и солнце не встало, а их уже просят убраться восвояси.
В карты играли только в трёх из семи комнат: в первой резались в «ведьму – два валета», во второй – в обычного «поддавалу», а в третьей – в «летающего джокера». Ещё в двух комнатах крутили самодельную рулетку и ставили на чёрное и белое. А в оставшихся двух отдыхали столь бурно, что стоны были слышны и там, где летал джокер, и там, где из рукава доставали третьего валета, и там, где сливали колоду и всё равно проигрывали ловкому раздавале.
Расположенный сразу за лесом, городок Картерплаатс, обходимый честными гражданами стороной, давно приобрёл скандальную и грязную репутацию. Чего и кого здесь только не было: город притягивал к себе воров, бродяг, картежников, пьяниц, преступников и шарлатанов. У каждого из них была своя нелёгкая история, и все они в Картерплаатсе были на одно лицо: грязные, немытые, нечёсаные, в рваной и сильно поношенной одежде, неопрятные и некрасивые.
Карточный кудесник Флинн, ловко перекидывающий джокера из правой руки в левую, прячущий его за манжетой и незаметно для всех вытаскивающий в самый нужный момент, не был исключением. Со шрамом на губе, со сросшимися бровями и неаккуратной бородой, в которой застрял кусок лепёшки, он в очередной раз сгрёб в свою сторону кучу монет, проигранную посетителями и, нервно тасуя карты немытыми руками, склонился над игроком, проигравшим в эту ночь больше остальных и до сих не желавшим уходить. Со стороны было видно, что игрок был пьян, но не настолько, чтобы не понимать, что он делает или говорит.
Закончив тасовать колоду, Флинн убрал её в нагрудный карман залатанного жилета и прошипел:
– Долго ещё тут сидеть будешь? Шуруй уже отсюда, не пугай народ.
Молодой человек поднял голову и умоляюще посмотрел на ловкого раздавалу.
– Ещё разок... Глядишь, отыграю.
Глаза Флинна заблестели жаждой наживы.
– А что поставишь?
Юноша перевёл рассеянный взгляд с карманов на раздавалу и выдавил:
– Я третьего дня давал тебе камень! Его на месяц хватит!
Флинн хитро присвистнул.
– Фи-и, что камень?! Вы, ваша милость, на камень с тыщу раз уже сыграли. Вона глядите, у меня до сих руки в мозолях. Сроду так много за вечер не раздавал.