Сожженые дотла (ЛП)

Я задыхаюсь, стараясь восстановить дыхание. Не могу поверить его словам. Во все сумасшедшие, лживые вещи, в которых он обвиняет меня. Парень потерял свой гребаный рассудок.

— Вам определенно нужно лечиться, мистер. — Я тычу пальцем в его грудь, надеясь, что ему так же больно, как и моему пальцу. — Моя сестра была похищена из ее дома и любящей семьи, и ты, придурок, купил ее у долбаного сутенера! Словно она была гребаной едой на вынос! И пошли в задницу твои лекции по поводу того, насколько я должна была заботиться о моей сестре. Я искала ее каждый сраный день с того самого момента, как она пропала. — Тычка пальцем было явно недостаточно, поэтому я ударяю ладонями по его груди, толкая его так сильно, как только возможно. Даже не вижу, насколько далеко Ребел — что, бл*дь, это за имя еще такое Ребел? — отшатывается назад. Жесткое кольцо стальных мускул оборачивается вокруг моей талии, и мои ноги внезапно отрываются от устойчивой твердой поверхности, на которой стою, и я оказываются на высоте шести футов от пола. Голос Зета слышится в моих ушах, и он звучит мрачно, глубоко и гипнотически.

— Да, ладно тебе, злая девчонка. Полегче.

Я борюсь, чтобы вырваться из его хватки, но это практически невозможно. Руки этого мужчины словно сделаны из армированной стали.

— Хорошо. Хорошо. Ладно, я в порядке. Господи Иисусе! — Я должно быть очень зла. Даже несмотря на то, что больше не верю в силу церкви, у меня за плечами приличный багаж из отцовских лекций о богохульстве. Мне было двенадцать, когда я в последний раз упоминала Иисуса без того, чтобы вставлять его имя между словами: ради всего святого, Господи и Аминь.

Зет опускает меня на ноги, но все же находится вплотную к моей спине, готовый схватить меня, без сомнения, в любое мгновение. Я стараюсь избавиться от красной пелены, что застлала мое видение, подавляя все остальное в моем поле зрения. К моему сожалению, Ребел не упал на задницу на расстоянии трех футов от меня. Он стоит на том же месте, где я его оставила, с нахмуренным выражением на лице.

— Так Соф не сказала тебе, что с ней все в порядке?

— Нет! Может, потому что она была не в порядке!

— Она сама мне сказала, что ты больше не хочешь знать ее!

— Я... что... — это не имеет никакого смысла. Я хочу обвинить его во лжи, но этот взгляд на его лице... Ребел не является виртуозом в сокрытии эмоций, как Зет. Или, может, это просто я очень преуспела в том, чтобы читать людей, практикуясь мало-помалу над этим на протяжении знакомства с Зетом. В любом случае, я думаю, что он говорит мне правду.

Я вижу поверх плеча Ребела, что к нам направляется медсестра. Ее кожа насыщенно медового оттенка, на пару оттенков светлее, чем кожа Майкла, что напоминает мне о бывшей учительнице, которая была у меня в старших классах школы, миссис Уитсон. Эта женщина не от кого не терпела дерьмо, ни под каким предлогом. И неодобрительное выражение лица у этой медсестры в точности такое же, как было у миссис Уитсон.

— Что тут происходит? Мы получили жалобы от убитых горем членов семьи очень больных пациентов, что тут происходит ссора в коридоре?

— Простите, я... — Не могу закончить предложение, потому что на самом деле мне совершенно не жаль. Я все еще хочу придушить этого парня, несмотря ни на что. Медсестра бросает на меня взгляд, в котором читается: «Сучка, тебе лучше бы закончить это предложение», но в диалог вмешивается Кейд. Его кожаный жилет издает скрип, когда он скрещивает руки на его груди.

— София уже может принимать посетителей?

Медсестра бросает в его сторону похотливый взгляд, и затем переводит его на нас, убеждаясь, что каждый почувствовал себя в равной степени неловко.

— Я не запущу в плату к больному пациенту кучку шумных нарушителей порядка.

Забавно, но это первое, чему учат в школе медсестер.

Я поднимаю руки вверх в знаке капитуляции, зная, что эта женщина практически Бог в этой больнице. То же самое, что и больнице святого Петра. Если ты разозлишь Грейси, тебе закрыта дорога везде.

— Послушайте, мне жаль, окей? Я просто очень сильно волнуюсь за свою сестру, если бы вы мне только разрешили увидеть ее...

Затем Ребел тоже поднимает руку.

— И я, естественно, тоже очень сильно переживаю за свою жену. Я считаю, что должен зайти и увидеть ее первым, просто дать ей знать...

— Заткнитесь уже. Вы вдвоем можете пройти к ней. Вместе. София может сама выбрать, кого она захочет первым увидеть, а кто выйдет прочь. А вы двое, — говорит медсестра, властно указывая на Зета и Кейда. — Подождете тут.

Зет и Кейд делают в точности так, как им было сказано и остаются ждать в холле, а Ребел и я следуем за медсестрой по коридору, затем заходя в лифт, поднимаемся вверх в неловком молчании три этажа и затем проходим в операционное отделение. Я должна чувствовать здесь себя, как дома. Но к своему ужасу я не чувствую этого. У меня головокружение. Запах дезинфицирующего средства и целый хор звучания аппаратов жизнеобеспечения, которые раздаются за закрытыми дверями, вызывают во мне панику, которую я испытывала только однажды в своей жизни — вчера на кухне Хулио Переза. Медсестра подводит нас к палате и открывает дверь, предостерегающе смотря на меня и Ребела, прежде чем уходит прочь. Ребел входит в комнату первым, прикрывая ладонью рот.

Алексис лежит на больничной постели, к счастью, не подсоединенная к аппаратам жизнеобеспечения, но она выглядит хреново. Лицо бледное и напряженное, а глаза налиты кровью. Но самое важное, что они открыты. Она обращает на нас свой взгляд в тот же момент, как мы проходим в комнату, и ее рот распахивается от шока.

— О господи, — шепчет она. — Слоан?

Внезапно, я чувствую прилив ярости. Я представляла этот момент тысячи раз. Миллионы, если говорить точно. И в ни одном из моментов нашего воссоединения Алексис не выглядела так напугано. Она была переполнена эмоциями, была переполнена отчаянной радостью, плакала от счастья. А не хваталась за одеяло, которое прикрывало ее ноги, так сильно, что костяшки на ее пальцах белели от усилия. Она сглатывает, переводя взгляд то на Ребела, то на меня.

— Что ты здесь делаешь, Слоан?

— Что я здесь делаю? Какого хрена я сделаю... — Я не могу. Я не могу даже...

Ребел, возвышающийся огромным столбом мышц и татуировок, обходит вокруг кровати и присаживается на край, беря ее руку в свои ладони.

— Ты в порядке? — спрашивает он нежно.

Взгляд Алексис устремляется к нему; она кивает головой, совершая механические движения, как кто-то кто совершенно лишен способности говорить.

— Хорошо, я рад, что с тобой все в порядке, — говорит он заботливым голосом. — Бейби, ты помнишь, когда мы расписывались? Ты мне сказала, что это был бы самый лучший день в твоей жизни, если бы только твоя сестра смогла присутствовать при этом? Так вот, что касается этого...

Алексис старается вырвать свою руку прочь, но Ребел остается неумолим, с осторожностью стискивая ее.

— Мне так жаль, малыш, — говорит она. — Я просто... Я не знала... — Слезы блестят в ее глаза. Алексис всегда пускала в ход слезы, когда все шло не так, как она хотела, но этот взгляд достаточно искренний. Она дрожит. — Я клянусь, я не хотела лгать тебе. И клянусь, что расскажу тебя все. Но можно мне просто... остаться с ней наедине? — «С ней»? Алексис прекрасно видит, как портится мое настроение, и исправляется. — Мне нужно поговорить с моей сестрой.

Ребел издает стон, выпрямляется и затем оставляет поцелуй на ее макушке.

— Будь осторожна, — предостерегает он ее. — Доктор Ромера агрессивна, когда ее провоцируют.

Он покидает комнату, подмигивая мне, когда проходит мимо. Я думаю о Зете и том, как бы он отреагировал на что-то подобное. Вероятнее всего, разбил бы его головой окошко для наблюдения. Если бы только у меня было мощное тело Зета...

— Ты можешь перестать смотреть на него таким образом.

Голос Алексис немного жестче сейчас, но все равно подрагивает.

— А как, черт возьми, я должна смотреть на него? Я что, должна горячо обнять моего нового зятя-торговца людьми?