Страница 5 из 16
– Если бы! – отмахнулся незнакомец. – Папарацци – это мы их так называем. Папратары, осквернённые. Служат этим всем. Занимаются зачисткой после нападений. А потом остаются ждать родных, чтобы память вычистить. Ну или просто уходят, и ещё одним пропавшим без вести становится больше. Но тут целых трое пришли, значит, эта тварь не сказала им ничего. Мощная, видать, раз их трое. Вообще тебя бы вычистили, даже с документов бы постирали.
– Как это – вычистили бы вообще?
– Сейчас объясню, – произнёс визитёр и достал из-за пояса нож.
Сергей испуганно вздрогнул.
– Да не бойся ты! – улыбнулся незнакомец. – Я тебе никакого вреда не причиню. И даже резать тебя не буду. Просто ровно сиди и не дёргайся!
С этими словами он подошёл к юноше, и расположил нож кончиком острия над переносицей чуть выше бровей на расстоянии пары сантиметров от головы. Неожиданно у Сергея возникло странное и непривычное ощущение в этом месте, которое пошло внутрь головы. Незнакомец медленно покрутил нож влево-вправо, как будто расширял какое-то отверстие остриём. Ощущение стало неприятным, в голове зазвенело. Сергей отдёрнулся.
– Что это такое? – спросил он.
– Что, сильно неприятно? – удивлённо поинтересовался незнакомец. – Ну дай тогда маленький кухонный ножик, им будет послабей. Только лезвие чтобы узкое было, так эффективнее.
– А зачем это? – спросил юноша.
– Морок ослабить. Нож давай.
Сергей дал ему овощной кухонный ножик, и тот продолжил свои манипуляции. Ощущение усиливалось, но уже не так резко, как минуту до этого. Через некоторое время незнакомец произнёс:
– А теперь закрой глаза. Я подвину ножик, а ты скажешь мне, влево или вправо он перешёл.
Сергей послушно закрыл глаза.
Непонятное ощущение переместилось в место над правым глазом.
– Вправо, по-моему, – сказал он.
– А теперь открой глаза и проверь.
Юноша открыл глаза. Нож действительно был над правым глазом.
– И что это значит? – спросил он.
– Ну, сейчас это не важно! – отмахнулся незнакомец. – Просто ответь мне, в первом классе вас сколько было человек?
– Ну, больше двадцати… – неуверенно вспомнил Сергей. – Может, даже тридцать. А что?
– А сколько из них ты вот прямо помнишь? – продолжил спрашивать незнакомец.
– Ну, человек десять-пятнадцать, наверное.
– А поточнее? Ну, вот как выглядели, как их звали, как себя вели.
Сергей, силясь, еле смог воссоздать образы примерно дюжины одноклассников.
– А теперь достань фотографию из выпускной группы детского сада. – попросил гость.
Не понимая, к чему тот клонит, Сергей сходил в комнату и, порывшись в выдвижных ящиках шкафа, извлёк старую папочку-памятный адрес, в которой справа были стандартные пожелания счастливой жизни, а слева – фотография их группы дошколят.
Он передал её гостю, тот посмотрел на фото и продолжил:
– Ну, вот смотри, тут два с половиной десятка детей, так?
– Ну так, – неуверенно ответил Сергей, всё ещё не понимая, к чему тот клонит.
– И в первый класс вас примерно столько же пошло, правильно?
– Ну да, правильно.
– А в девятом вас сколько выпустилось?
– Человек пятнадцать, – неуверенно ответил юноша. У него начала болеть голова.
– А остальные где?
– Ну, как где? – непонимающе ответил он. – В другие школы перевелись!
– А к вам сколько народу перевелось?
– Никто не переводился.
– Ну а теперь подумай: в каждой школе в первый класс приходит под тридцать человек. А из девятого уходят человек пятнадцать, остальные переводятся в другие школы. Правильно?
– Правильно. А клоните-то Вы к чему?
– А к тому, что ежели все так вот из школы в школу переводятся, то в каждой школе и должно в девятом классе быть всё так же по двадцать-тридцать человек, и все должны помнить, как много новеньких к ним в классы напереводилось. Однако же в каждой школе – даже при нескольких первых классах – количество детей в девятых в среднем в полтора раза меньше, чем в эту школу поступило. Классы даже объединяют, но никто из-за морока об этом не задумывается. И исключений из этого правила практически нет! Вопрос: куда в таких промышленных масштабах деваются дети из школ?
Сергея повело. Такую информацию осмысливать он не хотел. На миг у него очень заболела голова, но тут же в переносице вспыхнуло это новое странное непривычное ощущение, и боль резко прекратилась.
– Но постойте! У меня в лицее – когда я туда поступал – в десятом классе было тоже народу до фига! – воскликнул он.
– Так вы с нескольких школ-то в него и поступили. Плюс те, кто сразу же учились в нём. А сколько из них в другие лицеи перевелось?
– Ну, человека три или четыре, – неуверенно ответил юноша. – А что?
– А к вам сколько?
– Ни одного, – испуганно ответил парень.
– А ты их точно вспомнить можешь, ну, тех, кто от вас перевёлся?
Сергей попытался напрячь память, чтобы собрать разрозненные и тусклые воспоминания о своих соучениках, но у него почему-то ничего не получалось.
Новый приступ головной боли нахлынул на него.
– Это называется морок! – словно через подушку услышал он неожиданно почему-то начавший удаляться голос незнакомца. В глазах начало темнеть.
Незнакомец, увидев, что Сергей резко и неестественно бледнеет, подскочил к нему, снова поставил ему свой нож у переносицы и резко провернул его в воздухе. Словно бы острой раскалённой спицей это резкое ощущение удержало юношу от потери сознания.
– Чаю глотни! – сказал ему незнакомец. – Полегчает! Сильно оно тебя!
– Но подождите! – воскликнул Сергей. – Ведь не может же такого быть-то! Они же реально кто-то куда-то переезжает, кто-то переводится, не могут же они просто вот так вот все пропадать! И почему именно девятый класс-то?
– А потом вы все по колледжам расползаетесь, по ПТУ, лицеям и прочему, а в девятом классе вас можно ещё хоть как-то по головам пересчитать. – ответил незнакомец. – А так все знают, что классы объединялись и что кто-то уходил в другие школы, но все воспринимают это как само собой разумеющееся, особенно там, где кто-то уезжал из деревни, или там, где этих классов было несколько.
– А как же это всё скрыть-то?
– Ну, для начала действительно организуются странные полуобоснованные переезды с заменами шила на мыло, чтобы движуху создать, и там уже – дело техники. Как говорится – было бы желание! Плюс мощнейший морок. Всё им накрыто, как колпаком.
– Так а что же со всеми этими детьми-то происходит?
– Как что? Их едят!
7497937094748785678162960617619098717199
Фёдор Андреевич Кошка, младший сын боярина Андрея Кобылы, отпустил охрану и остался один, смотреть на заходящее солнце. Закат над морем был как никогда чарующ. Солнце садилось над Русскими морем, и с башни Кыз-Куле открывался прекрасный вид. Золотая Орда привела в порядок эту крепость, и старые камни, помнившие тысячелетие войн, крови и надежд, отдавали солнечное тепло надвигающейся ночи.
– Здравствуй, Мансур! – произнёс Фёдор.
Подошедший – как он думал, бесшумно – сзади старший сын Эдыгэя – серого правителя Золотой Орды – смутился.
Наступила гнетущая пауза.
– Здравствуй, Фёдор, – наконец прервал молчание Мансур.
Фёдор вздохнул полной грудью и посмотрел на горизонт. Заходящее солнце раскрасило его в чарующе переходящие в синь моря закатные цвета, делая небо одновременно и невесомо лёгким, и бесконечно тяжёлым. Последний луч солнца пронзительно сверкнул и исчез под кажущимися неразличимо маленькими из-за дали горизонта штормовыми волнами.
– Ты знаешь, зачем я пришёл? – встав рядом с Фёдором, спросил его Мансур.
– Я знаю, зачем ты отпустил охрану башни, – ответил Фёдор.
– А почему ты отпустил охрану? – в свою очередь поинтересовался сотник.
– Потому что знал, зачем ты придёшь. – ответил ему боярин.
Мансур замолчал.
Стоя рядом с Фёдором, он смотрел вместе с ним, как море выпивает последние сполохи света, отражающиеся в облаках.