Страница 2 из 5
Пусть я и не до конца понимал всей ситуации, в которую я попал, но это начинало мне нравиться. Невольно в моей голове всплыли воспоминания о неизвестном силуэте человека, который я видел в конце тоннеля, еще до обморока, и решил все-таки последовать вперед. И вновь, как только я начинал идти, туман сзади меня сгущался, и я уже не видел ничего сквозь него. Мне даже было не страшно, ведь он не причинил мне вреда, когда я находился в состоянии отключенного сознания, а поэтому и не причинит мне вреда сейчас.
Ну вот, пройдя, по меньшей мере, пару километров, ну мне так показалось, я увидел перед собой какую-то дверь. За ней, в щели между косяком и самой зверью виднелся свет, яркий свет. Внутри меня мгновенно возникло желание открыть ее, но при этом я не знал, что меня там ожидает. Но я подошел к ней уже настолько близко, что туман совершенно не оставил мне никакого выхода, ведь возвращаться было некуда, а расстояние метр на метр было очень мало для меня. Паника меня не накрыла, даже и намека на нее не было, но я не переставал думать об этом ярком свете, который ну уж точно был за дверью. Торопить я не стал, и все же решил сосредоточиться на том, что имел: а именно на расстоянии, которое меня окружало – буквально метр на метр пространства. Я присел попой на ковровое покрытие, руками оперся на него со стороны спины, и задрал подбородок вверх. Серый туман, находившийся над моей головой медленно, словно множественными потоками, хаотично гулял по траекториям, и завораживал меня. Я как под гипнозом наблюдал за ними, и заметил что они словно знак бесконечности, вращаются под разным углом.
В каких-то углах туманности можно было увидеть более светлые пятна, и наоборот – более темные. Скорее всего, это зависело от интенсивности скопления частиц, из которых он состоял. Я, конечно, не могу точно ответить на вопрос, из чего состоит этот туман, но то, что он был холодным – это являлось неоспоримым доказательством. Всматриваясь в это непонятное облако, я представил небо в грозовой день, когда тучи пролетают мимо тебя, и рисуют на небе неизведанные узоры. В своем большинстве, это были просто клубы частиц, которые хаотично сталкивались друг с другом, образуя при этом массивные скопления, стреляющие на землю сотнями молний. Порой были видны на нем дивные животные и монстры, описанные в легендах Древней Греции: единороги, тролли.
Как заколдованный, я начал мысленно рисовать на туманном потолке картины. И хоть эти воображаемые листы были не белоснежными, а имели серые тона, рисунки все равно получались красочными. Я пытался сначала нарисовать свое отражение, как в зеркале, но у меня ничего не получалось. Ну да, я никогда не отличался художественным мастерством. Для меня даже нарисовать квадрат-то – было уже испытанием. Натюрморты я рисовал не с первого раза, и то, если прибегать к помощи друзей или черчения. Про пейзажи и портреты я вообще предпочитаю молчать. Да, конечно образы всплывали в моей голове, но этого было мало. Мне даже казалось, что я пальцами руки начинаю рисовать свои узоры. Со стороны наверно это выглядело забавно, когда парень бессознательно поднимает руки вверх и пытается вычерчивать что-то. При этом, если у него не получается, он усиленно начинает стараться двигать руками, судорожно напрягая пальцы. Движения повторяются часто, что воздух, словно накаляется и становится горячим. Единственное наверно, что не происходит – что за этим никто не наблюдает, и воздух совершенно не горячий, поэтому обжечься невозможно.
После безрезультатных попыток я очнулся лежа на ковролине, свернувшись калачиком. Глаза были так широко открыты, что даже страшно стало. Возникало ощущение, что я проснулся с распорками между веками, которые не позволяют их прикрыть или закрыть. Даже слизистая оболочка начала высыхать, и желание моргнуть росло с каждой секундой. При этом, я со скоростью света вскочил на ноги, и у меня закружилась голова от резких движений. Я попытался руками опереться на что-либо, но смог нащупать только дверь, находившуюся прямо передо мной, и случайным образом толкнул ее вперед…. Она открылась, и я не ошибался, думая, что за ней находится ярко освещенное помещение. Вспышка света ослепила меня в миг, ведь я долгое время находился в тоннеле, довольно таки тусклом и темном.
Глава 3. Стены. Картины страха
Боль в глазах. Жжение и желание тереть их бесконечно, до слез было сильнее меня. Я хотел лишь, чтобы они смочили зрачки, которые сузились до точки. В этот момент на меня словно из прожектеров со всех сторон лился яркий свет, и я будто видел, как мои уши просвечиваются насквозь. Правда, я не совсем понимал, как можно самому увидеть просвет своего же уха, но именно такое впечатление у меня складывалось.
Я руками натер глаза докрасна, и наконец-то выдавил из них пару капель слез, которые попав на зрачки, привели их в рабочее состояние, и я прищурившись, как бы скрываясь от ярких лучей, смог рассмотреть обстановку вокруг себя. Я находился в небольшом помещении, которое было полностью белым: стены, дверь, потолок и пол. Эти грани моего небольшого Мира, которым в данный момент являлась эта комната, словно сами излучали свет, и напоминали мне лампочку с матовым покрытием, на которую смотреть можно часами, и глаза не слепнут от этого. Но устают. Так вот, мои устали уже. Осматривая комнату все внимательнее, я не видел второй двери, которая бы была выходом из комнаты, а та, в которую я вошел, открывалась вовнутрь, и ручки у нее не было. Конечно, можно было попытаться ногтями подцепить ее снизу или сбоку, но так как я имел привычку всегда обстригать ногти на руках практически под корень, мои попытки могли оказаться тщетными. При этом в потолке я увидел небольшое отверстие, которое напоминало мне лузу в бильярдном столе, но в тот момент я не понимал для чего оно нужно. Пролезть в нее я точно не смог бы, да и чтобы достать до потолка, понадобилась бы как минимум лестница.
Я все тщательнее разглядывал стены, и обнаружил, что каждая из них имеет выдавленный рисунок. Он был не броским, и заметить его было трудно, ведь свет, исходящий от стен ослеплял. На одной из них я сумел разглядеть черепаху с очень длинным языком, которая расположившись в середине круга, обхватывала его им. При этом, это был не просто круг, насколько я правильно понял, он состоял из отложенных ею же яиц, то есть из ее будущего поколения. Поэтому я так понял, что она собралась сожрать всех своих еще не вылупившихся детей, так как одно из яиц уже было у нее во рту, и она пыталась его проглотить. Конечно, у меня возникали мысли о том, что возможно какое-то плотоядное бродило вокруг и охотилось на ее потомство, и поэтому она решила защитить их, спрятав внутри себя. И единственным способом, как она считала – проглотить свои отложенные яйца. В какой-то мере это была страшная картина, и тот художник, который придумал данную ситуацию просто живодер, и не испытывает никакой жалости к бедным невылупившимся черепашкам. Мне стало, настолько жаль ее, ведь от безвыходности она была вынуждена погубить всех своих детишек. Но с другой стороны, когда я начинал рассуждать, она могла просто быть живодеркой, и специально пожирать собственное потомство. В общем, я не знал правильной трактовки этой картины.
На второй стене, где была дверь, через которую я попал в эту странную комнату, была нарисована типа вселенная, с множеством планет, которые могли бы вращаться по своим орбитам, если бы из этого можно было сделать анимацию. Планеты, кометы, астероиды и метеориты – все это было видно очень отчетливо, а посреди этого изображения располагалась белая дверь, как бы олицетворяющая выход из этого Мира в некий другой, безымянный Мир насыщенный белыми красками. Смысла я тоже понять особо не мог, но объемность изображения меня просто поражала, и создавала внутри меня приятное возбуждение. Смотря на эту стену со стороны было отчетливо видно, что туман пытается просочиться в дверной косяк, и словно вытолкнуть саму дверь, чтобы пустить свои холодные цепкие щупальца в белоснежный рай, и эта дымка контуром очерчивала прямоугольный косяк. Создавался даже некий более четкий смысл этого художества: будто из Мира темного и холодного, мы в любом случае должны попасть в прекрасное далеко, которое будет нам непонятно и непостижимо нами, пока не произойдет что-то такое, отчего мы сможем разгадать великий знак вечности и времени.