Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14



Семён Александрович не ожидал услышать такое, он жил в ограниченном информационном пространстве, и ему казалось, что кругом так же тихо и спокойно, как у них в деревне Гарь. Он предполагал, что большевики расстреляли всех своих врагов, кругом установили тиранию, и никто не смеет выступать против них. Он уже смирился с властью большевиков, надеялся, что теперь будет мир и спокойствие. Однако мира оказывается, нет, а идёт жестокая Гражданская война. От этой информации ему стало плохо, в груди защемило, и он, побледнев, схватился за сердце.

– Папе плохо, – испуганно крикнул Петя, – Пётр Егорович, дайте скорее папе лекарство!

Врач оказал Верещагину необходимую помощь, дал лекарство и велел больному не вставать, пока не станет легче. После этого сердечного приступа Семён Александрович пролежал в постели несколько дней. Пётр Егорович почти каждый день приезжал к Верещагиным. Хороших лекарств у него не было, но его присутствие как-то успокаивало, и здоровье больных шло на поправку. Пётр Егорович, между делом, с удовольствием нянчился в доме Верещагиных со своими внучками Любашей и Аней, которые теперь жили здесь с матерью и отцом.

Глава 4

Антонина выходит замуж

За день до свадьбы Семён Александрович впервые после болезни сам пришёл завтракать в столовую. Он ещё чувствовал большую слабость, слегка кружилась голова, и ноги были как ватные. Однако он понимал, что чем больше он будет валяться в постели, тем дольше не поправится. Петя же давно чувствовал себя здоровым и спокойно ходил по дому, только на улицу врач ещё не разрешал ему выходить.

Не успели Верещагины сесть в столовой завтракать, как к ним пришёл сосед Михаил Чернов. Его пригласили к столу, но он вежливо отказался.

– Меня направили к вам все соседи, – стал объяснять Михаил, – в деревне соскучились по праздникам, а у вас намечается свадьба. Мы предлагаем провести свадьбу сообща, всей деревней, по нашим обычаям, как раньше. У нас ещё Даша Лукьянова выходит замуж за парня из села Торопово.

Семён Александрович укоризненно посмотрел на своего бывшего управляющего и сказал:

– Это получится пир во время чумы. Нельзя устраивать праздник, когда кругом разруха и голод. Идёт страшная война, мы сидим в своей скорлупе и ничего не знаем. Слухи о нашем празднике дойдут до большевиков в Данилове, и нас обдерут, как липку, и помрём все потом с голоду.

Михаил, когда пришёл, был в приподнятом настроении, но после отказа Верещагина, весь сник, и покорно произнёс:

– Как знаете, может вы и правы…

После его ухода, сыновья Саша и Петя стали уговаривать отца:

– Папа, почему ты боишься? Можно скромно устроить хоровод на улице вокруг костра, как в масленицу, люди сами напекут себе пирогов. Они и так каждое воскресение их пекут. Вина они тоже своего напьются, брага у всех есть; просто надоело всем крутиться в своём хозяйстве, хочется себя показать и на людей посмотреть.

– Ладно, вот приедет Пётр Егорович, мы с ним посоветуемся, – сказал Семён Александрович и стал, не спеша, есть кашу.



Днём все обитатели дома Верещагиных занимались делами по хозяйству, а перед обедом неожиданно появились гости из Петрограда, это: Павля, Катя, Соня, и Лариса. Они имели усталый вид, потому что шли пешком от Данилова. Семён Александрович так обрадовался появлению дочерей, что забыл о своей болезни и готов был плясать. Он радостно обнимал и целовал дочерей. Снова накрыли стол в гостиной, и тут же, по случайному совпадению, приехал из Сумарокова Пётр Егорович.

– Вы как раз к столу, – встретил хозяин гостя в прихожей.

Семён Александрович весь светился от радостного возбуждения, его аккуратная бородка и белая накрахмаленная рубашка, под костюмом, придавали ему праздничный и интеллигентный вид.

– Я вижу, вы, голубчик, почти здоровы, – с удивлением посмотрел на больного доктор.

– Дочери приехали на свадьбу, – сообщил Верещагин, – они получили мою телеграмму и сразу собрались. В Петрограде голод, пусть хоть здесь досыта покушают.

– И где они сейчас? – спросил доктор, снимая пальто.

– Они на верху, в гостиной.

Когда все собрались за столом в гостиной, то во время обеда, начали обсуждать порядок проведения свадьбы. Даже Павля не стала требовать соблюдения этикета, она не терпела разговоров за обедом. Сваты обдумывали: на чём ехать до церкви, на санях или на колясках. Снегу нанесло ещё мало, поэтому решили запрягать лошадей в летние коляски, так будет выглядеть более торжественно. Девушки тоже подключились к обсуждению и предложили запрягать тройку для жениха и невесты. Вот только досада – лошадей у Смирновых и Верещагиных на тройку для молодожёнов как раз хватит, а остальным родственникам придётся идти до церкви пешком. Тут Семён Александрович вспомнил о предложении соседей провести свадьбу сообща, и у них можно позаимствовать лошадей. Так и решили: сразу же после обеда Саша сходил к соседям и обо всём с ними договорился.

В воскресный день, рано утром, начались свадебные мероприятия. В комнате невесты собрался девичник: это сёстры Антонины, вторая невеста Даша Лукьянова и её деревенские подружки. По обычаю невесты должны плакать, прощаться с родительским домом, и от девичника доносились вопли, плач, с оттенком притворства и сдержанный девичий смех. Семён Александрович тоже рано встал, сходил на кухню, проверил студень (хорошо ли застыл), и с улыбкой прислушивался к плачу, доносившемуся с верхнего этажа. Маленькие девчушки Калачёвы, бегавшие по коридору, испуганно спросили:

– Дядя Семён, кто там плачет?

– Не бойтесь, это невесты притворяются, будто им замуж идти не хочется, – успокоил их хозяин дома.

Затем он пошёл в барак, где была школа. Там в большой комнате решили накрыть два длинных стола для свадебного пиршества. По обычаю свадьбу полагалось проводить в доме жениха, но в Сумарокове жителей было в два раза больше, чем в Гари, всех не угостишь. Столы для свадьбы сделали накануне из старых досок, которые собирали по всей деревне, так как доски были дефицитом. Столы выглядели неприглядно и казались грязными, хотя деревенские женщины их тщательно вымыли. Верещагин попросил женщин найти какие-нибудь холсты или простыни и закрыть столы. Руководила приготовлениями в бараке Мария Верещагина.

Время в хлопотах летело быстро, и Семён Александрович едва успел немного перекусить, как послышался звон колокольчиков, от подъезжавшей к дому тройки. Верещагин, не доев кашу, поспешил на улицу, накинув в раздевалке на плечи полушубок.

Снег в этот день подтаивал, стояла тихая пасмурная погода. Народ толпился возле дома, слышались радостные возгласы, у людей чувствовалось праздничное настроение. Мужики требовали с жениха, Смирнова Петра выкуп. Вместе с ним в коляске сидел Пётр Егорович и два родственника. Они откупились от мужиков большой бутылью с брагой, и мужики тут же на улице стали угощаться; наливали брагу в большую глиняную кружку и поочереди выпивали.

Вскоре подъехала тройка из села Торопово со вторым женихом, с него тоже мужики получили выкуп, но не брагу, а самогон.

Обе тройки были украшены цветными бантами, заплетёнными в волосах лошадей, и разными колокольчиками, висевшими на дугах. Каждый ремешок, каждый элемент троечной сбруи украшался наборами разных бубенцов. Люди разглядывали упряжки и сравнивали, какая тройка красивее, при этом их мнения разделялись.

С разных сторон к дому Верещагиных подъезжали на лошадях гости и просто зрители, чтобы всем обозом поехать в церковь смотреть на венчание. Среди приехавших людей, были даже крестьяне из соседних деревень. Семён Александрович зашёл в дом и переоделся в праздничный костюм, шубу сверху он надевать не стал, а надел лёгкое пальто, так как было на улице не холодно.

И вот из дверей дома женихи вынесли на руках своих невест, нарядных и красивых, посадили их в коляски и дали команду кучерам ехать. Роль кучеров выполняли «дружки». Следом за тройками двинулись на телегах родственники и гости, растянувшись цепочкой по дороге. В одной из телег гармонист начал играть весёлую мелодию русской плясовой, и Семёну Александровичу стало радостно на душе. Ехал он в четырёхместной коляске вместе с женихом и невестой, сидящими на передних сиденьях. Рядом с ним сидел Пётр Егорович.