Страница 4 из 10
– Надеюсь, ты не разучился разговаривать, брат? – пошутил мой отец, когда хозяин жестом пригласил нас войти.
В ответ Мэй лишь молча обнял его и так же молча поклонился мне и матери. Я заметила, что он не в силах скрыть досаду, и вдруг почувствовала признательность – мне нравилась его искренность. По крайней мере, книги и одиночество не научили моего дядю лгать и лицемерить.
Я лежала в холодной постели, пахнущей плесенью, и пыталась представить, кому принадлежала эта комната раньше и когда в ней спали в последний раз. Это стало моей обычной игрой перед сном. Чаще всего эта игра была забавной, но сегодня такие мысли заставляли моё сердце грустить. Комната явно предназначалась для девушки, и не только из-за преобладания розовых оттенков в отделке. Всё в ней: и гобелены, и мебель, и изящные вещички – точно кричало, что создано отражать красоту хозяйки. Дорогое, но очень старое зеркало в тяжёлой оправе, казалось, ещё хранило образ своей госпожи, а занавес на окне берёг тепло её рук… Мне было неудобно прикасаться к этим вещам, словно я краду или подглядываю в щёлку за чужой жизнью. Что стало с хозяйкой этой комнаты, ведь наверняка она жила здесь ещё до появления дяди Мэя? Возможно ли, что и эта девушка пропала в холодных мрачных коридорах Замка Серых садов? И не явится ли монстр, похитивший её, теперь за мной? Я испуганно сжалась под одеялом, уставившись на дрожащий огонёк свечи, которую не стала гасить. Где-то далеко-далеко едва различимо зазвучала красивая печальная мелодия. Она подкралась незаметно, переплетясь с моими мыслями и чувствами, и лишь затем заполнила всё вокруг меня. Ничего подобного мне раньше не приходилось слышать. Едва заметная грусть этой музыки нарастала крещендо, сметая всё на своём пути. Становясь всё сильнее, музыка впивалась мне в душу тысячами болезненных игл и вдруг отпускала, заботливо касаясь нанесённой раны эликсиром надежды, но затем, словно обезумев, ранила ещё сильнее. Затем мелодия преобразилась: вместо боли и тоски она дарила мне нежность, успокаивала, гладя сердце, лаская душу. Я на мгновение вернулась в места, которые так любила, вернулась к Тиму. Слёзы навернулись на глаза, я испытала почти физическую потребность окунуться в эту музыку целиком, словно мелодия была водой, а я долгое время мучилась жаждой. Мне нужно было найти этот целебный источник, опустить в него руки, плеснуть в лицо живительной влагой, погрузиться на дно… Не в силах больше сдерживаться, я поднялась с кровати, накинула халат на ночную рубашку, обулась в домашние туфельки и, выскользнув за дверь своей комнаты, поспешила на манящие звуки. Тёмные коридоры больше не пугали меня. И наставления матери – не покидать покоев до самого утра – были напрочь мной позабыты.
С каждым моим шагом музыка становилась всё громче, потом к мелодии присоединился голос, и стало возможно разобрать отдельные слова песни, но смысл их ускользал, и меня это раздражало. Голос завораживал ещё больше, чем мелодия, никогда я ещё не слышала такой мощи, такой красоты, такой страсти. Странные чувства нахлынули на меня.
Мне уже было понятно, что певец находится в каминной зале, где дядя Мэй устроил довольно скромный приём в нашу честь, и я предположила, что взрослые продолжили своё общение, отправив меня спать, словно я маленькая девочка. Обида кольнула моё сердце: как они могли лишить меня такого счастья? Я почти с яростью распахнула дверь… И каково же было моё удивление, когда зала оказалась пуста. Певец был один. У догорающего камина сидел юноша и перебирал струны лютни. Едва я приоткрыла дверь, он поднял голову и улыбнулся. Прятаться не имело смысла, я вошла.
– Вы так прекрасно пели, – пробормотала я, ненавидя своё косноязычие.
– Вы услышали меня? – В голосе незнакомца послышался искренний интерес, глаза жадно заблестели. Мне почему-то сделалось не по себе от его взгляда, проникавшего даже под мою кожу.
– Как можно вас не услышать? – поклонилась я. – Я думала, что тут уже собралась толпа, чтобы рукоплескать вам.
Он внимательно посмотрел на меня:
– Я играю тут каждую ночь, на протяжении долгих-долгих лет, но уже давно никто не приходит сюда, чтобы насладиться моей игрой. И вот теперь появились вы. Какая ирония!
– В чём же ирония?
– Вы ещё дитя, поди, в чудеса верите, – усмехнулся он, заметив, как вспыхнули мои щёки. – Мне нечем вас зажечь. Вы как мокрая древесина, толку от вас чуть. А всё потому, что у вас чистое сердце.
– Мне уже это говорили, – обиделась я.
– Немудрено. Удивительно другое: что вы меня услышали. Что же с вами не так?
Он поднялся, осторожно положив лютню, и подошёл ко мне. Изящные, длинные и ужасно холодные пальцы взяли меня за подбородок, чуть приподняв его. Меня испугало это прикосновение, но я не в силах была противиться ему. Незнакомец заглянул мне в глаза и улыбнулся.
– Нежные черты лица, по-детски пухлые губы, которые, к сожалению для меня, ещё никто не целовал, глубокие синие глаза, в которых нет любви, высокий лоб, на нём ещё нет морщинок печали, золотистые кудри, как отблески холодной луны на воде. Лицо утопленницы в омуте жизни, бесстрастное холодное ничто. Нет, мне не приманить вас, вы сами легко могли бы стать охотницей, но вам это не нужно. Почему же вы услышали меня?
– Я не знаю. – Очень хотелось вырваться, бежать прочь, но силы оставили меня, и даже страх уснул в моём сердце.
– Ни одной дурной или чёрной мысли, – продолжал незнакомец, – и в то же время ни намёка на гордыню добродетели. Похоже, вы даже не задумываетесь о себе, о своих желаниях. Желание съесть мороженое или надеть новые туфельки в счёт не идут. Вы даже не знаете, что это такое – желать. Вас словно нет. Как это прекрасно, и как мы похожи, будто человек и его отражение. Мы оба пусты, только по разным причинам. Я знаю, что такое страсть и то, как холодно без неё мёртвому сердцу. Просто я выгорел дотла, а потому жажду согреться хотя бы чужими страстями. Вы же пусты, и вас это не беспокоит. О да, вы моё отражение. Зачем же вы встретились мне? Кто надоумил вас посетить Замок Серых садов? Здесь давно не было гостей.
– Так захотела моя бабушка, Королева Вьен, это она послала нас сюда.
Менестрель расхохотался:
– Забавно! Узнаю Королеву.
– Вы с ней знакомы?
– Однажды она провела пару ночей в этом замке. Вьен было интересно разгадать тайну пропавших здесь людей.
– Она разгадала?
– Милое, наивное дитя, вы ещё можете сомневаться, когда разгадка стоит перед вами? – Он выпустил мой подбородок, но тут же обнял меня и закружил в танце, как по волшебству зазвучала музыка. Где-то в глубине своего сознания я услышала голоса, разом вспомнились истории о пропавших здесь людях.
Мне сделалось нестерпимо страшно, но я всё же задала вертевшиеся на языке вопросы:
– Что же стало с теми людьми? Куда они пропали? Кто вы?
Музыка смолкла, менестрель замер и выпустил меня из своих рук.
– О это женское любопытство! Дитя, если вы узнаете ответы на свои вопросы, то вас тоже уже никто не найдёт. Вы хотите этого? Хотите увидеть тех, кто пропал?
Его лицо дрогнуло, как вода, в которую бросили камень, и мне показалось, что я смогла рассмотреть нечто за этой зыбкой маской. Почему-то мне вспомнились Болота.
– А вот это уже интересно, – пробормотал он, заглядывая мне в глаза, – вот она, отгадка. В вашем сердце всё же что-то есть, и это что-то вползло туда и прижилось, пустив свои мерзкие корешки. Оно сильнее меня! Но почему? Нет, я не настолько глуп, чтобы питаться этим, – это отрава. Королева решила убить монстра, подсунув ему отравленную овцу?!
– Я не понимаю…
– Вы ещё не поняли, что перед вами чудовище? – спросил он с искренним удивлением.
Я испуганно замотала головой.
– Или вы думаете, что монстр должен быть уродлив и страшен? Так вот, девочка, в жизни всё совсем наоборот.