Преемники апаранса

Но Зим — одарённый физик с пониманием деятельности частиц на интуитивном уровне, снискал большее уважение среди правительственного эшелона, отчего был назначен главой экспедиции. И именно Зим уговорил Фрэнка на полёт и получил одобрение от правительства на вербовку учёного товарища.

Фрэнку не приходилось жалеть о принятом решении. Компания друга и непрекращающиеся исследования подкупали. Порой он так увлекался анализом данных, что напрочь забывал, где находится. Доходило до того, что начинал звать по имени своего бывшего ассистента, который почему-то не отзывался (вероятно, потому, что находился в Коннектикуте). Опоминался лишь, когда массивные створки шлюза распахивались, раскалывая иллюзию безопасности и обнажая мёртвое тело Керы. Тёмная луна пугала. Каждый раз Киби проклинал необходимость покидать базу и ехать в лабораторный корпус, расположенный близ буровой шахты. Он подбадривал себя: «Хоть в шахту лезть не приходится». Там в забое без устали работали автоматы, нещадно грызя камни, терпя непереносимый человеком холод и пробиваясь всё глубже в недра.

Части тех недр как раз лежали в сброшенном контейнере. Следом за Фрэнком из ровера спрыгнул лаборант. Даже при низкой гравитации и объединённых усилиях груз был слишком тяжёлым. Старик и юноша, обливаясь потом и бороздя грунт, тащили контейнер к входу базы. За второй створкой шлюза их встретил Марш. Он уступил дорогу побагровевшим путникам. Не только из чувства такта, но и потому что скафандры предавали своим носителям довольно грозный вид. В таком даже старик-учёный заставлял Марша выглядеть в сравнении мелко. Мощная конструкция костюма не только защищала от внешних механических и кислотных воздействий и обеспечивала кислородом, но, что наиболее важно, спасала от смертельных морозов.

— Как добрались, Сэр? Сегодня бури любезно затихли перед вашей вылазкой, — обратился по-приятельски Марш, но и с ощутимым уважением.

— Ну что ты сэркаешь? Я тебе уже говорил — мы на заброшенном куске неизвестно чего в космической глубинке. Варимся в одной каше, одни булыжники таскаем. Какие тут титулы? Чем почтительность подсовывать, помог бы эту дуру дотащить, — Киби пнул по контейнеру.

— Для начала, предложил бы Вам с компаньоном переодеться в домашнее, — улыбнулся Марш, указывая на скафандры.

Главный корпус оплетал лабиринт коридоров, вписавшихся меж коробок технических помещений. За ними располагался командный зал, где днём (номинально, по земному времени) сосредотачивалась большая часть команды. Она обрабатывала лабораторные данные, производила анализ, корреляцию, расчеты, отслеживала исправность техники и писала отчёты земному руководству, ожидая удалённых корректировок плана. Оживлённое помещение заполняли шум работающего оборудования и разговоров. Обсуждения как технические, так и не очень — скорей, даже неформальные. Но с учётом табу. Так, по молчаливому согласию, научный персонал никогда на людях не озвучивал преждевременных убеждений о природе аномалии Эреба. Неоднозначная тема могла воспламенить даже холодный ум.

Но вето не распространялась на технический персонал. Инженеры, техники и механики не только обсуждали любые темы с азартом, но и делали ставки. Ставили не только на приглянувшиеся теории (притом игроки не всегда понимали их тезисы), но и на страну-первооткрывателя. Однако ждать открытия долго, потому к предметам ставок стали добавляться обыденные вещи: количество принесённых камней Фрэнком; сколько раз за день разразится матом ДиТёрк; кто кого переспорит — Зим Марша или Марш Зима. Поначалу ставили деньги, но потом, когда надоело копить виртуальные выигрыши, которые можно будет потратить только по прибытии на Землю (да и инфляция за эти годы могла солидно скрасть резон выигрыша), решили играть на рабочие смены. Такое решение традиционно опротестовал Зим. Что удивительно — его поддержал Марш. Уступив начальству, игроки перешли на ставки желаниями. Правда, после того, как худощавый и неуверенный в себе Хайдер подбежал к главному медику базы, которым была полноватая женщина приличных лет, схватил её, прилюдно признался ей в любви и попросился стать её ручным пёсиком, после этого пришлось и игру на желания отменить. Так выдумку желаний заменила пресная плата едой. Но, в конечном счёте, важен был не выигрыш, а азарт, который раскрашивал тёмные дни и дарил ощущение житейских моментов, оставленных на далёкой Земле. Это позволяло почувствовать себя хоть сколько-то настоящим среди серой глыбы рабочих смен.

Привычный гомон командного зала был слышен с коридора. Но как только тройка ступила в зал, молва прервалась. Зим оторвался от монитора и спешно пошёл приветствовать Фрэнка. Маршу с лаборантом этих почестей не досталось. Двое старых учёных оживлённо обсуждали принесённые записи. В разговоре всё чаще звучали восклицания.

Всматриваясь в бумаги Зим хмурил и без того поеденное старостью лицо.

— Всё перепроверили?

— Так точно. Техника откалибрована, результат трижды перепроверен, — чеканя, отчитывался лаборант.

— Тогда как прикажешь это понимать?

— Прошу меня извинить. Мне отдан приказ — сбор информации, но не её трактовка, — без намёка на дерзость выдал лаборант.

— Чем тогда ты лучше автомата? — прошипел Зим и, не дожидаясь ответа, сунул отчёт своему старшему ассистенту Гаррисону, — Что скажешь?

— Ну-у-у, знай я, что всё это значит, сэкономил бы нам по двадцать лет полёта, — отшучивался ассистент.

— Ещё один бот. Окружили меня техникой. И вся бракованная. Зачём всё это? Можно было посадить меня одного в ракету с киркой и микроскопом.

Доктор негодовал больше от усталости, чем с искренней злобы. Ему, как человеку институтских кабинетов, подобные экспедиции были противоестественны. Понятие «работа в полях» отмерло ещё в двадцатом веке. Да и возраст доктора давал о себе знать. Зим взглянул на Фрэнка: — Эх, только ты меня не подводишь. Жаль, что вопрос не твоего профиля, — подумав, добавил: — пока летели, не спал бы в гибернации, а материалы научные изучал. По прилёту был бы уже заслуженным физиком. Тогда бы и вдвоём управились.

Дождавшись конца сокрушений Зима, Марш отвёл того в сторону. На этот раз куратор был предельно серьёзен.

— Сэр, ответа с Земли так и нет. Две недели прошли, мы должны были давно его получить. Есть основание полагать, что произошёл разрыв в цепи передатчиков.

— П-ха. Ты думаешь, тебе спешат отвечать? Это ты тут застрял среди чёрноты и датчиков. А они там жируют среди свеженьких бюджетов и бифштексов. Торопиться и не думают.

— Замечу, сэр, это не бытовой вопрос, а инцидент, требующий срочного реагирования. Списывать молчание на нерасторопность? Не думаю.

— Думаешь, не думаешь — да какая, к чёрту, разница? Ответа всё равно нет.

— А как быть с командой? Сегодня будем переводить её на резервное питание. Мне трудов стоило оправдать экономию синтезированной пищи. Утаивать и дальше, на что-то списать, не выйдет. Придётся признаться, — Марш перевёл дух, — но реакция команды не основной вопрос. Вскрывая запасы пищи, мы запускаем отсчёт времени. С каждым днём ожидания запасы будут таять, и приближать нас к голодной смерти. — Марш расправил плечи, и посмотрел в самую глубину глаз главы экспедиции, — Необходимы инициативные действия. Уставное ожидание более не продуктивно.

— Ты — такая же медная голова, как и те лаборанты, господин инициативный, — Зим протяжно вздохнул, — Не сгущай краски, здесь и так небо слишком тёмное. Про выдачу пайков — ты придумаешь, что сказать. А мы подождём. Подождем ещё неделю, потом ещё сократим пай. А после — посмотрим.

Как и ожидал Марш, старый доктор предпочёл плыть по течению. Но когда на кону стоят жизни людей и миссия — попустительство недопустимо. Марш взял Зима под локоть и повел в помещение к команде. Куратор собирался зачитать директиву о чрезвычайном положении под номером 3.7. Но его опередил восклик Гиррисона из-за приборной панели: "Господа, отвечает Земля!".