Неночь

– Слышать?

– Мы же сошлись на том, что это испытание, верно? Что Красная Церковь проверяет нас?

– Да, – двеймерец медленно кивнул. – Но в этом нет ничего удивительного. Твой шахид ведь готовил тебя к предстоящим испытаниям?

Мия резко дернула за поводья, когда Ублюдок попытался развернуться в пятый раз за пять минут.

– Старик Меркурио обожал устраивать проверки на прочность, – ответила она. – Каждая минута могла быть неким замаскированным испытанием[34]. Но дело в том, что он никогда не давал мне задач, с которыми я не могла бы справиться. Вряд ли Церковь чем-то отличается. Итак, какова наша единственная подсказка? Какая часть головоломки стала общей для нас?

– Последняя Надежда…

– Именно. Я сомневаюсь, что Церковь самодостаточна. Даже если они выращивают кое-что для пропитания сами, они нуждаются и в других припасах. Я копалась в трюмах «Кавалера» и обнаружила там товары, которые без надобности выродкам Последней Надежды. Думаю, у Церкви есть тут последователи. Может, они приглядывают за желающими вступить в их ряды, но, что важнее, они доставляют товары в крепость Церкви. Все, что нам нужно, это найти навьюченный караван, направляющийся в пустыню. И проследить за ним.

Трик осмотрел девушку с головы до ног и слабо улыбнулся.

– Мудрая Бледная Дочь.

– Не бойтесь, дон Трик. Я не позволю этому…

Двеймерец поднял руку и резко остановил Цветочка. Затем прищуренно посмотрел на бесплодные окрестности, сморщил нос и принюхался к шепчущему пустынному воздуху.

– Что такое? – Мия схватилась за свой кинжал из могильной кости.

Трик покачал головой, закрыл глаза и выдохнул.

– Незнакомый запах. Напоминает… старую кожу и мертв…

Ублюдок фыркнул и поднялся на дыбы. Мия вцепилась в седло и выругалась, как вдруг красный песок вокруг них взорвался, и из земли вырвалась дюжина щупалец. Шесть метров в длину, усеянные хваткими зазубренными когтями: они выглядели такими же иссушенными, как внутренности иглы черниломана.

Ублюдок испуганно заржал, когда один из кожистых отростков обвился вокруг его передней ноги, а второй сжал шею хваткой палача. Жеребец боролся, плюясь и брыкаясь, как дикое животное. Мия вновь взмыла вверх, перелетела через голову Ублюдка и покатилась к обладателю щупалец, вылезающему из песка и разевающему отвратительную крючковатую пасть. Воздух зазвенел от свистящего, гортанного ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-шипения.

– Песчаный кракен! – взревел Трик, хотя в этом не было особой нужды[35].

Мия достала стилет и ранила щупальце, пытавшееся убрать ее с дороги. Брызнула маслянистая кровь, и земля задрожала от громоподобного рева. Мия прокатилась между двумя смертоносными конечностями, увернулась от третьей и с одышкой пригнулась, занимая боевую позицию. Мистер Добряк выступил из ее тени, глядя на воцарившийся ужас, и тихо не-вздохнул.

– …Симпатяга…

Трик вытащил ятаган, спрыгнул со спины своего жеребца и замахнулся на щупальце, обвившееся вокруг ноги Ублюдка. Со звуком, напоминавшим удар засаленного хлыста, зверь вновь громко заревел, глядя на свой искалеченный отросток. Его глаза стали круглыми, как блюдца, пыльные жабры вздулись. Отрезанная конечность извивалась по земле, обрызгивая Трика вонючей сукровицей. Ублюдок опять заржал от страха, на его шее показалась кровь там, где ее сдавливало щупальце.

– Отпусти его! – закричала Мия, атакуя другой отросток.

– Отойди! – рявкнул на нее Трик.

– Отойти? Ты свихнулся?

– А ты? – Трик указал на ее кинжал. – Думаешь убить песчаного кракена своей зубочисткой? Пусть сожрет коня!

– В бездну! Я только что украла этого гребаного жеребца!

Проделав обманный маневр, Мия ударила по очередной когтистой конечности и пустила свежую кровь. Тварь замахала щупальцами и размазала недовольного Трика по песку. Девушка сжала кулаки, спешно окутывая себя тенями, чтобы избежать подобной участи. Эти когти выглядели достаточно острыми, чтобы продырявить боевого ходока[36].

Сильно раздосадованный этими маленькими тюфяками, набитыми мясом, и их острыми палочками, кракен по большей части сосредоточился на том, чтобы затащить свой породистый ужин – который, несомненно, теперь сокрушался, что был украден, даже больше, чем раньше, – под песок. Но когда Мия укуталась во тьму, чудовище издало оглушительный рев и вновь выскочило из земли, размахивая щупальцами во все стороны. Казалось, Мия окончательно его разозлила.

Трик выплюнул песок изо рта и выкрикнул предупреждение, пытаясь разрубить очередную конечность. Похоже, от тенистого плаща не было никакого проку – под ним Мия почти ослепла, а зверь все равно ее видел. Она позволила теням упасть со своих плеч, прыгнула к стонущему коню и покатилась по пыли. Девушка извивалась между лесом когтей и отростков под звуки свистящего шипения щупалец в воздухе, чувствуя волну почти неминуемых ударов, которые чудом не задевали лицо и горло. В этой буре она не знала настоящего страха. Просто увиливала и пригибалась, скользила и перекатывалась. Танец, которому научил ее Меркурио. Танец, которым она жила почти каждую перемену с тех пор, как ее отец совершил длинный прыжок с короткой веревкой.

Кувырок в пыли, переворот назад. Она прыгала между щупальцами, как дитя между дюжиной скакалок. Мия глянула на распахнутый клюв чудища, чье щелканье и рычание заглушало ржание Ублюдка, прислушалась к скрежету огромной туши, вылезающей из песка. Пыль царапала ей легкие, в воздухе витал запах влажной смерти и соленой кожи. Вдруг Мию осенило, и на ее губах заиграла улыбка. Резко рванув вперед и перепрыгнув через одно, два, три извивающихся отростка, девушка вскочила на спину жеребца.

– Зубы Пасти, она и вправду свихнулась… – выдохнул Трик.

Конь снова взбрыкнул, но Мия цеплялась за него ногами, руками и несокрушимой решимостью. Потянувшись к седельным мешкам, она схватила тяжелую банку с красным порошком. А затем, сделав глубокий вдох, замахнулась и кинула ее в пасть кракену.

Банка разбилась о клюв существа, и осколки вперемешку с порошком посыпались прямиком в глотку. Мия скатилась со спины Ублюдка, чтобы избежать нового удара, и поползла по песку. Воздух пронзил мучительный вой. Кракен отпустил жеребца и начал царапать и раздирать себе рот. Трик еще раз неуверенно пронзил его ятаганом, но зверь совершенно позабыл о своей добыче. Его большие глаза закатились, и он начал вертеться на песке, закапываясь глубже и глубже, завывая, как пес, вернувшийся домой после трудного рабочего дня, чтобы обнаружить в своей конуре другую псину, курящую его сигариллы в постели с его женой.

Мия поднялась на ноги, песок бурлил от дерганья кракена. Смахнув с глаз влажную от пота челку, улыбнулась, как безумная. Трик стоял с отвисшей челюстью, окровавленный ятаган вяло болтался в его руке, лицо было перепачкано в пыли.

– Что это было? – изумленно поинтересовался он.

– Ну, строго говоря, они не головоногие…

– Нет, я о том, что ты кинула ему в пасть.

Мия пожала плечами.

– Банку с «вдоводелом» Жирного Данио.

Трик моргнул пару раз.

– Ты только что одолела кошмар Пустыни Шепота банкой с молотым чили?

Мия кивнула.

– Обидно. Он действительно вкусный, а я украла лишь одну банку.

На минуту в пустыне воцарилась звенящая, недоверчивая тишина, наполненная фальшивой песней изматывающих ветров. А затем юноша разразился хохотом, и его грязное лицо озарилось белоснежной, как кость, улыбкой, и на щеках появились ямочки. Вытерев глаза, он смахнул капли темной крови с ятагана и ушел за Цветочком. Мия повернулась к своему украденному жеребцу, поднимающемуся с песка; его шея и передние ноги были залиты кровью. Девушка, пытаясь угомонить коня, обратилась к нему успокаивающим тоном, несмотря на то, что у нее в горле пересохло от пыли.

– Ты цел, мальчик?

34

Меркурио называл эти испытания «охотой за сокровищами», и хоть они варьировались по степени трудности и опасности для жизни и конечностей, злоключения Мии почти всегда начинались одинаково: она просыпалась с головной болью в незнакомой обстановке. Однажды, после урока по основам магнетизма, она очнулась в кромешной тьме городской канализации с одной лишь железной шпилькой и кусочком мела в качестве вспомогательных средств для поиска выхода. После шести месяцев обучения древнеашкахскому языку Мия проснулась на глубине пяти миль в некрополе Годсгрейва, чтобы обнаружить наполовину заполненный бурдюк воды и указания, как найти выход, написанные на ашкахском.

Естественно, хоть Меркурио и называл это «охотой за сокровищами», единственной наградой, которую можно было заполучить после пройденного испытания, было «продолжение существования». Тем не менее это помогало ученику стать необычайно самоотверженным.

35

Вопреки тому, что те безумные ученые, которым хватило духу изучать сверххищников ашкахской пустыни, называют их «песчаными кракенами», фактически они не являются головоногими. Кракены плавают в песке с той же легкостью, с какой их морские «родичи» – в воде, фильтруя кислород в земле с помощью специальных жабр. Питаются всем, что обладает средней скоростью бега, и славятся характером, которые многие описали бы как «несговорчивый».

Признанный эксперт в их изучении, Луресман Карло Рибизи, выдвинул теорию, что эти существа своего рода пустынные черви, мутировавшие благодаря магическим загрязнителям с руин Ашкахской империи. Рибизи утверждал, что чудища обладают интеллектом уровня собаки и, чтобы доказать свою теорию, поймал младенца песочного кракена, привез его в Великую Коллегию Годсгрейва и попытался обучить простейшим командам.

Рибизи построил каменные лабиринты, наполнил их землей и выпустил чудовище (которое назвал Альфи в честь любимого семейного питомца) на волю. Если Альфи успешно проходил лабиринт, то награждался пищей. Когда он подрос (при последнем зафиксированном измерении он был почти два метра в высоту), Рибизи соорудил более сложные модели лабиринта, добавив препятствия в виде защелок и калиток, чтобы доказать растущий интеллект зверя. К сожалению, одной неночью Альфи, использовав эти знания, сбежал из своей тюрьмы и погубил большую часть зоологического факультета, включая очень разочарованного Рибизи, прежде чем был уничтожен сильно озадаченными люминатами.

После этого случая правила о содержании диких животных на территории Коллегии значительно ужесточились.

36

Несмотря на то, что в Годсгрейве имеется с десяток боевых ходоков, этих механических гигантов Железной Коллегии держат незаправленными и неукомплектованными и используют лишь в случае крайней необходимости. Благодаря итрейской военной мощи и географическому положению Годсгрейва, на который можно напасть только с моря, присутствие машин в городе по большей части является формальным. За последние сорок настоящих ночей столичных боевых ходоков пускали в дело ровно два раза.

Первый – во время свержения короля Франциско XV. Когда новости о восстании разошлись, преданные монархии легионеры попытались взять дворец штурмом и спасти короля от нападавших. Пилоты-лоялисты (строго церемониальная должность в тот период) сдались сразу же, как узнали, что Франциско и вся его семья уже мертвы.

Во втором случае все началось с трех бутылок золотого вина и пьяного хвастовства перед потенциальной возлюбленной, которое переросло в неловкое столкновение с шестым Ребром (переломившимся у основания и упавшим в море) и закончилось быстрым судом и еще более быстрым распятием молодого человека.

И это при том, что дама не проявила к нему особого интереса…