Страница 11 из 72
"Ничего удивительного", - размышлял Седрик, орудуя киркой. Он сам не стал бы действовать по-другому, попытайся кто-нибудь при помощи силы отдирать куски от его тела.
Подчас у него даже складывалось впечатление, что стена только и ждала, что он, когда кончится его смена, повернется и отправится в казарму, чтобы тогда тайком от нее взять, да и нарастить такой же в точности кусочек, какой он отбил от нее, чтобы ему было чем заняться в течение четырнадцати часов следующей смены. И, разумеется, он не был одинок в своих подозрениях - но что с того? Не было здесь инстанции, к которой он и ему подобные могли бы апеллировать.
Седрик Сайдер был приговорен к пятидесяти метрам. Вынося ему этот приговор, все до единого судьи и остальные, присутствовавшие на этом, с позволения сказать, процессе, наперебой уверяли, что ему еще повезло, что эго приговор мягкий, даже чересчур. И действительно, они решили принять во внимание его давние заслуги терминатора, а также его верность правительству на Тау Кита, о которой не забыли, Тогда-то ему и пришлось услышать о других обвиняемых, которые были приговорены к двум сотням метров, а кое-кто получил даже пятьсот. В конце концов, что такое пятьдесят метров скал? Что стоит прорыть их? Не так уж это, должно быть, тяжело.
Однако сегодня он ужо знал, что не было ни малейшей разницы, сколько тебе предстояло прорыть - пятьсот метров, пятьсот километров или пять тысяч световых лет. Просто все эти градации, все эти отрезки пространства были не чем иным, как просто ядовитым сарказмом, издевательством по отношению к приговоренным, последней злой шуткой, которую можно было позволить себе отпустить на их счет.
Уже в самый первый день Седрик сделал для себя два важнейших открытия. Первое состояло в том, что работать ему предстояло, что называется, голыми руками. Единственными инструментами, которые имел в своем распоряжении заключенный, были старые кирки, совковые лопаты и не очень большое количество старинных лазерных буров, мощность которых была феноменальной. Если ты по недосмотру, после того как заканчивал смену, совал к себе в карман одну из этих неуклюжих штук, позабыв при этом ее выключить, то дырка в штанах тебе была обеспечена. Второе открытие состояло в том, что скальная порода, сквозь которую он был обязан прорыть пятидесятиметровый туннель к свободе, была лишь чуть мягче, чем подвергнутый плазменной обработке металл.
Если верить измерительным приборам, которые следили за тем, как продвигается его работа, Седрик сумел углубиться в штольню уже на целях четыре метра.
Четыре метра за два года!
А теперь было уже совсем легко вычислить если он не сбавит темп, то не пройдет и двенадцати лет - и он на свободе! Двенадцать лет! Но это было всего лишь теорией, арифметикой. А практика, которая только и принималась в расчет на Луне Хадриана, говорила о том, что здесь, внизу никто дольше четырех лет не выдерживал. И все дело было в бирании и в том медленном отравлении, которое было повсеместным явлением среди заключенных. Лучшим примером тому был Дункан. Три года (ну может быть, три с половиной) пребывал этот Дункан в рудниках, и даже самые что ни на есть убежденные оптимисты давали ему теперь дня два, от силы неделю. Впрочем, если Седрику и удастся пережить эти двенадцать лет, то Крофт наверняка подложит ему свинью, найдет предлог, чтобы задержать его здесь. И все лишь для того, чтобы, не дай Бог, не пострадала репутация и не был создан прецедент, что, дескать, на руднике выжил человек, заключенный, и сумел потом возвратиться с Луны Хадриана. Для Седрика была почти невероятной мысль, что здесь кто-то будет утруждать себя тем, чтобы помещать трупы умерших или погибших заключенных в контейнер и отправлять на кораблях на родину. Скорее всего их просто предпочитали бросать в какие-нибудь заброшенные шахты. Или же Крофт давал приказ поджаривать их и потом этим блюдом угощал своих офицеров о столовой.
Нет, шансы когда-либо выбраться отсюда равнялись нулю. Если бы его спросили сейчас, откуда он черпает силы, чтобы продолжать жить, оказавшись во мраке этой безысходности, то он скорее всего не смог бы дать на этот вопрос вразумительного ответа. Все заключенные рано или поздно сводили здесь счеты с жизнью. Таким образом, они в один миг могли положить конец своим страданиям и не дать фракции сардайкинов необходимое и ожидаемое от них количество бирания. Конечно, этого было маловато, но, по-видимому, не существовало другого средства отплатить своим мучителям.
Как бывший терминатор, Седрик не боялся смерти, но, задумай он покончить с жизнью, ему бы пришлось обратиться за помощью к троим йойодинам, которые тоже вкалывали в этом секторе Вот они бы с удовольствием помогли ему в этом, Или можно было попытаться полезть на рожон - скажем, оскорбить Шмиддера, который тоже наверняка помог бы ему, пальнув разок из своего луче мета.
Почему же он тогда не пошел по пути самоубийства, а предпочитал ежедневно сантиметр за сантиметром вгрызаться в камень, идя навстречу неминуемой смерти? Вполне вероятно, причиной была его мысль об отмщении, вора в то, что однажды он сможет отплатить тем, кто бросил его сюда.
Седрик понимал, что по сути своей мысль эта смехотворна, как и надежды, связанные с ней. Это наполняло его мрачным гневом заставлявшим с удвоенной силой молотить киркой по скале, пытаясь отколоть кусок побольше, Металлическая кирка выбивала искры и так болезненно вибрировала в руке, что он с трудом удерживал се.
Усилием воли Седрик подавил в себе гнев. Ему следовало быть чуточку поумнее и не расходовал силы попусту. Вдруг его глаза широко раскрылись, когда он увидел, что от стены внезапно стали отваливаться большие куски и падать прямо на него В последнюю секунду отпрыгнув в сторону, Седрик избежал опасности.
Упав на землю, он увидел, что туда, где он стоял еще мгновение назад, обрушивались тяжелые камни, вздымая клубы пыли.
Через несколько секунд наступила тишина, и Седрику стало ясно, что он еще раз сумел избежать смерти. Позади скалы, должно быть, есть трещина. Такое случилось с ним впервые.
Пыль медленно оседала. Седрик хотел было тут же встать, как вдруг его взгляд упал на матово поблескивавший обломок, упавший в метре от него и лежавший в пыли посреди других, более мелких обломков. Некоторое время он недоверчиво смотрел на него, пытаясь осмыслить происходящее. Это был явно кусок бирания, чистого бирания.