Кровавобородый

- Пойти в Казад Дум? Ну нет. - Даин со стуком опустил на стол тяжелую чашу. - Это безумие. Мы тогда стояли ратью целой у Морийских ворот…

- По колено в собственной крови! - перебил Кили, но Даин только мотнул головой.

- И все одно мы не вошли в Казад Дум, потому как армия там не поможет.

- И хорошо, потому что я не с армией пойду.

- Ты как все мальчишки, войной заняться хочешь, потому без нее негде силушкой поиграть да показать, на что годен.

Ярость загорелась у Кили в груди, и будто наново налились болью все заработанные им в кузнице и шахтах ожоги и шрамы.

- Мир на мне больше войны следов оставил!

Даин захохотал.

- А! Что и было говорено! Шрамами хвастаешь и за новыми рвешься, всего-то и дел!

- Ты не знаешь меня, и не тебе судить, кто я и за чем я рвусь.

Даин покачал головой, усмехнувшись.

- И то верно. Что ж, ты пришел услышать, что такого увидал я за вратами Казад Дума? Отвечу - ничего. За пару мгновений едва ли прозришь до дна, что там да как, да и нечего там видеть было, только темнота да орочьи недобитки. Но... - Даин умолк, и глубокая хмурая складка тенью прочертила его лоб. - Бывает, входишь в дом, и там тихо, и света не видно, а все одно ясно — хозяева дома. Я ощутил это тогда, у Ворот. Хозяин дома, там, в некогда наших чертогах, и мы против него — мыши в амбаре, а не ровня ему.

Кили нехорошо улыбнулся в ответ.

- Если у мышей будут железные шкуры и стальные клыки, любому хозяину придется несладко.

- Я не шучу вовсе, - мрачно сказал Даин. - Ужасом шпарило оттуда, как жаром от кузнечного горна! Погибель Дьюрина - не какие-то гоблины, сколько бы их ни засело в Казад Думе. Я сказал тогда - повторю и сейчас: нашими силами это зло не одолеть.

- Не узнаем, пока не попробуем! - ответил Кили, нетерпеливо его дослушав.

Даин хорошенько плеснул себе еще, золотом брызнули в сторону пьяные капли.

- Когда ты покинешь Эребор, - заговорил он, поверх кубка глядя на Кили, - кого ты оставишь вместо себя?


Кили, слушавшему его, внутренне подобравшись и готовясь к спору, показалось, что он имел в виду больше, чем сказал.

- Моя мать оставалась вместо Торина наместницей в Синих горах, власть ей привычна, - ответил он, к этому вопросу готовый. - Двалин поможет ей.

Даин кивнул, но вопрос во взгляде его не потух отвеченным.

- А когда ты покинешь Эребор навсегда, кого ты тогда после себя оставишь править? - спросил он, внимательно глядя Кили в лицо.

Об этом Кили не приходило в голову даже подумать. Его не интересовало, что будет даже завтра, уж тем более в то неведомое завтра незнамо сколько «сегодня» спустя, когда он не откроет больше глаза. Но слова Даина задели в нем струну единственного чувства, к которому он прислушивался. Торин отдал жизнь за Эребор, за то, чтобы снова род его правил в этих драгоценных чертогах. На нем, Кили, род этот обрывался, но ему больше по сердцу было влить кровь свою в глину и вызвать к жизни эту статую темными чарами из жутких сказок, что бают долгой зимой, чем дать линии Трора иное продление.

Не услышав ответа, Даин устало покачал головой.

- Я думал, у тебя может получиться. Думал, ты можешь стать неплохим вождем, потому что тот, кто в кровь нырял за короной, уже знает, что она вовсе не хороша на вкус, и не станет рваться проливать ее снова. Напившись на тризнах, похоронив семью, уж можно было б нажраться смерти досыта. Я ошибся, как видно.

Возмущение и горячая обида покатились к губам Кили негодующим возгласом:

- Так-то ты думал, когда дядя затевал свой поход? - воскликнул он. - Что ж тогда не бросил нас умирать вместе с эльфами и людьми в той битве, раз так не желаешь лить кровь? Или думал сам в кровь эту нырнуть за эреборской короной?

Даин ничуть не изменился в лице, и голос его был устало тяжел, когда он сказал, медленно и раздельно:

- Я выдрал бы тебя за уши, Кили, Король под Горой, первый своего имени. Да вот не знаю, где они у тебя, уж слишком ты глух.


***

Тем же вечером Кили собрался в обратный путь. Он явился с совсем маленьким отрядом - и вовсе один бы поехал, но Балин настоял - так что сборы много времени не заняли. Даин дал ему старые карты и планы, свитки памяти, хранившие речи бывавших в Мглистых горах и окрестностях и воспоминания о былом величии королевства под ними - единственную помощь, которую Железные холмы пожелали ему оказать. Кили был в конюшнях, ждал, пока спустятся спутники его, посланные за пергаментной ношей этой, когда дверь отворилась, и он, вздрогнув, увидел Нали.

- Слышала, уезжаешь, - вымолвила она. - Дай, думаю, попрощаюсь.

Кили молча кивнул на это. Она засмеялась, глядя на него с понимающим вызовом.

- Не хочешь разговаривать. А может, я королевская дочка и ровня тебе!

- Я жалею о том, что случилось, - с трудом заставив себя заговорить, ответил Кили. - Кем бы ты ни была.

- Знаю. Я могу быть кем угодно - я ж все одно не она.

- Не кто?

- Сказочная девица, эльфья красавица, - Нали дернула плечом. - Кого ты себе придумал.

Страх, мгновенно перелившийся в стыд, драконьим жаром опалил Кили лицо.

- Откуда ты знаешь?

- Ты сам мне рассказал. Ты много говорил ночью. Про брата, про битву, про ту чудесную девицу… Тебе нужно было хоть маленько любви, как оголодавшему - еды какой угодно. Но больное тело-то не удержит ведь ломоть оленины пряной или еще чего сложно сготовленного, так что приходится вместо того глотать жидкий взвар мясной, чтоб переварить получилось. В постели только тот взвар и бывает. Ну а готовить тебе чего помудреней я б не стала.