Страница 11 из 20
– Дайте хлеба или потроха королевы!
– Свернем шею этой потаскухе! Смерть ей!
В каждой деревне вакханки, бросив выкрашенные в красный цвет пушки, разбивали витрины, грабили винные погреба и опустошали бутылки…
Обыватели, спрятавшись за закрытыми ставнями домов, с беспокойством спрашивали друг друга:
– Что это за пьяные бабы? Откуда у них пушки? Кто же это руководит ими?
Одни думали, что за всем этим стоят некоторые депутаты парламента. Другие утверждали, что это торговцы мукой, создав беспорядки, хотят таким образом нажиться. Но никому и в голову не могло прийти, что эта ревущая толпа могла быть подкуплена принцем крови и что она была предвестницей Революции.
Когда толпа приблизилась к дворцу и Майар затянул знаменитую песню «Да здравствует Генрих IV», стало заметно, что многие из поющих были сильно пьяны…
Девицы из Пале-Рояля, не теряя времени, занялись тем делом, ради которого их и наняли. Приставая к солдатам Фландрского полка, они стали отдаваться им под сенью деревьев среди пустых бутылок и пропитанных салом обрывков бумаги. Аллеи, которые вели к дворцу, стали похожи на ярмарку. Там пили, горланили песни, без всякого стыда занимались любовью…
Вечером Людовик XVI принял в зале Совета делегацию из пяти женщин. Луизон Шабри, совсем юная работница, которая должна была говорить, настолько смутилась при виде короля, что невнятно прошептала:
– Хлеба…
И упала в обморок.
Когда она пришла в себя, Людовик XVI вежливо сказал:
– Бедные мои женщины, у меня в карманах хлеба нет. Но вы можете пойти в кладовую, и там вы найдете что-нибудь из съестного. Запасы там не столь велики, как было раньше, но возьмите все то, что найдете…
Затем сообщил им, что уже дал указание привезти в Париж зерно из Санлиса, и поцеловал Луизон.
Пятеро женщин, очень довольные результатом переговоров, покинули дворец.
– Да здравствует наш добрый король, – воскликнули они. – Завтра у нас будет хлеб.
Мегеры и потаскухи, придя в ярость от того, какой оборот грозили принять события, обвинили Луизон и ее спутниц в том, что они продались королю. Избивая и осыпая оскорблениями, их поволокли к фонарям, чтобы вздернуть за предательство интересов народа. Стоявшему на посту возле решетки офицеру с трудом удалось вырвать их из рук толпы, когда им уже надели на шею подвязки для чулок.
А пока мегеры продолжали вопить у дворца, Майар собрал самых симпатичных проституток, чтобы повести их в Учредительное собрание. Таких набралось с сотню, и к ним, по несчастью, присоединились несколько торговок.
Прибытие этого женского отряда в зал, где проходило заседание, привело депутатов в неописуемое смятение.
– Постойте, ребятки, – обратились к ним девицы, – сейчас мы займемся с вами любовью!
Председатель заседания, увидев, как эти, в большинстве своем пьяные, проститутки устроились на скамьях, стали блевать, дразнить представителей народа, немедленно ретировался из зала.
И тут же некая женщина по имени Ландель уселась на его место и, тряся колокольчиком, закричала:
– Подходите, подходите сюда, избранники народа! Я дам вам слово!
Несколько возмущенных депутатов покинули зал. Другие же, уйти которым не давали усевшиеся им на колени, обнимавшие их и дарившие им тысячи «непристойных ласк» девицы, были вынуждены остаться в зале.
Буквально на каждой скамье развернулись эротично-бурлескные сцены. Проститутки, задирая юбки, стали показывать всем и каждому источник своих доходов и существования. Этим они, естественно, вызвали большое оживление и смущение депутатов…
Вскоре те, в чьих жилах текла горячая кровь, дали себя соблазнить… За ними капитулировали все остальные… И за два часа зал заседаний Учредительного собрания был превращен в большой «крольчатник».
После этой оргии каждый представитель народа возвращался к месту своего проживания в сопровождении одной или нескольких потаскух; рассказывали, что самая разнузданная вакханалия имела место в некоем банном заведении…
В конечном счете все депутаты остались довольны этой любовной интермедией. Все, кроме одного, который боялся женщин и в свои тридцать один год был столь же невинен, как и при рождении. Звали его Максимилиан Робеспьер.
Бедняга этот был поначалу в крайне затруднительном положении, особенно когда одна из девиц нахально уселась к нему на колени. Опасаясь того, что он не сможет сделать все, что от него требовалось, он ограничился тем, что стал вести с ней разговор о политике и комментировать события прошедшего дня. Вечером он все-таки немного развеселился и впустил ее в свою комнату, где и потерял – как и кое-что другое – свою застенчивость.
На следующее утро старухи, торговки и проститутки снова собрались перед дворцом. Вооружившись пиками, палками и дубинками, они выкрикивали:
– Смерть им! Отрубить голову королеве, отбить ей печенку!
Некоторые предлагали сделать кокарды из кишок «этой чертовой шлюхи».
В десять часов утра на балконе появился король. Он объявил, что дает согласие на то, чтобы переехать в Париж, где отныне и будет его постоянная резиденция…
Толпа громкими криками выразила радость по поводу своей победы, а Людовик XVI понуро вернулся в свои апартаменты. Империя, существовавшая в течение тринадцати веков, рушилась…
Спустя два часа монархи в окружении растрепанных горлопанок направились в столицу.
Это двигалась на Париж Революция…
Перед королевской каретой женщины несли на остриях пик головы двух стражников, зарезанных утром. А позади шествия ехала карета, в которой сидел, вжавшись в стенку, человек, с ненавистью смотревший на эту бесновавшуюся чернь, оскорблявшую самое любимое им существо на свете. Это был Ферсан.
Сжимая в руке эфес шпаги, он готов был броситься в толпу и отдать жизнь за Марию Антуанетту…
При въезде в Париж толпы народа приветствовали «булочника, булочницу и подмастерье булочника». Но друзья Филиппа Орлеанского в нескольких местах по пути следования королевской кареты организовали достойные сожаления инциденты. В Отейле какие-то бродяги оплевали карету, в Шайо рабочий-булочник стал бросать в лошадей гнилые фрукты, а на улице Сент-Оноре одна проститутка, задрав юбки, продемонстрировала шокированной королевской чете свой зад…
Вечером того же дня некоторые члены Учредительного собрания с восторгом обсуждали эти события…
Они, конечно, несколько поумерили бы свою радость, если бы знали, что почти все депутаты были заражены «дурной болезнью», которой щедро наградили их девицы сержанта Майара…
Глава 4
Теруань де Мерикур – Мессалина13 Революции
В некоторые моменты ее истерия имела гражданскую направленность.
Пока Учредительное собрание продолжало свою работу, а аристократия, последовав примеру графа д’Артуа, начала перебираться за границу, гнев народный, ловко используемый и умело направляемый, вырос до устрашающих размеров. Стали слышаться требования казнить королевскую семью, перевешать на фонарях всех дворян и снести головы церковникам…
Франция была охвачена неуемной жаждой убийства. Кто-то из депутатов даже воскликнул однажды:
– Я считаю настоящими патриотами только тех, кто, как и я, в состоянии выпить стакан крови врага!
Это был поистине неожиданный критерий оценки патриотических чувств…
Следует сказать, что среди простых негодующих людей в толпе постоянно сновали крайне подозрительные лица, прибывавшие из провинции или из-за границы в надежде поживиться награбленным46. Среди них особенно много было крайне опущенных женщин.
Именно женщины были главными виновницами всех тех жестокостей, которые были совершены во времена Французской революции. Без их участия тот переворот, встряхнувший всю страну, не был бы столь кровавым. Без их участия не было бы Террора. Без них, возможно, не был бы отправлен на гильотину Людовик XVI…